О Главном. IT роман - Владимир Аджалов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Ну вот, сэр. Начали мы пытаться жить в новых условиях. Все вроде у нас хорошо, а в душе покоя нет. Мы ведь привыкли думать. В той, старой жизни. И над новой жизнью стали мы размышлять. И пришли к одному и тому же. Мы поняли, что нас не устраивает просто так жить и жить. Не получается у нас просто жить, бездумно и бесцельно, как бамбук какойнибудь. Вот раньше у каждого была какаято своя понятная цель, а теперь - ничего. - И Китаец замолчал.
- Ну вот, вы сами сказали именно то, о чем, наверное, и нужно вам далее думать, - с удовлетворением усмехнулся Черчилль. - Из ваших слов следует простой вывод. Чтобы ваша жизнь обрела смысл, в ней должна быть цель.
Черчилль встал, за ним поднялись все ребята. Они выглядели одновременно задумчивыми и немного удивленными простотой и очевидностью сказанного.
- Если я правильно понимаю, молодые люди, вы все както можете обмениваться мнениями в промежутках между нашими встречами?
- Да, - немного растерянно подтвердил Медбрат.
- Вот и славно. К следующей встрече попробуйте или согласиться с тем, что один из вас сейчас сказал, или опровергнуть его. И меня заодно, поскольку я разделяю его мнение. А сказал он, повторю еще раз, что смысл жизни обретается тогда, когда становится понятна цель. Если искать смысл на всю жизнь, то и цель нужна, наверное, не сиюминутная, а большая, настоящая, на всю жизнь.
До встречи.
Аудитория из далекой юности при этих его словах вдруг растаяла. Кудато в свое далекое время исчезли двенадцать интересных ребят. Сэр Уинстон Черчилль опять ощутил себя в своей бескрайней постели. Был еще один холодный январский вечер 1965 года. Перед ним лежала раскрытая рукопись. На этих страницах теперь речь шла о другом человеке, искавшем смысл своей жизни, свою цель. И этот человек, эта великая женщина нашла ее.
Глава 7
Римская империя город Салон (ныне Сплит, Хорватия), 326 г.В огромном зале с окнами на бескрайнее Адриатическое море за длинным богатым столом неспешно ужинали двое. Прислуга закончила подавать горячие блюда и почтительно удалилась по мановению руки пожилой женщины, сидящей по одну сторону стола. Ум и доброта светились в ее удивительно молодых, красивых глазах. Напротив нее сидел красивый широкоплечий мужчина лет сорока. Оба были одеты изящно и дорого, как и следует быть одетыми первому лицу Римской империи и его матери, носящей официальный титул августы.
- Как часто в жизни переплетаются события радостные и печальные, сын мой, - обратилась к императору Флавию Валерию Константину его мать, Елена. - Две даты почти сошлись в одно время. Недавно мы отметили двадцать лет, как ты провозглашен императором. А вот сейчас вспоминаем, что уже минуло десять лет, как в этом дворце навеки сомкнул свои очи твой предшественник, император Диоклетиан. Скромный мавзолей у входа в этот дворец упокоил необычного человека.
Елена поднесла к глазам платок. Многочисленные золотые браслеты негромко застучали и зазвенели, посвоему отражая движение ее тонкой изящной руки.
- Матушка, как вы к нему снисходительны. Кто, как не Диоклетиан, повинен в смерти тысяч христиан?
- Я его не оправдываю. И не обвиняю. Легко критиковать ушедших. Он был сын своего времени. Диоклетиан верил в старых римских богов, поклонялся культу Солнца. Хотел сделать как лучше. Отправился к оракулу Аполлона в Милете за советом. А оракул дал ему пророчество о будущих несчастьях империи изза христиан. На его месте любой правитель пытался бы запретить новую веру. И ты знаешь, он ведь не призывал к расправам. Это алчные чиновники быстро довели дело до крови. Они жаждали чужой собственности и чинов, а разъярить народ - дело нехитрое.
Однако это только сплотило всех христиан. И через два года гонения закончились. Стало понятно, что никакой угрозы от христианства нет. Диоклетиан тогда был вынужден признать, что империю уже не объединить на старой вере. Я думаю, это понимание и ускорило его добровольный уход.
- Можно согласиться, что тогда он поступил, как темный язычник. Спасибо вам, матушка, что открылись глаза мои к истинной вере. Ведь я и сам еще недавно был таким же. Наверное, и я мог поступить подобным образом на его месте и в его время. Не знаю.
Но, прощая его как правителя, разве вы можете простить его как человека? Он ведь вам лично всю жизнь изломал! Не этот ли человек заставил моего отца, своего соправителя, расстаться с вами?
- Диоклетиану не нравилось мое происхождение. Оно и мне не очень нравилось, сын мой. Но опять же, будь объективен. Это не помешало ему выделить тебя, моего сына, среди всей подающей надежды молодежи и заботиться о твоем воспитании. Хотя он достоверно знал о том, что мы с тобой общаемся. И он знал, что я исповедую Христа.
Да, он многим причинил боль и страдания, думая при этом, что поступает во благо империи. Необразованный уроженец Далмации бесстрашный воин Диокл вообще был груб и жесток, особенно в молодости. Но император Гай Аврелий Валерий Диоклетиан стал гораздо мудрее в старости, до которой ему, между прочим, удалось дожить.
Ты ведь знаешь его историю не хуже меня. Сначала, невиданное дело, он вдруг сам поделился властью, установил тетрархию. Империей стали управлять четыре человека. Сказал: это нужно для стабилизации государства, и пусть каждый лично отвечает за свою территорию.
Потом подобрал молодых преемников всем тетрархам. Выбрал четверых сильных, своевольных, умных, в том числе и тебя. А потом взял и отрекся от власти. Сам отдал власть над империей после двадцати лет своего правления. Кто еще из императоров римских сам уступал трон?
Вспомни, как твои враги, его бывшие соправители, вдруг испугались, почувствовав в тебе силу будущего императора? Как они приехали сюда все вместе и умоляли его вернуться? А он улыбнулся, повел их в свой огород и показал как высочайшее достижение выращенную лично им капусту!
- Да, матушка, это правда. И это звучит почти как укор мне. Ведь, в противоположность Диоклетиану, я, наоборот, постепенно узурпировал власть. Через двадцать лет от момента моего провозглашения одним из тетрархов, я стал единоличным правителем Римской империи.
- Ты не должен себя корить за это. Когда вас было четверо, римляне сами звали тебя, просили избавить от нелепого правления твоего соправителя римского Максенция.
Вообще я считаю, что ты был просто избран свыше. И не спорь со мной. Есть тому известное всем доказательство. Тогда, в разгар решающей битвы, над знаменем твоим в небе возник крест христианский. Его видели тысячи солдат с обеих сторон. И победа пришла к тебе, а Максенций, противник твой, был брошен всеми своими соратниками и утонул в Тибре во время бегства.
И еще, великий сын мой. Вспомни. После твоей победы римляне замерли в ожидании расправы над противниками. Но ты тогда совершил нечто совершенно неожиданное. Не принятое в империи.
Ты пощадил детей и сторонников своих врагов, официально объявил всем прощение. Римляне были потрясены твоим великодушием. Сенат сам тебя провозгласил верховным правителем. Ты стал тогда по праву первым из оставшихся соправителей империи.
И недавняя победа над последним твоим соправителем Лицинием тоже была принята римлянами с благосклонностью. Лициния никто в империи не уважал. Власть на его территории держалась только на постоянном насилии.
Да и как можно было этого негодяя уважать? Все помнили, что этот подлец казнил не когонибудь, а жену и дочь своего благодетеля, можно сказать приемного отца, того самого императора Диоклетиана.
- Да, матушка, ты опять, как всегда, права. Именно так это все и было. Но теперь груз невыносимой тяжести давит на меня. Мало того, что я теперь один отвечаю за будущее великой империи. Меня гнетет ответственность и за церковь Христову.
- Не превышай своей ответственности. Ты - мирской правитель. Ты не в ответе за действия отцов церкви.
- Конечно, конечно. Я вовсе не стремлюсь подмять под себя то, что не принадлежит власти светской. Но призвать к согласию - не моя ли обязанность?
- Ты сделал все, что мог. Не ты ли собрал в прошлом году в Никее [14] первый Вселенский собор отцов церкви? Как я знаю, даже содержание прибывших в Никею епископов ты взял на государственный счет.
- Да, собор состоялся. Но это не помогло прекратить возникшие в церкви разногласия. Победили ведь на соборе не умом, а силой, числом. Я император, и я знаю достоверно, как восприняты решения собора в империи. Сторонники Ария попрежнему преобладают в Сирии, Фракии, Азии, Понте.
Его доводы часто и мне кажутся весьма разумными. Но на соборе из более трехсот епископов его поддержали менее двух десятков. По разным причинам. Ктото действительно не согласен с его мыслями о Христе. Ктото не переносит его подчеркнутой аскетичности и жесткой, даже дерзкой манеры вести споры. А когото возмущает его страсть к экспериментам. Представляешь, он предложил не читать, а петь молитвы под музыку! У него в храме поют! Кстати, говорят, красиво поют…