Призрак улыбки - Дебора Боэм

— Если этот вопрос не дерзость с моей стороны, скажите, пожалуйста, что же это за ресторан? — осведомился на ультравежливом японском бритоголовый студент-медик из Кении.

— А, тот навороченный, с жуткими ценами, — сказала похожая на статуэтку молоденькая японо-бразилианка, изучающая классические танцы буё и подрабатывающая уроками самбы. — Не понимаю, как они держатся, даже если их клиентура — должностные лица высокого ранга со своими любовницами и толстые банкиры, имеющие открытый счет. Во всяком случае, я слышала, что они имеют дело именно с такой публикой.

— Ну, пожелайте мне удачи, — сказал Микио. Надев гэта на черных кожаных ремешках поверх белых хлопчатобумажных носков с отдельным углублением для большого пальца, он, стараясь не привлекать внимания, вышел на улицу и, несмотря на теплую атмосферу оставшегося за спиной кафе "Делоне", сразу почувствовал какую-то тревогу.

— Не глупи, — строго одернул он себя. — Это общественное место, и ты способен за себя заплатить.

Было без десяти восемь, когда Микио подошел к двери таинственного ресторана. Глянув через окно, он увидел, что в зале ни одного посетителя, но двое высоких худых светловолосых официанта уже наводят на столах последний лоск. Еще один иностранец, похожий на официантов, но с некой властностью в облике (возможно, метрдотель, подумал Микио), стоял у двери, ведущей в кухню, и читал газету.

Массивная дверь орехового дерева была без ручки и — как, легонько нажав на нее, обнаружил Микио — заперта. Терпеливо дождавшись момента, когда пробьет восемь, Микио постучал. Маленькое раздвижное деревянное окошко на верху двери открылось почти немедленно, и в нем показалось видимое только до половины худое, тонкогубое лицо.

— Вы чего-то хотите? — спросил глубокий мужской голос на правильном, хотя и грубоватом японском.

— Да, я хотел бы у вас поужинать.

— Предварительный заказ сделан?

— У меня не было такой возможности. В меню нет номера телефона, и названия ресторана я тоже не знал.

— Ресторан не имеет ни названия, ни телефонного номера и, можно сказать, не нуждается ни в том, ни в другом.

— Так, значит, это частный клуб для иностранцев?

— Частный клуб? — Это определение показалось человеку в окошке забавным. — Да, почти так.

— Но тогда почему вы выставили меню?

— Так принято. — Тон ответа явственно означал, что все дальнейшие расспросы будут не только бесполезными, но и, возможно, даже опасными.

— Итак, вы хотите сказать, что я не могу здесь поужинать? — Микио никогда еще не случалось быть столь настойчивым и резким, и странным образом это его отчасти веселило.

— Именно так, — ответил голос, прозвучавший около самого его уха, и Микио просто подпрыгнул от неожиданности. Рядом с ним стоял тот высокий и тонкий, которого он мысленно назвал метрдотелем: длинное и узкое, с резкими чертами лицо, блестящие, гладко зачесанные волосы в стиле звезд немого кино, только не иссиня-черные, а платиново-бежевые, цвета шампанского, смешанного со сливками. Или шампиньонов, подумалось Микио, вдруг вспомнившему плетеные корзинки с бесцветными грибами заморского сорта на фруктово-овощном лотке мистера Канэсиро. Он оглянулся на окошечко над дверью, но то как раз в этот момент закрылось.

— Простите, — обратился Микио к управляющему. — Тот был сейчас в больших темных очках в серебряной оправе. — Я полагал, что ресторан открыт для любой публики.

— Только для членов, — хрипло ответил тот. Он слегка задыхался, хотя прошел считанные шаги.

Микио с некоторым удовлетворением отметил это свидетельство слабости сердечной мышцы, сам он со школьных времен был активным сторонником бега трусцой.

У метрдотеля было высокомерно-покровительственное, почти издевательское выражение лица, но Микио бросился в глаза какой-то непонятный дефект в конструкции рта: губы странно не соответствовали зубам. Черты лица были правильны и даже красивы холодной, безжизненной красотой, общий облик — безукоризнен: черный смокинг с белой, в тонкую полоску рубашкой, красный пояс, до блеска начищенные бальные ботинки на высоком, как у танцовщика фламенко, каблуке и белые перчатки. Распространяемая им смесь изобретенных двадцатым веком ароматов была не полностью гармонична: пахло мятной водой для полоскания рта, употребляемым после бритья мускусным лосьоном, фиксатором для волос и еще чем-то, едва заметно пробивающимся, непонятным, немного напоминающим запах слегка заношенного белья. Длинным и тонким локтем мужчина прижимал к боку свернутую в трубку бумагу. Сначала Микио показалось, что это меню, потом он сообразил, что это сложенная в несколько раз газета "Токио трибьюн".

— Вы работаете в маленьком кафетерии тут, по соседству? — презрительно спросил метрдотель, глядя на поворачивающегося, чтобы уйти, Микио. Игра в знаменитого художника или поэта потерпела фиаско.

— Да, — подтвердил Микио. Доказывать, что кафе — не дешевая забегаловка, а сам он и фактически, и юридически — владелец, с правами столь же законными, как и у владельца банка "Мицубиси", представлялось вряд ли уместным.

— О нашем существовании вам лучше просто забыть, — сказал незнакомец, все еще отдуваясь, словно он только что пробежал кросс. Это звучало не как предложение, а как приказ, и Микио снова почувствовал, как бегут по спине мурашки.

— Пожалуйста, — сказал он, — как скажете. Простите, что побеспокоил.

Уходя восвояси и слыша, как его деревянные гэта щелкают по тротуару, Микио, казалось, чувствовал впивающийся ему в спину взгляд, но, когда он обернулся, улица была пуста.

На следующее утро Ребекка зашла к нему выпить чашечку смягчающего горло травяного чая.

— Боюсь, какое-то время мне придется пожить без кофе, — сказала она между приступами жестокого кашля. Вместо того чтобы лежать в постели, она заставила себя встать и прийти сюда — вручить (пока тот не испортился) привезенный с горячих источников подарок для Микио. Подарком этим была коробка засахаренных каштанов, облепленных полусладким тестом, обмазанных сверху яичным белком и затем пропеченных до почти керамического блеска. Тронутый ее вниманием, Микио открыл изящно оформленную коробочку и предложил Ребекке полакомиться первой.

— Я — пас, — сказала она. — Стыдно признаться, но в поезде я, жадная душа, слопала в одиночку целую такую вот коробку, так что взяла свою долю уже с лихвой. Во время болезни меня обычно не тянет на сладкое, да и вообще никакого вкуса я сейчас не почувствую. Но пожалуйста, угостите свою очаровательную кузину, ту, что печет пирожные. Думаю, ей понравятся и рецепт, и мастерство исполнения. А теперь расскажите-ка мне о вашем вчерашнем приключении.