Слезы печали - Филиппа Карр

Я попрощалась с ней, и она, поцеловав меня, сказала:

— Мы снова встретимся. Наши жизни, как говорится в пьесах, будут переплетаться, пока мы живы.

Это было самым волнующим событием за время моего пребывания в Лондоне.

ЧУМА

После Лондона Эверсли показался скучным, но я была рада, что вернулась к Эдвину, и убедилась в том, что он не пострадал за время моего отсутствия. Мы с Карлоттой сразу же пошли в детскую, где нас шумно встретили мальчики, а после того, как они увидели привезенные подарки, прием с их стороны стал еще более теплым. Мы постарались разделить дары поровну, так что оба получили по игрушечному ружью, стреляющему глиняными шариками, по трубе, изготовленной из коровьего рога, и по воздушному змею — синий для Эдвина и красный для Ли. Всем этим да еще мятными шариками в коробочках, на которых был изображен Уайтхолл, дети были просто очарованы. Ли, конечно же, схватился за ружье и начал палить из него во все и во всех, в то время как Эдвину особенно полюбилась труба. Змеи, по-моему, были одобрены обоими, и оба желали тут же идти запускать их.

Карлотта спросила:

— А чему вы больше рады: нам или нашим подаркам?

Оба мальчика были озадачены вопросом. Ли уставился на свое ружье, а Эдвин вертел в руках трубу. Затем жестом, глубоко тронувшим меня и сразу же напомнившем об его отце, Эдвин отложил в сторону трубу, бросился ко мне и обнял меня.

Ли предусмотрительно сделал то же самое в отношении Карлотты.

Мы хорошенько посмеялись, а затем Эдвин сказал:

— Если бы вы не вернулись, то не привезли бы этих подарков, правда?

Ли серьезно кивнул.

Хотя нам дали понять, что наша компания менее желанна, чем подарки, нас повеселила и порадовала находчивость ребят.

Это были счастливые дни: мы помогали запускать воздушных змеев, постоянно слышали звуки труб и пытались уклониться от глиняных шариков. Мы были рады вернуться домой. Но меня постоянно тревожили воспоминания о Харриет, и я не могла выбросить их из головы.

Я размышляла о Карлтоне, который нарочно организовал посещение театра, зная, что там будет Харриет. Несомненно, он был склонен к озорству, но больше всего меня расстраивали его явный интерес ко мне и напоминание о том, что между ним и наследством встал Эдвин.

В том, что Карлтон любил Эверсли, я была уверена. Он отдавал много времени поддержанию порядка в поместье, и я заметила, что его визиты в Лондон становились все реже и реже.

Лето шло к концу, когда в Эверсли-корт явилась жена Карлтона, Барбари. Карлтон отнесся к ней с полным безразличием, которое мне показалось невежливым.

Уже через день после ее приезда я поняла, что дела ее не слишком хороши. Заметив, что в течение всего дня Барбари ни разу не появилась на людях, я расспросила слуг и узнала, что она лежит в кровати и чувствует себя слишком слабой, чтобы встать.

Я пошла навестить ее.

Она выглядела больной, и я спросила, чем ей помочь.

Барбари покачала головой.

— Я просто приехала отдохнуть в деревенской тишине, — сказала она. — Я так делаю время от времени… когда чувствую, что слишком устала. Не думаю, чтобы леди Эверсли это очень нравилось, но, в конце концов, это дом моего мужа, и я имею право быть здесь, не так ли?

— Да, конечно.

— Ну что ж, приятно это слышать, ведь вы являетесь кем-то вроде заместительницы хозяйки замка. А вам здесь не одиноко? — Она как-то пренебрежительно махнула рукой.

— Мне здесь спокойно, — ответила я, — Очевидно, так же, как и вам, раз вы приехали сюда отдохнуть. Вы часто чувствуете такую потребность?

Барбари кивнула:

— Здесь тихо… Один день похож на другой, мычат коровы, блеют овцы, щебечут птички.

— Вот не думала, что вам это может нравиться.

— Вы должны знать, кузина Арабелла, что многие вещи совсем не таковы, какими кажутся.

— Это правда. Может быть, вам чего-нибудь принести?

— У Салли Нуленс есть хороший настой. По-моему, она дает его детям, когда те становятся слишком возбужденными.

— Я спрошу ее.

Я спустилась вниз и нашла Салли в детской, где она зашивала порванный Ли камзольчик.

Да, она знала, о чем идет речь. Она и раньше давала это госпоже Барбари.

— Бедная госпожа Барбари, — вздохнула Салли, — похоже, она не слишком счастливая женщина.

— Я тоже так думаю… Находясь замужем…

— Ну, чтобы брак был счастливым, нужны двое, и, чтобы он был несчастным, — тоже. Они всегда бывают непутевыми, эти браки, которые специально устраивают. Молодые люди сами должны искать друг Друга.

— Так их брак был специально устроен?

— Да, десять лет назад. Хозяин Карлтон делал вид, что он из «круглоголовых». А она была из тех семеек, что всегда стояли на стороне Кромвеля. Мне думается, он женился на ней, чтобы показать, какой он хороший «круглоголовый». Он хорошо все это разыграл, а по-настоящему они и не были женаты. Оба гуляли, как хотели. Оба они какие-то дикие: она, наверное, оттого, что ее в такой строгости воспитывали, а он — потому, что он такой и есть. Вот она и приезжает сюда приходить в себя. Мои настои для нее, прямо как живая вода, так она говорит. Но я-то думаю, что есть тут и еще кое-что. Я думаю, временами на нее что-то находит и ей хочется все изменить.

Я часто заходила навестить нашу гостью, и между нами возникло что-то вроде дружбы. Мои посещения явно доставляли ей удовольствие, и через некоторое время она завела со мной разговор.

Она сообщила, что посещает Эверсли, когда здесь нет Карлтона.

— Мы, конечно, не хотим встречаться.

— Это выглядит странно, ведь он ваш муж.

— Он не желал этого брака. Он вступил в него только потому, что хотел произвести определенное впечатление. Многие сомневались в мотивах его поведения. В то время существовала опасность его разоблачения. Женитьба на члене нашей семьи укрепляла его позиции… вы понимаете, что я имею в виду. Мой отец был убежденным «круглоголовым», и такой брак служил гарантией для человека, вызывавшего подозрения своей принадлежностью к семье, все члены которой отправились в изгнание вместе с королем.

— Я понимаю… Весьма удобный брак.

— Вот именно.

— И вы совсем не любили друг друга? Она помолчала, а затем сказала:

— Вы плохо знаете его.

— Да… да.

— Он неповторим. Я не знала никого, похожего на него. В нем есть сила, мощь. Он из тех людей, кто, единожды приняв решение, уже не отступится от него.

— Разве это столь исключительно?

— Нет. Но он добивается своих целей с большей энергией, чем кто-либо иной. Я была очень молода, когда мы поженились, — всего семнадцать лет. Молодая, романтичная и по уши сытая жизнью в родительском доме. Если мне доводилось за неделю разок улыбнуться, то это уже считалось грехом, а если такое случалось в воскресный день — это значило, что мне прямая дорога в ад.