Фехтовальщица (СИ) - Смородина Татьяна

— Нет.

— А хотите посмотреть дом?

— Да.

— А вы знаете другие ответы на мои вопросы?

— Какие вопросы?

Де Шале засмеялся, поставил бокал на стол и встал.

— Идемте, — сказал он и повел Женьку за собой.

Цезарь шел впереди и подсвечивал их неопределенный путь свечами.

— На днях сюда привезут новую мебель, — сказал Генрих. — Как вы думаете, эти шпалеры удачны, или их тоже стоит поменять?

— Удачны, — снова односложно ответила фехтовальщица. — А вы… вы уже сказали о том, что собираетесь жениться, родителям?

— Да.

— А королю?

— Да.

— Вы сказали обо мне королю?

— Я сказал, что собираюсь жениться на девушке благородного происхождения. Король не против светских браков и думает, что это Виолетта де Флер. Я пока не стал уточнять, кто эта девушка.

— Генрих, неужели ты не понимаешь?

— Не бойся! Все будет превосходно! Когда ты станешь моей женой, король покричит немного, но будет вынужден снять с тебя обвинение.

Предположение де Шале было, конечно, сомнительным, но сейчас, в романтическом свете свечей, прозвучало убедительно.

В спальне, то есть последней комнате, которую фаворит короля показывал фехтовальщице, также был накрыт легкий стол, состоящий из фруктов, сладостей и вина. На стене, напротив широкой кровати, тоже висела шпалера, но теперь не с чинными придворными, а с обнаженными девушками, которых похищали лесные сатиры. Тела девушек были красивы, а позы бессовестны.

У изголовья кровати стояла ваза с белыми розами, и их приторный запах, некогда смешавшийся в сознании Женьки с запахом насильственной смерти, вызвал у нее ощущение тошноты.

— Вам не нравится шпалера, Жанна? — заметил перемену в лице девушки де Шале.

— Мне не нравятся эти розы. Уберите их.

— Убрать? Извольте.

Генрих взмахнул шпагой, и белые бутоны, словно чьи-то головы, посыпались на пол.

— Теперь вы довольны, сударыня? — спросил маркиз.

— Довольна.

Фаворит короля отдал пажу оружие, велел ему уйти и снова взглянул на фехтовальщицу. Она переступила с ноги на ногу, не зная, что делать, — вести себя развязно или скромно; ждать, наступать или оставаться в засаде. Это «поле боя» было пока незнакомо, и Женька терялась, лихорадочно пытаясь выстроить тактику на ходу.

— Вас еще что-то смущает? — спросил, видя ее не проходящее напряжение, де Шале.

— Да, я… у меня еще не прошли следы на спине.

— Какие следы?

— От плети де Барбю, я же говорила.

— Какие пустяки, Жанна! Ты разве не видишь, что мне сейчас все равно, что будет у тебя на спине, следы плети, прыщи или струпья проказы?

— Вижу.

— Тогда что ты стоишь? Иди, я посмотрю на эти «ужасные» следы.

Женька подошла.

— Повернись.

Она повернулась, и Генрих стал расшнуровывать тугой корсаж, постепенно обнажая злосчастные следы от плети де Барбю. Они побледнели, но были еще видны. Как и д’Ольсино, фаворит короля коснулся одного из них губами. Больно теперь не было, но стало горячо, как будто кто-то снова надсек артерию. Это горячее тут же проступило на девичьих щеках, а де Шале продолжал предательски целовать в спину и освобождать фехтовальщицу от тесного платья. При этом он не забывал и себя, ловко расстегивая между делом застежки своего костюма. Словно лоскуты старой отжившей кожи, сползала с обоих «благородная одежда»… Освобожденные от нее тела мягко сблизились, соприкоснулись и, как это было во все времена, начали жить своей, издревле предназначенной им жизнью…

Издержки первой «взрослой ночи», ее бестолковость, запахи и звуки не слишком испугали фехтовальщицу, но та розовая поволока романтизма, которая изначально греет каждую девичью душу, была разорвана в клочья. Тело болело, будто над ним произвели какую-то хирургическую операцию, мысли спутались, чувства схлынули. «И это любовь?.. Или это не любовь?» — в первый момент подумала девушка, разглядывая поутру нагие фигуры на шпалере как будто по-новому. Их будоражащая бессовестность осталась где-то в прошлом. «Да, им никогда не узнать…» — подумала Женька со смешанным чувством тоски и превосходства. Чего им не дано было узнать, она не могла сказать, не находя этому подходящего названия.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

В отличие от фехтовальщицы, Дворцовый Насмешник, посвятивший в первую любовную боль ее неопытное тело, не ощущал никаких скрытых течений. Для него фарватер чувственной реки был давно известен, он считал себя отличным пловцом и сейчас видел только внешние препятствия, которые тоже не казались ему непреодолимыми. Он довольно смеялся над испачканными простынями, упивался своей победой и не замечал отстраненной задумчивости девушки, которую почему-то очень хотел видеть своей женой.

Валери и Цезарь, судя по их лукавым переглядам, тоже провели ночь неплохо. Они помогли своим хозяевам прибраться и обслужили за завтраком.

— Сейчас я отвезу вас в гостиницу, — сказал де Шале, — покажусь в Лувре, а потом мы поедем к моим родителям.

— Вы же сказали, что это будет на днях.

— Я передумал, мы поедем к ним сегодня.

Нельзя было сказать, что фехтовальщица охладела к де Шале, напротив, прощальные объятие было таким же головокружительным, но когда она осталась в гостинице одна, то вздохнула с облегчением. В отличие от нее, Валери была счастлива.

— Госпожа, а как вы думаете, меня может взять замуж какой-нибудь знатный вельможа? — спросила она.

— Знатный?

— Да, ведь я умею читать.

— Ты для этого и училась читать?

— А для чего же еще учатся читать?

— Для того чтобы лучше видеть?

— Что видеть?

— То, что ты сама захочешь видеть.

Валери была несколько обескуражена, но надежды, как будто не потеряла.

— Госпожа, а вы не бросите меня?

— А?.. Что?… Не знаю.

Женька думала о другом. Через пару часов должен приехать Генрих, чтобы везти ее к родителям, а вечером у нее была назначено окончание сделки с дневником, открывающая ей допуск не только к фехтовальной школе, но и к прежней независимой жизни. «Нет-нет, не сдаваться», — сказала сама себе девушка и велела приготовить лошадь. Она решительно собралась съехать из гостиницы.

Визит Лабрю, который зашел к фехтовальщице, как только Валери убежала хлопотать о лошади, не только укрепил ее решение, но и ускорил его осуществление.

— Не знаю, сударыня, нужно ли вам это, но сегодня утром сюда приходил полицейский, — сказал врач.

— Зачем?

— Он разговаривал с Амандой и краем уха я слышал, что разговор шел о девушке, живущей под покровительством господина де Шале. Полицейский обещал, что зайдет после полудня.

— А сейчас сколько?

— Двенадцать, сударыня.

— Спасибо, Лабрю! Позовите Валери! Быстрее!

Женька вытащила из-под кровати мужской костюм, который привез де Ларме и, как только Валери появилась, велела немедленно помочь снять с себя платье.

— Зачем? — не поняла та.

— Молчи и делай, что тебе говорят!

Валери расшнуровала корсаж, стянула на пол юбки… Дальше фехтовальщица одевалась сама.

— Ой, госпожа, что вы делаете? — воскликнула пораженная девочка.

Женька натянула штаны и рубаху, сапоги и камзол, а когда застегнула ремень со шпагой, то Валери совершенно потеряла дар речи.

— Саломея готова? — спросила фехтовальщица.

Девочка кивнула, продолжая наблюдать это удивительное превращение и всплескивать руками. В конце своего преображения фехтовальщица схватила стилет и стала решительно отсекать длинные пряди своих волос. Валери вскрикнула так, будто Женька, по меньшей мере, вскрыла себе вены.

— Госпожа… — прошептала она и слегка отпрянула.

— Меня преследуют, мне нужно скрыться!

— А господин де Шале?

— Об этом скажешь и господину де Шале.

— А я, госпожа?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Пусть маркиз поговорит о тебе с Клементиной де Лавуа. Она знает. Иди, подведи мне лошадь к черному ходу. И достань веревку. Сможешь?

— Да, госпожа! Веревка есть в конюшне.

— И помалкивай там!

Из вещей Женька взяла только самое необходимое, то, что уже давно было подготовлено заранее.