Друиды (ЛП) - Лливелин Морган

— Пусть он будет дороже тех денег, которые я за нее отдал, — сказал я мастеру. — Это будет ее приданое от меня.

Во время танца с Тарвосом вокруг праздничного дерева золото и серебро широкого пояса так сверкали на солнце, что женщины, наблюдавшие за новобрачными, вскрикивали от восторга и зависти.

Может быть, Лакуту действительно была египтянкой. Я так никогда этого и не узнал. Но когда она танцевала под деревом, мне даже не приходили в голову мысли о другом народе. Я видел только Лакуту, одну из нас. Часть целого. Тарвосу никогда не догадаться, как я завидовал ему в тот день.

В круговороте сезонов, прошедших с последнего Белтейна, когда я взял Бригу на берегу реки, нам с тех пор больше не представилось ни единой возможности побыть наедине, достичь взаимопонимания, необходимого для начала совместной жизни. В Роще я выполнял обязанности главного друида, наставлял новичков; в форте люди приходили к моей двери в любое время дня и ночи, спрашивая совета или прося магической помощи. В таких условиях трудно рассчитывать на завоевание такой непростой женщины, как Брига. Она действительно была совершенно непредсказуемой. Другие женщины убегали, давали себя поймать и тогда уже становились постоянной наградой своему мужчине. Брига, будучи однажды пойманной, так и осталась независимой. Как-то раз мне удалось улучить момент и попробовать обнять ее. Она легко уклонилась от моих рук.

— Брига, что не так? — удивился я.

— Я не могу, Айнвар! Не хочу связывать себя...

Я был сбит с толку.

— Да почему же? Я молодой, сильный, здоровый... У меня высокое положение в племени...

— Ты не понимаешь, — ответила она так тихо, что я едва услышал. — Я помню, каково это — падать в муку страдания, как в бездонную черную яму. Она хуже небытия. Я была в этой яме. Я никогда туда не вернусь. Я долго думала об этом. Ты же сам заставлял нас думать. И я поняла, что единственный способ никогда больше не попадать в яму — никогда не любить кого бы то ни было, ни к кому не привязываться, тогда я не буду страдать, потеряв дорогих мне людей. — Она гордо вздернула подбородок и выпрямила спину, как истинная дочь вождя.

Ирония заключалась в том, что я знал ответ, опровергавший ее соображения.

— Никто никогда не умирает, Брига. Ты не потеряла тех, кого любила, их дух бессмертен. Смерть — это просто эпизод долгой жизни.

— Да знаю я! — пренебрежительно отмахнулась она.

Мои легковесные слова не рассеяли мрак ее черной ямы. Она не хотела отказываться от своего страха. Нужны были какие-то более веские доказательства бессмертия души, иначе не удавалось преодолеть неверие, глубоко проникшее в ее плоть и кровь. Это обязательно случится, когда она станет членом Ордена, когда ближе познакомится с Потусторонним миром. Но пока время не пришло. И даже я, Хранитель Рощи, не мог его приблизить. Я мог лишь учить ее, готовить к вступлению в Орден и надеяться.

Поэтому на этот раз мы не танцевали вокруг праздничного дерева. Я стоял в тени дубов и задумчиво смотрел на нее из-под капюшона, а она смеялась и хлопала в ладоши с другими друидами, наблюдая за танцующими парами. Гордость не позволила подойти к ней и после того, как танец завершился, и пары попадали на землю, сплетаясь в объятиях. Кое-кто из друидов традиционно поддержал новобрачных, но не я. Я так и остался в стороне, гордый и несчастный в своем одиночестве.

Подойди кто-нибудь к Бриге, коснись ее, и я бы убил соплеменника на месте. Никто не подошел. Видно, ее гордый вид и царственная осанка отпугивали желающих. А я порадовался, что она дочь вождя.

Праздник закончился. Верцингеторикс ждал меня. С Тарвосом и небольшим конвоем мы отправились в земли арвернов. В Галлии не стоило путешествовать без оружия даже главному друиду. В наших землях завелись хищники.

Еще перед уходом меня отвел в сторону старый Граннус.

— Ты уверен, что сейчас стоит покидать племя? — озабоченно спросил он. — Зачем тебе к арвернам, да еще в такое время?

— Ты сомневаешься в мудрости Хранителя Рощи? — ровным тоном спросил я.

— Я сомневаюсь в том, мудро ли сейчас оставлять своих людей надолго. Я старик, — добавил он голосом, тонким, как пенка на закипающем молоке, — но у возраста есть свои права. Я могу спрашивать кого угодно и о чем угодно.

— Я делаю это ради племени, Граннус. Для карнутов сейчас полезнее всего, чтобы я всеми силами поддержал Верцингеторикса.

Граннус качал головой.

— Ты напрасно надеешься, что арвернец или кто-нибудь еще сможет объединить племена. Молодежи свойственно мечтать о несбыточном.

— Граннус, ты забыл, что мечтают только молодые. Когда мечты оставляют человека, это значит, что к нему пришла старость. Ты опасаешься, что я оставляю Рощу без Хранителя? Это не так. Вместо меня будет человек, которому я полностью доверяю, который сумеет и служить и защитить Рощу телом и духом.

— Ты имеешь в виду Диана Кета?

— Я имею в виду Аберта.

Граннус внимательно посмотрел на меня.

— Ты продолжаешь удивлять меня. Почему ты выбрал мастера жертв? По-моему, главный судья больше подходит на эту роль...

— Я бы не стал давать слишком много власти судьям, — ответил я, вспоминая Дивитиака из эдуев. — Аберт фанатично предан Ордену, он — единственный человек, которого невозможно сбить с дороги. Я только не хочу, чтобы он без меня учил новичков жертвоприношениям. — На самом деле я просто не хотел, чтобы Брига постигала эту тему под руководством Аберта. У меня и без того хватало проблем.

Утром мы покидали селение накануне грозы. Воздух светился мягким золотистым светом, обычно предшествующим хорошей буре. Вроде бы рановато было для летних гроз, но все вокруг притихло и замерло в ожидании. Лошади нервничали. Да, в этот раз мы отправлялись верхом. Лошадей подобрал Огмиос. Пешком мы потратили бы на дорогу много времени, а события развивались слишком быстро. Чтобы угнаться за ними, я решил-таки оторвать ноги от земли и сесть на коня.

Галлы обращаются с лошадьми не так, как римляне. В коннице Цезаря преобладали лошади африканской породы, тонкокожие, тонконогие, с узкими ноздрями, характерными для животных пустыни. У нас в Галлии мы разводили крепких невысоких лошадок, с мощными бабками и большими головами. Седел кельты не признавали. Римские всадники стелили на спины лошадей войлочные попоны, а управляли удилами, с которых свисал обязательный нагрудник.

Наши лошади не знали узды, их никто не понуждал, пока они шли туда, куда надо. Всадники Цезаря двигались строгими рядами, держа строй, а без жестких поводьев это было невозможно. Странно, конечно, если учесть, что большинство воинов принадлежали к разным кельтским племенам. Их призывали в армию Провинции из отдаленных мест. Впрочем, не удивительно. Римляне относились к лошадям равнодушно, в то время как кельты всегда слыли великолепными наездниками, умевшими понимать лошадей и даже говорить с ними.

Мы ехали по длинной узкой лощине, когда на горизонте на востоке появилась темная лента.

— Айнвар, смотри! — вскричал Тарвос, останавливая коня. — Разрази меня гром, если это не римский дозор. Согласен?

— Пожалуй, ты прав, — кивнул я. Уже некоторое время я прислушивался к себе, удивляясь неожиданно возникшему чувству тревоги. — Тарвос, они же никогда раньше не заходили так глубоко на нашу территорию!

Мы наблюдали за пришельцами. Ветер дул на нас. Лошади прядали ушами и фыркали.

— Они нас заметили, — встревожился Тарвос.

Отряд римлян замер в идеальном порядке, каждый всадник точно держал место в строю. Только офицер выехал немного вперед, чтобы лучше рассмотреть наш отряд. Мои воины потянулись к оружию.

— Не двигаться! — приказал я.

Воины недоуменно посмотрели на меня, но повиновались. Да еще Тарвос прикрикнул на них:

— Вы слышали главного друида. Стоять на месте!

Римский офицер некоторое время смотрел в нашу сторону, затем повернулся и вернулся к своим людям; его короткий походный плащ плеснул для нас прощальной волной. Отряд двинулся и вскоре исчез из виду.