Голая королева - Татьяна Гармаш-Роффе

Книжку Кис отложил в сторону, мельком подумав: должно быть, что-то вроде русской сказки о волке и царевне, сюжеты гуляют по странам и народам, – и принялся за тетради. В одной из них оказалось четыре телефона на последней странице, записанных корявым и еще детским почерком.

Кис переписал на всякий случай, хотя мать Филиппа, проходя мимо, буркнула, что ни с кем из старых друзей сын не общается и что детектив напрасно теряет здесь свое время, поскольку милиция забрала его старую записную книжку и уже все проверила.

Кис и сам знал, но все же решил позвонить по тетрадочным номерам.

Двое из бывших одноклассников Филиппа уже давно не жили с родителями, и Кис записывал новые телефоны под недовольные комментарии: «Да ведь милиция уже спрашивала!» – и заверения, что их чада не имеют ничего общего с Филиппом на протяжении последних десяти лет. Третий парень с трудом вспомнил, о ком шла речь; четвертого не было дома, и его мать гордо сообщила, что сынок за границей, концерты дает, так что поговорить с ним нет никакой возможности, она и милиции так сказала…

Кис уж было собрался повесить трубку, как новая мысль осенила его, и Кис принялся любезничать с женщиной, польстив ей расспросами о таком замечательном сыне, который дает концерты за границей…

Любящая мамаша охотно поведала детективу, что сынок, Николаша, закончил консерваторию и принят в один известный оркестр, вот ведь счастье, иметь талантливого сына, а она, к стыду своему, еще не забыла, как ругалась когда-то, когда сын дудел без конца в саксофон… Вот был бы ужас, послушайся он ее тогда! Выходит, что иногда непослушание приводит к хорошим результатам, кто бы мог подумать? Николаша, бедный, тогда чуть не на все лето уехал с товарищем в деревню, чтобы ему играть не мешали! И был в итоге прав!

Кис с трудом втиснул вопрос в восторженную речь Николашиной мамы.

– Филиппа помню, а как же! Это же как раз он тогда с моим Николашей лето проводил в деревне… Нет, что вы, Николаша туда больше не ездит, там, знаете, такая развалюха, ни жить нельзя, ни продать – глухомань, последние соседи, чай, померли с тех пор… А дом такой, чуть дунешь – развалится, стоит в глухом лесу, любой может залезть, и мы с мужем тоже туда не ездим – боимся…

Кис попросил адрес. Это было далеко, под Калязином.

Разъединившись, Кис призадумался. Филипп, теоретически, мог скрываться там, в этом доме. Собственно, лучше не придумаешь – стоит, как сказала Николашина мама, в глухом лесу… Возможно, именно там он и отсиделся после тройного убийства, залечивая ногу, которую по меньшей мере сильно ушиб, если не сломал…

Но теперь – если это и впрямь Филипп вертится вокруг дома, где живет Алина, – он должен ночевать где-то в городе! Потому как для постоянных разъездов из этой глухой деревни в Москву деньги нужны на поезд-автобус, а Филипп вряд ли готов сорить ими без надобности; да и риск немалый – портретиками Филиппа снабжена вся милиция, включая железнодорожную…

На всякий случай Кис потревожил приятеля с Петровки, Серегу, и сообщил ему адрес «развалюхи» – у них на Петровке людей много, вот пусть и разъезжают. А сам он все же решил наведаться на квартиру Филиппа.

Собственно, никакой квартиры у Филиппа не было – жил он в комнате в коммуналке из четырех семей. Кис уже однажды побывал там, в Китайгородских переулках, несколько месяцев назад, когда в поисках пропавшей Алины пытался обнаружить местонахождение компании. И теперь он рассчитывал не столько там Филиппа застать, сколько с соседями побеседовать.

Однако на его продолжительные звонки по всем четырем кнопкам никто не отозвался, и Кис, удивленный и разочарованный, потащился в Замоскворечье – подежурить в поисках «хмыря» и переждать несколько часов – авось к вечеру кто-нибудь да появится в коммуналке!

Он проболтался по улочкам часа три, высматривая кепи и черные очки…

Но так и не увидел.

…Молоденькая продавщица с завистливым удивлением поглядывала на Алекса. Вчера эта странная покупательница сбегала от какого-то поклонника, сегодня она пришла с другим… С мужем?

Как же, будет муж час торчать у примерочной кабинки и, глядя в щелку занавески, восхищенно смотреть на каждый вариант ее туалета! Вон, аж разрумянился от счастья, глаза блестят… Так бы, наверное, ее и трахнул прямо в кабинке – до того глазами проел!..

Алекс пребывал в состоянии не изведанного ранее блаженства. Лина удивительно менялась с каждой новой вещью. В ней появилась – или была всегда, а он просто не замечал? – способность артистично принимать любой новый стиль, и тогда в ней преображалось все: походка, взгляд, посадка головы. Юная и порочная Лолита сменялась деловой дамой, томная богемная девица превращалась в светскую неприступную львицу. Его заворожил этот спектакль изменений, полный пряной женственности и головокружительного эротизма. Лина, вдохновленная его взглядом, была в ударе, и, в конце концов, они вышли из магазина в обнимку, нагруженные пакетами, провожаемые завистливыми взглядами всех особей женского пола, находящихся в магазине и окрестностях.

И совершенно неудивительно, что, занятые друг другом, они не смотрели по сторонам и не могли видеть, как на противоположной стороне улице бессильно привалился и сполз по стене дома вполне приличный, хорошо одетый молодой человек с аккуратно остриженными темными волосами и долго провожал их побелевшими от безысходной ярости и тоски глазами с черными, безумными, булавочными точками зрачков…

…Бесплодные старания Киса были, однако, к концу дня вознаграждены идиллическим зрелищем: он увидел Алекса с Алиной, возвращавшихся из магазина с покупками. Он окликать их не стал: иначе пришлось бы объяснять свое присутствие на этой улице. Да и не хотелось им мешать… Они словно парили над улицей, и от них веяло таким счастьем, что, казалось, все прохожие приостанавливались и провожали их взглядами и завистливыми вздохами. Какому-то молодому человеку стало плохо, похоже – с сердцем, и его приступ будто вписался в эту разлившуюся по улице зависть…

Кис на исключение не претендовал и тоже ласково позавидовал: вот, бывает же такое… Почему-то не у него. Охо-хо!

Потом еще долго его не отпускало это чувство восхищения, теплой радости за друзей, смешанного с сожалениями по поводу собственной неустроенной жизни. Снова всплыло в памяти искаженное мукой лицо молодого человека, сползавшего по стене дома на противоположной стороне улице; как рванул на себе галстук, будто он его душил, как хватал воздух ртом, как посерело лицо и побелели глаза… К нему кинулся какой-то прохожий, закрыв его от Киса, и он не видел, что происходило дальше, но подходить не стал – раз уже кто-то пытается оказать помощь…

Бедолага. Такой молодой – и уже сердечник. Дай бог ему здоровья.

Но главное – никакого кепи, никаких черных очков и вообще ничего похожего на Филиппа в окрестностях дома Алекса и Алины не наблюдалось.

Вот и хорошо. Значит, можно расслабиться.

Вот только в коммуналку он все же съездит, раз собирался. И, если ничего подозрительного он там не найдет, то и расслабится окончательно.

Но четыре кнопочки снова прозвенели в пустоту – коммуналка будто вымерла. Кису ничего не оставалось делать, как отложить свой визит до следующего дня.

Глава 38

Лина успокоилась совершенно. Ей все это пригрезилось, разве не ясно? Как чудесно они вчера провели время с Андреем в магазине! А потом, вечером, они ужинали в ресторане при свечах… Диво, сказка! Интересно, было ли в ее прошлой жизни что-нибудь похожее на это? Почему-то ей кажется, что нет. Стоит только вспомнить Мужа, как сразу понимаешь: нет. С ним такого быть просто не могло.

Она с удовольствием выбралась на улицу и на следующий день, ловя умирающее предзимнее солнце, разбаловавшее москвичей в начале октября.

Они с Андреем красивая пара. Она это чувствовала вчера всеми порами кожи, читала во всех взглядах, и даже слух ее уловил чей-то скупой выдох: «Красивая пара…»

Конечно, Андрюша очень хорош собой. Эти чудные глаза с длиннющими темными ресницами, эти завитки каштановых волос, которые она так любит пропускать меж пальцев… Да и она – красивая девушка! Идешь по улице – и все тобой любуются. Ну и что, что зависть? Она бы и сама на их месте завидовала! А вон и тот парнишка, в кепи с длинным козырьком, который так косился на нее три дня назад: снова косится!

Впрочем, кажется, не он: у того усиков не было, а у этого есть… да и кепи вроде бы не такое… Но это не имеет абсолютно никакого значения, главное – что и этот глаз от нее отвести не может! Естественно, ведь на ней сегодня новая короткая юбка, с этой дивной маечкой, которая чуть-чуть, самую малость приоткрывает верх груди; сверху шелковистая легкая куртка – она распахнута, и на шее маленький шелковый платочек… А духи – что за запах, с ума можно сойти!

Лина не смогла сдержать улыбку: парнишка этот какие-то листовки раздавал прохожим, но так на Лину засмотрелся, что раздавать перестал. Руку кому-то протянул – она так и повисла в воздухе. «Ну не надо уж так сильно волноваться, молодой человек, подумаешь – красивая девушка, если из-за каждой столбенеть, так и в столб превратиться можно!» – снисходительно подумала она и улыбнулась.