Воин - Дмитрий Колосов

Проиграв в борьбе за престол, Клеомброт заметно помрачнел и стал реже появляться на людях. Сказываясь больным, он предпочитал обедать дома. Из уважения к Леониду геронты позволили царскому брату не присутствовать на фидитиях. Зато Павсаний был всегда рядом с царем и со временем сделался незаменимым советником. Вел он себя безукоризненно, но Еврит не раз замечал неприязненные взгляды, которые Павсаний бросал на более удачливого родича, преградившего ему путь к царскому трону. Поговаривали и о любви Павсания к ярким безделушкам. Сын Клеомброта единственный оставил у себя золотой перстень, подаренный ему в числе прочих знатных спартиатов сиракузскими послами три года назад. Геронты и эфоры все как один бросили грязные безделушки в Грязный колодец, Павсаний же потихоньку спрятал свой перстень в крепиду[57]. Этого никто не заметил, кроме Еврита, который был вынужден промолчать, так как герусия вряд ли бы прислушалась к обвинению ирена против эфора и царского родственника. Но предубеждение юноши против Павсания стало еще сильнее. Человек, тянущийся к золоту, не остановится ни перед чем, даже перед предательством. Еврит был уверен в этом.

Внезапно Павсаний, почувствовавший пристальный взгляд, перевел взор на юношу. Безопасней было отвернуться, но Еврит упорно смотрел в глаза эфору, словно желая заглянуть ему в душу. И тот не выдержал этой борьбы и первый отворотил голову в сторону.

Слушавшие рассказ Гилиппа спартиаты не обратили внимания на этот безмолвный поединок. Лишь Креофил успел заметить, как Везунчик привела смущение самого Павсания. Он запомнил это и отложил в уме — когда-нибудь пригодится.

Рассказ Гилиппа, прерываемый короткими взрывами смеха, подходил к финалу, когда в залу вошел невысокий смуглый человек с властным выражением лица. Это был Леотихид, царь из рода Гераклидов. Гераклиды издавна недолюбливали Агиадов, к коим принадлежал и Леонид, и Павсаний. Должно было произойти действительно нечто очень тревожное, чтобы Леотихид пришел в дом царя-соперника. Предчувствуя беду, Леонид привстал со своего места.

— Мидяне?

— Да. Сторожа донесли, что их посольство миновало Скирос.

И спартиаты поняли — грядет война.

Не столь часто приходилось Евриту скакать на лошади. В спартанском войске всадников мало — место спартиата в фаланге. Лишь триста голеев, чьи ноги были изранены в схватках и уже не столь уверенно, как прежде, попирали землю, составляли небольшой корпус всадников-агатоергов[58]. Вспомогательные отряды конницы набирали из периэков-скириатов[59]. Именно скириаты обычно гарцуют на конях, вызывая неумную зависть миллиренов.

Еврит еще раз убедился во мнении, что лошадь не самое удобное средство передвижения. Впрочем, как и корабль. Гоплиту куда привычнее полагаться на собственные ноги. Копыта коней не отмерили и трех оргий[60], а в животе спартиата уже клокотало. Кроме этого, он здорово намял зад. Поэтому Еврит с завистью смотрел на скачущего неподалеку Леонида. Царь держался в седле так, словно родился скифом. Его мощное тело колыхалось в такт движениям коня, волна русых волос развевалась под ударами потоков ветра, а ноги время от времени врезались в бока скакуна, заставляя его умерить гордый нрав. Дикий необъезженный жеребец из Никейской долины косил на всадника бархатистым глазом, с розовых губ, перехваченных удилами, слетала пена. Отдаваясь всецело страсти скачки, царь ударил пятками в конские бока и умчался вперед.

Мерно трусящий на смирной кобыле Еврит лишь вздохнул. Ему бы научиться всем этим премудростям хотя бы вполовину так хорошо, как это делает Леонид.

Кавалькада всадников двигалась по дороге на север — навстречу мидийскому посольству. Вскоре отряд должен будет разделиться. Одна часть во главе с эфором Гилиппом организует торжественную встречу посольства. Леонид и Павсаний продолжат путь к Истму. Через два дня они будут в Афинах.

Известие о приезде послов застало Спарту врасплох. Дабы не терять время, Леонид не стал собирать агатоергов, а посадил на коней спартиатов, что обедали в его доме. Таким образом в число встречающих посольство невольно попал и Еврит.

Пестро разодетых всадников спартиаты заметили издалека. Повинуясь приказу царя кавалькада застыла на месте. Леонид коротко пошептался с Гилиппом и направил своего коня в лощину меж холмами. Павсаний и четверо телохранителей последовали за ним. Дождавшись, когда они исчезнут из виду, Гилипп скомандовал:

— Вперед!

Расстояние, отделявшее их от послов, спартиаты пролетели в считанные мгновения. Сдерживая разгоряченных лошадей, они окружили непрошенных гостей. Еврит впервые получил возможность разглядеть мидян, о которых немало слышал прежде.

Послов было двое. Они выделялись среди прочих всадников особо пышной одеждой. На них были ярко-синие, украшенные дорогой вышивкой хламиды, золотые пояса, красные сафьяновые сапожки. Внешне послы сильно различались между собой. Физиономия одного, того, что потолще, была сытой и глуповатой. Судя по всему, этот мидянин любил поесть-попить и не отличался остротой ума. Второй был настоящий воин. Небольшая рыжая борода не могла скрыть его волевого подбородка; проницательные глаза стремительно обежали спартиатов, словно прикидывая, чего они стоят. На поясе у этого посла висела сабля в золоченых, но порядком потертых ножнах. В отличие от парадного, украшенного бирюзой кинжала толстяка, это было прекрасное боевое оружие и, судя по всему, мидянин не раз пускал его в ход.

Рядом с послами суетился обеспокоенный столь бурной встречей переводчик-эллин, а сзади застыли в тревожном ожидании слуги и воины, вооруженные копьями, мечами и луками. Несмотря на численное превосходство спартиатов, мидяне были готовы постоять за себя и своих хозяев.

Когда улеглась пыль, поднятая конскими копытами, от отряда спартиатов отделился Гилипп. В тот же миг к нему подскочил толмач. Перебросившись несколькими фразами, они подъехали к послам. Гилипп представился:

— Я Гилипп, эфор Лаконии.

Скупые слова, бесстрастное выражение лица, мускулистая фигура, мощь которой не мог скрыть тонкий хитон, произвели на послов должное впечатление. Толстяк поклонился и произнес длинную тираду. Толмач, судя по выговору фиванец, перевел ее, безуспешно стараясь сделать как можно более краткой.

— Посол великого и могущественного, сияющего подобно солнцу, царя царей, владыки Востока Ксеркса Абрадат выражает свою искреннюю радость по поводу встречи с храбрым слугой спартанского царя, слава о великодушии и мудрости которого, дошла до стен Парсы, и желает узнать, благоденствует ли он.