Боги Севера - Дмитрий Анатолиевич Емельянов

Обиженно-раздраженный голос Василия оторвал Сцинариона от размышлений.

— Варсаний, ты меня слышал? Я сказал — немедленно! Хватит скорбеть об усопших, пора заняться делами живых!

Поднявшись с ковра, логофет оправил смятую одежду и верноподданнически склонил голову:

— Незамедлительно займусь исполнением вашей воли, мой император!

Непроизвольно отметив, как презрительно и надменно скривились в ответ губы Василия, Варсаний сделал для себя окончательный вывод: нельзя дать им возможность осуществить задуманное. Армия должна остаться под стенами Ура хотя бы до тех пор, пока Феодора не подготовится к встрече. Действовать надо быстро, но крайне осторожно — ни в коем случае нельзя давать им повод усомниться в его верности.

Уже на пути к выходу он начал складывать в мозгу картину будущей комбинации: надо предупредить Фесалийца, но его люди не должны засветиться. Кто?

В голове замелькали возможные варианты и появился правильный ответ — Прокопий. Он крайне заинтересован проявить необходимую быстроту и убедительность, ведь речь идет о жизни его воспитанника. Затем под любым предлогом спрятать Иоанна: он ключевой свидетель, и Зоя постарается убрать его любыми средствами. Ну и последнее — нельзя дать им возможность обстряпать все в тишине, армия должна знать имя настоящего убийцы. Котел должен забурлить.

Надеюсь, вам понравилось сегодняшнее обновление.

Следующие главы будут уже в четверг. Не пропустите!

Глава 14

Год 121 от первого явления Огнерожденного Митры первосвятителю Иллирию.

Сардогад, столица Сардийского царства

С вершины холма царь Хозрой наблюдал, как корпус Бессмертных, опрокинув парванские шеренги, преследует бегущих мятежников. В его надломленной последними неудачами душе не осталось места ни для ярости, ни для торжества — лишь горечь разочарования и опустошенность. Чему радоваться, если во главе мятежа стоит не кто-то чужой, а его первенец, старший сын Кадияр.

— Великие боги наказывают меня, — еле слышно прошептал царь, вспоминая как он сам, еще совсем юный, не подчинился воле старшего брата и сбежал на юг собирать своих сторонников. Тогда его никто не рассматривал всерьез, и та немногочисленная армия, что встала под мятежные знамена, скорее всего, была бы разгромлена, но судьба все решила иначе.

В памяти Хозроя всплыла ночь, когда в его шатер ввели посланца парванского шейха Хилами аль Биди. На развернутом пергаменте плясали коряво выведенные буквы: «Женись на моей дочери Ферузе, и я помогу тебе стать царем». Он смотрел на это странное предложение и не знал, как поступить.

Племена парвов обитали в гористой пустыне на самом юге Сардийского царства. Огромная территория принадлежала немногочисленному народу только потому, что никому была не нужна. Безводная пустыня с редкими точками чахлых оазисов. Жутковатое место, где человеческая жизнь порой стоила дешевле глотка воды, и люди, живущие там, были ему под стать. Разграбление соседних провинций уже много веков было единственным смыслом их существования, поэтому парвов нигде не жаловали. Аристократия презирала их за дикость и беспросветную нищету, а простой народ ненавидел за бессмысленную жестокость и безграничную жадность. Слово «парв» в Сардии давно уже стало нарицательным — тупой безжалостный дикарь без чести и совести. Если сард хотел кого-нибудь оскорбить побольнее, то не задумываясь называл парвом.

Неудивительно, что он тогда колебался. Выбор был небогат: либо позорная свадьба, либо бесславное поражение и, в лучшем случае, бегство и бесконечное скитание вдали от родины. Сомнения были недолги. Он выбрал женитьбу, и парванская конница решила их спор с братом в его пользу.

Феруза прожила недолго, и он помнил ее хорошей женщиной, пусть некрасивой, но тихой и скромной, а вот сын, которого она родила, стал настоящим бедствием. Лишь наполовину по крови, он был истинным парвом по духу. Упрямый, жестокий и злопамятный, не поддающийся никакому влиянию и не признающий авторитетов. Надо сказать, что и самому Хозрою было тогда не до первенца: борьба продолжалась, и до полной победы было еще далеко. Парвы, почувствовав свое влияние на трон, совсем распоясались: набеги на южные провинции шли один за другим, и так продолжалось долгие семь лет, пока наконец окрепший во власти Хозрой не положил этому конец. Карательный поход в пустыню, к несчастью, совпал со смертью Ферузы. Она и раньше тяжело болела, но это не помешало шейху Хилами обвинить Хозроя и всех сардов в кончине своей дочери. Война была долгой и изнуряющей. Парвы избегали крупных сражений, предпочитая мелкие раздражающие уколы, а сардийская армия, планомерно зачищая оазисы, вытесняла их в пустыню, надеясь, что те сдохнут там от голода и жажды. Полной победы Хозрой так и не добился, но южные провинции вздохнули свободно и страна наконец поверила в нового царя.

Отношения с парванскими кланами были окончательно разорваны, хотя в кругу старшего сына оставалось предостаточно родни по линии матери, и, как теперь осознавал Хозрой, это было ошибкой. К пятнадцати годам Кадияр совсем отдалился и редко виделся с отцом, а у Хозроя уже были другие жены и другие дети, многих из которых он даже не помнил по именам. Родились и подросли сыновья, более подходящие на роль наследника престола, ибо всем было понятно — Сардия никогда не признает царем полукровку. Кадияр это знал, но его упертый парванский норов не желал мириться с таким раскладом. Он вел себя вызывающе, раздражая знать и зля отца своими выходками. Перед самой войной он пришел к нему и заявил, что хочет жениться. Хозрой поначалу не возражал, подумав, что, может, хоть жена утихомирит буйный нрав его первенца, но когда Кадияр сказал, кого хочет взять в жены, пришел в ярость. Из всего многочисленного выводка своих детей царь по-настоящему любил только одну дочь — Ильсану. Умная красивая пятнадцатилетняя девушка была его любимицей и гордостью, идеальным наследием двух самых древних и влиятельных родов страны. Столица и двор тоже обожали принцессу, ее истинно сардийская красота вызывал восторг у мужчин, строгий нрав — уважение у женщин, а острый, как бритва, язычок нравился народу, пересказывающему на улицах ее колкости. Вся страна звала ее не иначе как Розой Сардии и, несмотря на ее юный возраст, складывала о ней легенды и песни.

Кадияр просил именно ее, свою сводную сестру, апеллируя к древности, когда браки между родными братьями и сестрами были не редкость. Хозрой и слушать не захотел, а выгнал зарвавшегося щенка взашей. Потом началась война, затем был разгром в долине Варда, и вот результат — родной сын ударил ножом в спину.

Хозрой зло скривился: наверняка чертова парванская