Мехасфера: Ковчег - Андрей Умин

разобрать слова, но Чарли понял интуитивно. Он вложил все оставшиеся силы в бросок и завалился на спину, сраженный судорогой почти всех мышц.

Ментос не стал добивать безоружного противника, пока в метре от него стоял Пуно, размахивая погнутой бензопилой. Для краснокожего семь килограмм были почти игрушкой. Это всего лишь в два раза больше веса копья, которое парень мог бросать хоть весь день и в двух из трех случаев попадал в двугорбого оленя с расстояния в сотню шагов. Он с легкостью начал орудовать куском заклинившего железа и быстро обезоружил испугавшегося противника. Ментоса обошли стороной военная школа и племенные традиции, поэтому он не знал, что человек погибает в ту же секунду, когда позволяет себе об этом подумать. Не раньше и не позже. Он слегка обогнал время и подумал о смерти, притянув ее как самосбывающееся пророчество. Сначала Пуно, промахнувшись, отрубил ему руку, хотя пытался просто его оглушить, а потом оттолкнул ногой, потому что не хотел убивать. Сраженный противник с ужасом посмотрел на отсеченную конечность и, придя в полное замешательство, рванул в сторону мотоциклов. Его шокированный происходящим разум погас через несколько минут после того, как тело оказалось разорванным на куски байкерскими шипами.

Троих оставшихся чертей быстро обезоружили. Стадион стоял на ушах. Голос диктора тонул в реве тысяч оголтелых болельщиков, увидевших куда более интересное зрелище, чем могли ожидать. Редко когда рабы побеждали отморозков-чертей. Да еще и с таким сухим счетом. Единственным огорчением для стадиона стало великодушие победившей команды, не желавшей марать руки убийством. Этого зрители стерпеть не могли. В мире Великой пустоши благородство являлось таким же грехом, как убийство человека тысячу лет назад. В новом, расцветшем всеми красками выхлопных газов мире грехом было неубийство.

Три раненных черта лежали у ног рабов, а все семьдесят тысяч орущих зрителей жаждали казни. Они требовали убийства. Они пришли за шестью трупами и ни одним меньше. Им это обещали в рекламе мероприятия так же, как и бесплатную еду. И если с дармовыми яствами все прошло как по маслу, то с убийствами выходило чистое надувательство. Семьдесят тысяч ртов вопили.

Трое Сынов Пророка выставили правые руки вперед и синхронно опустили средние пальцы вниз, оформив из призыва толпы некий юридический акт, подлежащий неукоснительному соблюдению.

Даже несмотря на то, что убийство трех раненных противников могло подарить рабам свободу (на самом деле нет), воспитанные в нормальном обществе люди не могли так просто взять и лишить безоружных жизни. На такое мог пойти только Чарли, но он по-прежнему лежал на запорошенном снегом песке. Его уставшие руки пока не могли поднять оружие над головой.

Толпа зрителей больше не ликовала, а разносила по арене свистящий гул холодного неодобрения, который, смешиваясь с порывами зимнего ветра, насквозь пронизывал находящихся в круге рабов. Несколько секунд напряженного ожидания, но никто не добил раненного противника. Тогда мотоциклисты получили команду от Сынов Пророка в виде гневных кивков и съехали с прорисованной, словно циркулем на мягком ватмане, борозды и сами расправились с оставшимися чертями. После быстрой, но очень красочной казни они направили фары байков на шестерку рабов. Приговор был жесток, но последователен — никакой пощады трусам, решившим пойти против воли Сынов. Байкеры попытались раздавить смертников. Цепные псы посчитали, что такая расправа будет намного более яркой, чем обычный расстрел из дробовиков, и жестоко за это поплатились. Зрелище действительно получилось эффектное, только умерли вовсе не рабы.

В присыпанной снегом чернеющей чаше Пита шестерка пленников с неожиданным рвением принялась бороться за жизнь. Как правило, брошенные в схватку невольники не находили в себе ярости и отчаяния выжить любой ценой. Психика смирившихся со смертью рабов отличалась от обычной человеческой. Свою роль играла и общая обстановка ментального разложения всех кругом. От жизни среди убийств, голода и радиации люди сходили с ума и просто не могли нормально воспринимать окружающую действительность. Для них смерть ничем не отличалась от часового сеанса в вирте.

Краснокожие с трудом увернулись от первых атак мотоциклов, несшихся на них, как быки на красную тряпку. Куда лучше действовали морпехи. Марсианский спецназ наконец-то почувствовал себя в своей тарелке и смог применить все возможные боевые приемы, которыми их нашпиговали в военной школе. Тогда, далекие пять-десять лет назад, ни Альфа, ни Чарли, ни Эхо и представить не могли, что все эти навыки бесконтактного боя пригодятся в реальной жизни. Они думали, что ничего не запомнили, но сработали выучка, мастерство и мышечная память. Когда мотоциклисты поняли, что легкой прогулки шипов через тела рабов не случится и взялись за дробовики, было уже поздно.

Под нарастающий вой удивления, сошедший, как лавина, с трибун, морпехи сбили рейдера с байка и уже не проявили к нему никакой пощады. Вооруженный до зубов пес отправился на тот свет. Выпавший из мертвых объятий дробовик помог мастерам точной стрельбы из военной школы расправиться с оставшимися тремя карателями, как с жалкими мишенями в тире. Ответные выстрелы лишь слегка оцарапали плечо Эхо и грудь Альфы. У Чарли оказалось разодрано бедро, а у инков вывихнуты лодыжки от слишком резких прыжков из-под колес. Всего за полминуты второй бой закончился с тем же результатом, что и первый.

Толпа неистовствовала. Теперь зрители расходились в оценках происходящего, и вместо единого многократно нарастающего, словно из усилителей, гула арену накрыла галдящая какофония звуков. Одни ликовали, ведь их ставка сыграла, другие свистели, вставив пальцы в рот и надувая щеки, третьи кричали всевозможные ругательства и проклинали посмевших выжить рабов. А Сыны Пророка кипели от злости. Никому не позволялось плевать на их приказания. За это было одно наказание — смерть. Они вновь вытянули вперед руки с опущенными средними пальцами.

Теперь уже все ворота арены раскрылись, и на покрытое кровью и снегом ристалище высыпали цепные псы войны. Охранявшая стадион сотня отморозков в кожаной рейдерской броне и с самым разнообразным оружием ринулась убивать рабов. Да, победив в двух боях, морпехи и инки по-прежнему считались рабами. Никакого обещанного помилования им не светило. Поэтому пришлось взять бразды правления в свои руки. Теперь все зависело исключительно от их воли, точно так же, как в дремучем, наполненном дикси лесу. Им уже не мешали наручники и закрытые ворота арены. В их распоряжении оказались дробовики и байки, а выход маячил прямо перед глазами. По-прежнему находясь на волосок от гибели, они тем не менее перестали быть заложниками судьбы. Они рванули к спасению.

На первом байке, как вожак, ехал Альфа, за ним следовал разъяренный Чарли, оба с