Мехасфера: Ковчег - Андрей Умин

этих. Лучше безнаказанных убийств могут быть только убийства на публике. Победим и получим свободу. Нам повезло с этими играми на Арене. Почти гарантированное помилование.

Кола устроился поудобнее, насколько это было возможно на загаженном человеческими и крысиными экскрементами полу, и, крепко сжав нож в руке, закрыл глаз.

Инки и марсиане все это время удивленно слушали их разговор. Они прильнули к решеткам между двумя своими камерами и ошарашено смотрели друг на друга. Вот как бывает в жизни.

— Ну и дела, — прошептал Эхо. Он первым не выдержал тягучей паузы.

— Вы это слышали? — спросил Альфа у инков.

Те в ответ кивнули. Больше до конца дня никто не смог вымолвить ни слова.

На следующее утро камеры наполнило гулкое эхо далекого городского шума. Весь Пит готовился к зимним боям. По узким и широким улицам тащили сотни лавок, сидений, бочек с едой — все то, чего не досчитались на стадионе после долгих месяцев мародерства. Журчащие цилиндрами мотоблоки волокли за собой стальные решетки, цепи и трубы, ими требовалось укрепить место сражений перед новым сезоном. Город превратился в один большой муравейник, перед которым стояла задача обслуживать все прихоти своей матки — Арены.

В последний перед долгожданным побоищем день в воздухе витало ощущение праздника, торжества. Весь местный сброд жил в сладостном предвкушении. Все чувствовали себя счастливыми, забыв про дела, про тяжелую ношу обитателей трущоб. На время зимний боев пропадала эта всеобъемлющая тревога за каждую минуту существования, и люди могли чувствовать себя действительно людьми, а не двуногими животными, брошенными судьбой. Одни делали ставки на победителей, другие растягивали торговые палатки у стадиона, чтобы поживиться на всеобщем ажиотаже, третьи зарабатывали ремонтом ветхой и постоянно норовящей упасть арены, четвертые готовились задарма набить животы на бесплатной раздаче еды Сынами Пророка во время самих боев. Город двигался и вибрировал. Город дышал жизнью и создавал шум.

В подземной тюрьме в этот день стоял непривычный гул. Приходилось прислушиваться даже к своему сокамернику, а о том, чтобы подслушать разговор в другом конце катакомб, не могло быть и речи.

К замершим в ожидании чего-то страшного пленникам спустились цепные псы и раздали каждому по настоящей, хорошей консерве с бобами.

— Эй, зачем вы кормите деревенщин? Все равно они завтра умрут, — сокрушались Кола и Ментос. Им хотелось бы сражаться против обессилевших, а не сытых рабов.

— Ага, чтобы вы их одной левой уделали, — фыркнул охранник. — Сыны Пророка так не хотят. Городу нужно зрелище, а не избиение полуживых.

— Тьфу, блин, — раздалось в ответ.

— И кстати, — обратился охранник к рабам, — завтра на выходе примите душ и получите новую одежду с броней. Надеюсь, она окажется по размеру. Уж простите, выбирали на глаз.

Охранник самодовольно плюнул в одну из камер и направился к лестнице, ведущей наверх.

— Мы им что, циркачи какие? — негодовал Куско. — Зачем такой марафет?

— На нас будет глазеть весь город. — Альфа перекрикивал идущий с улицы гул.

— Мы им не актеры, — рявкнул Чарли и продолжил с жадностью уминать бобы.

Остальные морпехи и инки тоже уплетали за обе щеки, а когда еда закончилась, принялись вылизывать консервные банки. Последние перед закрытием тюрьмы на зиму дни они не могли есть даже подземных крыс, ведь все их тоннели заледенели. Заиндевели и катакомбы. Все парапеты и стены. Измученным темнотой и недоеданием пленникам приходилось спать прямо на льду. Из-за этого их силы иссякали еще быстрее, а ночь перед боем они и вовсе провели на ногах — лучше не выспаться, чем подхватить тяжелую пневмонию и гарантированно умереть.

На удачу, кроме консервов возле каждой камеры появилось по банке с водой. Чистой, исцеляющей, дорогой. А наверху ждали теплый душ и броня по размеру. Все ради зрелища на потеху публике. Рабы почти не имели шансов устоять перед закоренелыми преступниками, поэтому на них даже никто не ставил. Сыны Пророка, организовавшие схватку, всеми силами пытались уравнять шансы. Плевать они хотели, кто победит и получит свободу. В любом случае этот кто-то долго не проживет.

— Значит, проигрыш в казино спас нам жизнь? — Куско сообразил одним из последних.

Остальные лишь развели руками. Обстоятельства последних шести недель казались им слишком безумными, чтобы воспринимать их здраво.

— Как ни крути, нас затягивает в жернова, — вздохнул Эхо. — Не одно, так другое. Как по чертову сценарию, в котором нам обязательно надо пройти через ад.

Он в точности сформулировал уже давно сложившееся мнение остальных.

— Чертовщина какая-то, — вздохнул Альфа. — Не ожидал, что с нами это произойдет… Помните дом на Марсе? Летную школу? Как готовились к полету за семенами, к спасению метрополии?

Его сослуживцы молча кивали, хотя их кивки не были видны во мраке. И полковник чувствовал обратную связь, будто видел их, сидящих позади себя в темноте.

— Потом приземление на космодроме, — продолжал он, — чертова бойня в лагере, поход через лес, битва с мутантами и бегство, еще раз бегство… Стоило появиться лучу надежды, как за ним следовали новые проблемы. Словно кто-то всесильный следит за нашими жизнями и ведет по узкому коридору, полному препятствий, как в тараканьих бегах. Помните, что мы подумали после проигрыша в казино?

— Что убьем этого красножопого, — не стал церемониться Чарли.

— А теперь? — спросил у него полковник, будто разыгрывая театральную миниатюру.

Майор этого вопроса и ждал.

— А теперь ни черта не понятно, — выплеснул он из себя. — Наша судьба… как это называется… предрешена.

— И я о том же, — кивнул Альфа, зная, что все почувствуют это его незаметное в темноте движение головы.

Пуно подполз к решетке своей камеры, чтобы оказаться как можно ближе к морпехам.

— К чему вы клоните? — осторожно спросил он.

— А ты еще не понял? — ухмыльнулся полковник. — Хотя… ты же из племени. Многого вы, ребята, не знаете. Наверное, думаете, что все происходящее с нами уникально и неповторимо? Что во всем белом свете только мы шестеро — избранные?

Инки переглянулись. Они не знали, уникально это или нет. Их скучные, однообразные жизни не с чем было сравнить. Может, любая жизнь за пределами родного дома протекает именно так? А может быть, вообще любая жизнь протекает уникально и неповторимо? Их кругозор не отличался большой широтой.

— А я знаю, — продолжил Альфа. — Хорошо учился в школе. Вы, наверное, даже слова такого не слышали. Но это не ваша вина. Не обижайтесь. Так вот перед военной школой я много чего узнал. В том числе филологию и драматургию. И знаете, что я скажу? Все, что происходит в жизни, — чертова драматургия. Это все уже где-то было. Жизнь забавляется с