Агрессор - Энди Макнаб

— Твою мать! Твою мать! Твою мать!

Я поднял руку. Раздалось шипение, словно воздух выходил из пробитого колеса, — и фонтан крови. Пуля, несомненно, прошла через одно из его легких, а может, и через оба. Кислород попадал в грудную клетку через все раны. Пока я держал руку на груди, ему некуда было выходить. Давление в груди было таким сильным, что, когда он вдыхал, легким и сердцу просто некуда было расширяться.

Я перевернул его на правый бок; кровь, попавшая ему в легкое, вылилась, словно молоко из разбитого кувшина.

Я перевернул его снова на спину и закрыл рану.

Он терял сознание.

Глава одиннадцатая

Мне нужно было продолжать пытаться его спасти.

— Все о'кей, ты можешь снова говорить со мной, дружище.

Ответа не последовало.

— Эй, ну давай же, говори со мной, ты, старая манда!

Я схватил его за короткие баки. Ответа не было.

Я поднял его веки. Зрачки были такими узкими, что я едва рассмотрел их. Его дыхание стало очень быстрым и неровным, сердце работало с бешеной скоростью, чтобы перегонять ту кровь, что осталась. В его груди будет собираться все больше и больше крови, и это убьет его.

Я прислушался к его дыханию.

— Дай мне знак, что ты меня слышишь, дружище… Дай знак…

Ответа не было.

— Я понесу тебя, дружище… мы скоро выберемся отсюда. Скоро уже будем в самолете, вернемся в Брисбен… О'кей, о'кей? Дай мне знак, покажи мне, что ты жив.

Ничего.

Я поднял веко, прощупал пульс. Ничего не было. Я прикоснулся к его лицу, на нем застыла улыбка. И этого знака мне было достаточно.

— Скоро уже, ты, старый дурак. Скоро будем дома.

Я взял в руки РПК и побежал вниз по холму. Я вытащил магазин и проверил количество патронов. Их оставалось около десяти. Я переключил предохранитель в первое положение. Приходилось считать каждый патрон.

Я направился немного левее, в сторону машин.

Где-то метрах в ста Бастард, качаясь из стороны в сторону, шел, спотыкаясь вдоль дороги, размахивая при этом руками, чтобы не потерять равновесие.

Я побежал за ним, держась в тени деревьев. Он упал и на секунду забарахтался на земле, как перевернутая на спину черепаха.

Я замедлил ход, пытаясь найти впереди хорошую позицию для огневой точки. Наконец-то он достиг талимобиля. Я смотрел, как он подошел к водительскому месту и забрался внутрь.

Я снова поставил пулемет на землю и лег сам. Он был в положении дальнего боя: триста метров.

Я чувствовал себя на удивление спокойно, когда приложил приклад к плечу, закрыл левый глаз и прицелился.

Как я и предполагал, он не был специалистом по угону автомобилей. Он вылез из машины и пнул ногой левое крыло в расстроенных чувствах, после чего направился к «ладе». Спустя пару секунд двигатель сделал пару оборотов и снова заглох.

Намокли свечи. Скорее всего именно поэтому он и остановился здесь, и с тех пор ничего не изменилось. Он все продолжал и продолжал поворачивать ключ зажигания, но аккумулятор садился, и оборотов становилось все меньше и меньше.

Ветер уносил все звуки в сторону деревьев, но я сидел и наблюдал, как он с яростным криком бил рукой по рулевому колесу.

Он вылез из машины и направился в сторону нефтепровода. Не имело никакого значения, что он задумал, — его планам не суждено было сбыться.

Мои глаза сфокусировались на его массивном теле. Закрыв левый глаз, я целился ему прямо в живот.

Я нажал на курок, вдохнул, задержал дыхание.

Мушку было видно отлично, а Бастард был немного размыт.

Идеально.

Я второй раз нажал на курок.

Пулемет ткнулся мне в плечо, а Бастард упал.

Сначала он не двигался, но уже через мгновение его ноги начали месить грязь.

Я встал. Уперев пулемет в плечо, я направился к нему.

Он пополз в сторону, вдоль шрама нефтепровода, инстинкт уводил его от опасности. Я сомневаюсь, что он делал это сознательно.

Он видел, что я приближался.

Он остановился и перевернулся на бок.

Темная, обескислороженная кровь сочилась из его живота на покрытый хромом Пустынный Орел, торчавший у него за поясом.

Я поднял пулемет, не спуская глаз с девятимиллиметрового.

Я был всего в нескольких метрах от него, когда он поднял руку. Он берег дыхание до того момента, когда можно будет поговорить.

— Ник, я поделюсь с тобой полумиллионом… Чак получил свои полмилл…

Я хотел, чтобы он расставил все точки над «i».

— Мне жаль, что так вышло на кладбище, но я получил половину этих денег… мне нужно было прибрать за собой… зачистить концы…

Он все еще держал руки поднятыми вверх, но уже скорее это был жест мольбы, чем самозащиты.

— Вы уже получили две с половиной сотни, так ведь? Ты говорил, что вы их поделите. Я отдам тебе еще двести пятьдесят… Ты получишь больше всех…

Я услышал вдалеке шум вертолетных двигателей. Бастард тоже их расслышал.

— Слушай, Ник, я тебе вот что скажу — я тебе все отдам… Отвези меня в Стамбул, я организую проезд. Давай, старик.

Не опуская рук, он показал на карман своей куртки.

— Я тебе даже кассету отдам. Ты не дурак, Ник. Ты знаешь, что это хорошая сделка. Подумай об этом. Чак мертв. Тебе теперь нужно подумать о себе.

Это парень никогда не сдавался.

Я поднял РПК.

— Не называй его Чаком.

Я видел, как расслабилось его лицо.

— Да пошел ты!

Он вдруг опустил руки и потянулся за пистолетом Кобы.

Я нажал на курок.

Необходимости проверять пульс не было.

Я бросил РПК на землю и побежал снова в тень деревьев. Мне нужно было найти Чарли, пока окончательно не стемнело.

Я должен был это сделать.

Я обещал Хэйзл привезти его домой.

Эпилог

Ферма.

Три недели спустя.

Это были простые похороны.

Хэйзл и Джули окунулись в организацию всех деталей, вплоть до того, что наняли у строителей машину, чтобы Алан мог выкопать для Чарли могилу. Думаю, это немного придержало их демонов, позволило им обеим еще немного побыть в своем мыльном пузыре.

Вчера не оказалось свободных священников, поэтому не состоялся и молебен. Мы просто постояли вокруг гроба возле могилы, и каждый сказал по несколько слов, после чего мы опустили его в землю. Хэйзл и Джули держали одну связку веревок, а Алан и я другую.

Все было сделано очень скромно, именно так, как хотел бы того этот зажимистый йоркширец. Силки отвечала за музыку. Из автоприцепа, стоявшего неподалеку, донеслось несколько его любимых песен группы ABBA, и я вдруг подумал о том, как там вели себя его диско-ручки, когда вслед за этим донеслась песня группы Boney М «Brown Girl In The Ring». И именно в этот момент Хэйзл не выдержала. Внуки ничего не могли понять. Они думали, что это была ее любимая песня.

Алан занимался закупкой продуктов. Еда была отличной, но дети сказали, что шашлык в исполнении их отца был хуже, чем когда его готовил дедушка.

Позже Алан включил детям DVD, но мы смотрели его все вместе. Мы чувствовали себя опустошенными для того, чтобы заниматься чем-то еще, и поэтому девяносто минут «Шрека» показались нам какими-то нереальными. В это время мы не думали об ушедших друзьях.

К тому времени, когда Алан и Хэйзл повели детей спать, я был выжат как лимон. Я сидел рядом с Силки и смотрел, как разрозненные образы мелькали на экране, и время от времени слушал, что говорил голос за кадром. Это был ночной выпуск новостей: президент Буш заехал в Грузию на обратном пути из Москвы, после празднования годовщины победы во Второй мировой войне. Это событие освещалось для Си-Эн-Эн местным репортером, номинированной на Эмми Наной Онани.

Я набрал ее имя в Google на стареньком компьютере Чарли. Спецвыпуск «60 минут» таки вышел в эфир, имена были названы. Были обещаны сейсмические перемены, но, естественно, никаких перемен до сих пор не произошло. Двоих из тех парней перевели на другую работу, а остальные четверо ушли на пенсию, чтобы проводить больше времени с семьями на своих государственных дачах.

На Акаки Google тоже выдал несколько результатов, но их было гораздо меньше, чем на Зураба Базгадзе. Его похороны были намного более пышными, чем похороны Чарли. На Джима Д. «Зовите-Меня-Бастер» Бастендорфа Google результатов не выдал.

Я прогуливался с Хэйзл в последний раз. Место для могилы было выбрано среди эвкалиптов, огороженных низеньким белым заборчиком. Она все обдумала, побеспокоилась о том, чтобы и для нее там осталось место, когда придет время.

Уже смеркалось, солнце стояло над самым горизонтом. На кроваво-красной линии горизонта табун лошадей вздымал облака пыли.

Я начал рассказывать ей о том, как он хотел поскорее вернуться домой, когда я нашел его.

— Но что-то остановило его, Хэйзл. Я думаю, я понимаю что. Мне тоже этого не хватало в какой-то степени. Знаешь, когда занимаешься чем-то, чем до этого занимался очень долго, то чувствуешь себя при этом… уютно. Там, с ним я чувствовал себя в большей степени дома, чем за многие последние годы. Мне жаль: я не попытался сделать все возможное, чтобы уговорить его бросил, все и уехать. Я был эгоистом. Я хотел пойти с ним вторым номером.