Приёмная дочь Бабы Яги - Любовь Викторовна Фунина

волошбе своей прибегал. Златослава и сама никогда батюшкиного меча волшебного не видела и теперь глаз оторвать не могла. Длинный чёрный клинок без отблесков, металлу присущих, заканчивался такой же чёрной рукоятью, единственным украшением которой являлось выгравированное изображение человеческого черепа с небольшими изумрудами, таинственно сверкающими в глазницах. Девушка знала от старших братьев, что мечом этим пращура их далёкого сама Морана-Смерть одарила, тогда ещё Тёмные Боги по земле свободно ходили, а теперь их в пещерах Исподнего Мира заперли, не выйти им, бесчинств не совершить. Раньше род Кощеев Тёмным Богам служил, да потом одумался один из Златкиных далёких предков, обратился к Светлым Богам и помог им Тёмных в пещеры загнать, да запечатать. С тех пор так Свету и служат, но меч, как и доспехи и венец царский, Мораной выкованные, так в сокровищнице Белояжска и хранятся.

–А вы двое за мной! Побежим туман догонять! – скомандовал царь-батюшка, уже и плащ, и сапоги надевший.

С этими словами быстро покинули мужчины Избушку, оставив Златку и рыжего Данила, растеряно смотреть на закрывшуюся дверь в сени. Яга опомнилась первой, встрепенулась, окинула взглядом парня и сурово так заявила:

–Так, мил человек, давай-ка сапоги снимай и у печи ставь! А то натоптал-то, натоптал. И плащ вон на крюк вешай! Ждать нам всё равно долго придётся, спаришься ведь в своей душегрейке.

–Княжна, вы уж простите мою наглость, но вдруг что случится, а я тут босиком, – нахмурился молодой колдун, решивший отстаивать свои сапоги до последнего.

–Царь-батюшка, сказал здесь сидеть и носа не казать наружу, значит, пока тебе сапоги не понадобятся. Скидай их давай! – стояла на своём Ёжка и ногой притопнула, словно точку в разговоре поставила.

–Мне Ростислав Всеволодович ничего подобного не говорил, – продолжил припираться рыжий.

–Он сказал, что ты со мной остаёшься, а мне он приказал из Избушки не высовываться, – ехидно выдала Златка, окончательно прекратив изображать из себя благовоспитанную царёву дочку и снова становясь вздорной Бабой Ягой. – Смекаешь, к чему я веду?

–Златослава Ростиславовна, я уже говорил, что может случиться за это время многое, – не сдавался Данила, продолжая стоять посередь кухни. – Вдруг мне с ворогом, каким биться придётся, я пока сапоги натяну, он меня уже чем-нибудь приласкать сумеет!

–Типун тебе на язык! – возмутилась Злата и лукаво прищурившись, спросила. – Вот чего ты в эти сапоги вцепился, как в дитя родное, а? Дыра что ли у тебя на носках?

–Златослава Ростиславовна! – возмущённо и вместе с тем обиженно воскликнул колдун.

–Что?! Вот что я ещё могла подумать? – хихикнула девушка, уже не скрывая своего веселья. – Скидай давай! Если дыра всё же есть, домовушку мою попроси, она заштопает. Ежели нет дыры, прекращай мне тут следить!

С этими словами Злата развернулась и, оставив колдуна наедине с его сапогами, направилась в спаленку, где занятную картину застала. Марфа сидела на краю кровати напротив обложенной подушками Василисы. Малышка с интересом разглядывала свои деревянные игрушки, которые по очереди брала в руки домовушка, изображавшая звуки какие это животное издаёт.

–Это коровка, – ласково объясняла маленькая женщина Василисе, держа перед ней небольшую рогатую бурёнку. – Она говорит: «Му-у-у». Му-у-у-у!

–Му-ма-а-а! – выдала малютка и заливисто рассмеялась.

Девушка тоже улыбнулась, прислонилась к косяку дверному и принялась наблюдать за тем, как проходит обучение и развлечение у её доченьки. Стояла она и заодно прислушивалась к тому, что за спиной в кухне творилось. Судя по тишине, колдун разуваться не спешил. Бабка Ёжка уже готова была снова завести разговор про дырявые носки, как в дело вмешался на удивление не болтливый сегодня Терентий.

–Ты бы, добрый молодец, сапожки-то снял и впрямь, – назидательно произнёс фамильяр и протяжно зевнул. – Ягуся у меня конечно вредная, но отходчивая, а вот Марфушка тебя и ухватом может приласкать, такую грязюку у себя на кухне увидевши. Не посмотрит она на то, что ты колдун, так по хребту приложит, весь день искры из глаз сыпать будут, ты мне уж поверь.

–Фамильяр? – удивлённо поинтересовался Данила, выслушав кошачий совет.

–Потомственный, – мурлыкнул Реня и миролюбиво предложил. – Ставь свою обувку сушиться и к столу садись. В ногах правды нет.

Что ответил коту рыжий колдун, Златослава слушать не стала, прошла через спальню и присела по другую сторону кровати. Маленькая Василиса, приметив матушку, тут же потеряла интерес к своим зверятам и потянула ладошки к Злате, требуя чтобы её взяли на ручки.

–Марфуш, спасибо, что приглядела! – поблагодарила домовую Яга и, с улыбкой кивнув в сторону двери, произнесла. – Там у нас в гостях ещё один колдун, его Данилой зовут, накорми его, а то с раннего утра тут бедолага по лесу мыкается, голодный наверняка. И за следы его шибко не ругай, я его и так уже пожурила.

–Хорошо, хозяюшка! – прыснув в кулачок, ответила домовушка и, ловко соскочив с кровати, направилась на кухню.

Ёжка перевела взгляд на насупленную дочурку, которая явно обиделась на мать за то, что та её на руки по первому требованию не взяла. Златка насмешливо фыркнула и погрозила Василисе пальцем. Девочка проследила за маминым жестом удивлёнными глазами и снова, как ни в чём не бывало, протянула ручки.

–Мама! – чётко и до того серьёзно произнесла малышка, что Баба Яга даже опешила, ушам своим не поверивши, но тут же получила подтверждение уже более требовательным голосом. – Ма-ма!

–Мамина ты радость! – счастливо воскликнула Златослава, подхватывая пискнувшую от восторга девочку на руки и закружив её.

Смеющуюся Василису тут же расцеловали в обе щёчки, и в светлую макушку, но больше всего поцелуев досталось вздёрнутому носишке. Малышка поначалу возмущённо заверещала, но после смирилась и позволила матери все эти нежности. А Злата от радости и какого-то безудержного восторга опомниться не могла. Её мамой назвали! Мамой!

–Марфуш! Ренечка! – воскликнула она, выбегая вместе с малышкой на кухню. – Она наконец-то «мама» сказала! Представляете?!

–Детонька наша! – умилительно прижав ручки к груди воскликнула домовушка.

–Молодец, Василиса! Мамка твоя намного позже заговорила, а ты у нас сообразительная, вона как рано болтать начала, – с доброй насмешкой произнёс Терентий, лукаво поглядывая на нахмурившуюся от обиды Ягу, и примирительно добавил. – Ну, не дуйся, Златка! На правду не обижаются. Ты и впрямь говорить ближе к году начала.

–Ох, и язва ты, Ренечка! – снова широко улыбаясь, проговорила Бабка Ёжка, решив, что на фамильяра и впрямь незачем обижаться.

Тут-то Ягуся и вспомнила о колдуне, который тихонько сидел за обеденным столом и с любопытством наблюдал за разговором Златы и её домашних. Сперва девушка смутилась, но сразу же взяла себя в руки. Чего ей собственно смущаться? Она в своей собственной Избушке, что хочет то и говорит, то и творит. А уж порадоваться тому, что дочка, наконец, мамой её назвала, вообще святое дело!