Мехасфера: Ковчег - Андрей Умин

Морпехи помнили, как выглядели земные стадионы далекого прошлого, но даже представить себе не могли, что какой-то из них проживет так долго, ведь земная цивилизация пала пятьсот лет назад.

— Нравится? Говорят, ему тысяча лет, — словно услышал мысли невольников конвоир. — С поля он еще красивее.

— С поля?

— Ну с того места, где вас будут убивать. Хе-хе…

Каким бы приятным на первый взгляд ни показался охранник, смертникам стоило помнить, что все жители Пустоши — форменные безумцы, которые и глазом не моргнут — убьют человека. Условия жизни диктуют миру свои развлечения. Не только у падших пленников в катакомбах стиралась грань, отделяющая животное от человека. У жителей Пита, как и любого другого города на Земле, эта самая грань была сошлифована наждачной бумагой эпохи. В их мире бытовали совершенно другие понятия о добре и зле, храбрости и коварстве. Но у кого повернется язык назвать их жизни ошибкой? Они вполне себе гармонируют со средой. Точно так же с ней гармонировали древние племена, приносившие в жертву людей и поклонявшиеся якобы живой природе. Точно в такой же гармонии с самим собой жило человечество за пять-десять веков до пришествия марсиан — люди строили бескрайние вереницы заводов и убивали природу в противовес поклоняющимся ей племенам, считая, что уж они-то точно все делают правильно. И к чему это привело? К гибели природы, к краху цивилизации, вырождению убийственного для Земли человека и падению его до уровня обезумевшего животного. Вновь гармония, вновь все на своих местах и каждый по-своему прав. И пусть никто из зрителей Арены не уйдет обиженным.

— Знаете, что пугает больше всего? — задался вопросом Эхо. — Что все реально. Это происходит на самом деле.

Смертники действительно чувствовали оголенные провода жизни без всякой изоляции, какая обязательно присутствует, когда у тебя все под контролем. Даже голодая, они могли найти выход — схватить и съесть крысу. Даже убегая от каннибалов, могли собрать волю в кулак и пройти еще один спасительный километр, а потом еще и еще. Провода жизни не оголены, когда твоя судьба остается в твоих руках. Но теперь, в окружении тысяч рейдеров и цепных псов, во чреве ревущей Арены, на глазах у каких-то загадочных Сынов Пророка, жизни приговоренных к смерти уже не принадлежали им. Вот что устрашало сильнее любой опасности и выбивало землю из-под ног. Вот что убивало раньше удара врага.

— Ладно, ваш выход, — охранник одарил их беззубой улыбкой и показал на темный коридор с ярким, ослепительным светом Арены в конце.

— Вы забыли снять наручники, — спохватился Куско.

— Не-а, не забыли. — Слова надзирателя, как разряды молнии, били по рабам. — Вы, главное, минут пять продержитесь. И умирайте обязательно ближе к трибунам. Сынам Пророка так больше нравится. А теперь пошли.

— Пошли бойцы, пошли! — вторил ему другой конвоир.

Шестерка бойцов замешкалась. Они были готовы к какой-нибудь подлости вроде сломанного оружия или численно превосходящего противника, но с закованными руками они были полностью беззащитны.

— Чё встали, бегом!

Охранники начали стрелять под ноги смертникам, чтобы задать им нужное направление. Пара свинцовых очередей и до смерти напуганные люди побежали к свету в конце тоннеля, к выходу на стадион. Последние метры перед схваткой марсиане потратили на поднятие из глубин памяти самого ценного опыта армейской школы, а Куско и Пуно — на впитанные с молоком матери молитвы Раду и Ойлу.

Лима же воспользовалась темнотой коридора и безудержным весельем охранников, оставшихся позади, там, где сверкали выстрелы из автоматов. Она достала из-за щеки кусок проволоки, сорванный с одного из вентилей в душе. Тогда девушка исцарапала пальцы в кровь, но теперь драгоценный кусок железа был в ее ловких руках. Очень кстати пришелся навык взломщицы, которым она овладела еще в первые дни прилета морпехов. Без них она не научилась бы так быстро расстегивать наручники, но и не попала бы в Пит. Одно тянуло за собой другое в доказательство великой гармонии мира, согласно коей цепные псы были такими же нормальными обитателями планеты, как и земляне тысячу лет назад.

Ржавый замочек игриво щелкнул, но Лима не стала раньше времени освобождать запястья, чтобы ничего не испортить, — держала руки закованными.

Арена приветствовала их полутора сотнями децибел ора непостижимой по размеру толпы. Инки никогда не видели столько людей, они даже не знали, что во всем мире может жить семьдесят тысяч человек. Они еще могли представить тысячу-другую, но никак не то количество, что встречало их дикими воплями исступления. Толпа разогрелась на нескольких показательных схватках и, наевшись бесплатной еды, требовала утолить свое оставшееся желание — жажду крови.

Колоссальной высоты трибуны из нескольких ярусов окружали со всех сторон запыленную арену, давили на попавших в гущу событий рабов безысходностью и страхом оказаться раздавленными такой могучей конструкцией. Все семьдесят тысяч выкрикивающих проклятия в адрес гладиаторов зрителей сливались в единую массу, неразличимую по составу. Брошенные сражаться рабы не видели ни одного человека отдельно, зато каждый зритель видел их испуганные лица и округленные, как на посмертной маске, глаза.

Залитое кровью и засыпанное песком красно-желтое поле растянулось на сотню метров в длину и шестьдесят в ширину — настоящее раздолье для желающих кого-нибудь покромсать. По краям его возвышались стены, на которые нельзя было так просто забраться и убежать, по их верху шла колючая проволока. Всюду висели блеклые баннеры пятисотлетней давности, рекламировавшие какие-то древние продукты, а теперь выцветшие настолько, что лишь с изрядной долей фантазии можно было представить, что же на них написано. Из сотни надписей гладиаторам удалось разглядеть как раз рекламу пастилок «Ментос» да какого-то чудодейственного напитка «Кола». Теперь почти все человеческие имена заимствовались от названий древних торговых марок, давно уже прекративших свое юридическое существование, зато переродившихся в нечто мифологическое, сакральное. В отсутствие высокой письменной культуры старые рекламные баннеры оказались единственным источником слов, к тому же красивых. На стадионе эти щиты выполняли еще одну важную роль — закрывали бреши в стенах и пытались удерживать на своих ржавых плечах трибуны. Для арены, дрожащей от каждого вскрика толпы, дополнительная жесткость конструкции была не лишней. Техника безопасности, конечно, отсутствовала, и стадион этот обязательно когда-нибудь рухнул бы, но не в этот злополучный для пленников день. Им придется искать другой выход.

Спустя короткое время толпа смолкла. Это было не мгновенное наступление тишины, а скорее медленное уменьшение уровня звука на ламповом приемнике. Шум уходил неспешно, словно песок сквозь дыры в испещренном рад-крысами фундаменте стадиона. Волна из встающих со своих мест