Барочный цикл. Книга 6. Золото Соломона - Нил Стивенсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Джимми и Дэнни начали выходить из прострации при упоминании бешеных псов — даже люди, живущие в постоянной опасности, склонны внимать определённого рода предупреждениям. Слово «ракета» встряхнуло их, как верёвка палача. Джимми сбросил плащ на каменную площадку. Несколько мгновений казалось, что Дэнни совершает братоубийство, хотя он всего лишь перерезал верёвки.
— Дьявол! Надо было мне меньше болтать, больше смотреть, — сказал их отец, обозревая в подзорную трубу крыши домов. — Покуда я трепал языком, ребята протянули тросы.
Паучья нить соединяла теперь церковь Марии на холме с церковью Дунстана на полях, а ту — с Гильдией лоцманов. Старик удачно навёл трубу на Тауэр-стрит, как раз когда над ней пролетала арбалетная стрела. Она вонзилась в медную крышу церкви Всех Душ. В следующий миг босой темнокожий человек подобрался к ней и начал странную пантомиму. Он тянул шёлковую бечёвку, такую тонкую, что в подзорную трубу её было не различить. Она шла от крыши Гильдии лоцманов и постепенно утолщалась; если бы старик в парчовом жилете набрался терпения, то вскоре смог бы её увидеть.
Он повернул трубу к прилегающему кладбищу, где похороны приняли зловещий оборот: крышку гроба откинули, под ней оказался шлемоподобный предмет с торчащей из основания длинной палкой. В ногах гроба стоял бочонок с шёлковым шнуром.
Ещё чуть-чуть левее: Тауэрский холм. Алые шеренги исчезли! Солдаты ушли. Старик обвёл трубой холм и нашёл их там, где рассчитывал: они маршировали в сторону дыма и огня. А как же иначе: горело неподалёку от полковых конюшен. Протокол лондонских пожаров был так же чёток и неизменен, как протокол коронаций: сперва прибывает пожарная команда, потом толпа и, наконец, солдаты, чтобы её разгонять. Всё по традиции.
Он опустил трубу и взглянул на сыновей — выполняют ли те свою часть плана. И впрямь, они уже закрепили посох в основании механизма и прислонили его к парапету, направив в сторону церкви святой Марии на холме. От основания палки тянулись несколько ярдов стальной цепи, привязанной к свободному концу троса, проходящего над бадейкой, которую принёс индеец. Всё как задумано. Старик взглянул вниз и увидел, что воз подъехал к основанию Монумента. Повернулся к реке, проверяя, что там, но обзор ему загородил худой человек в длинной одежде, который вышел с лестницы, даже не запыхавшись.
— Тысяча чертей, ребята, к нам большое начальство!
В ответ — презрительное фырканье Джимми и Дэнни.
Человек в длинной одежде откинул капюшон, явив взглядам чёрные с проседью волосы и немодную, но безусловно красивую эспаньолку.
— Добрый день, Джек.
— Скажите лучше: «Бонжур, Жак», отец Эд, чтобы заложники увидели вашу французистость. И заодно перекреститесь несколько раз, чтобы подчеркнуть свою католичность.
Отец Эдуард де Жекс с удовольствием перешёл на французский и повысил голос:
— До конца дела у меня будет ещё не один повод перекреститься. Мон Дьё, это все заложники, каких вы сумели взять? Они же евреи.
— Знаю. Как свидетели они тем более ценны, что не питают пристрастия ни к одной из сторон.
Нос отца Эдуарда де Жекса являл собой великолепную несущую конструкцию для ноздрей, которыми можно было втягивать пробки. Сейчас он пустил их в ход, засопев на евреев, потом сбросил плащ, так что те увидели иезуитскую рясу с распятием на груди, чётками и прочими католическими регалиями. Евреи, пребывавшие до сих пор в блаженной уверенности, что возня с тросами — часть работ по рутинному поддержанию Монумента, теперь не могли решить, изумляться им или трепетать. «Мы пришли полюбоваться видами, — словно говорили они, — и не ждали инквизиторов».
— Где монеты? — спросил де Жекс.
— Когда вы поднимались, вас едва не сбил с ног индеец, спешащий вниз?
— Oui.
— Когда вы следующий раз его увидите, он будет с монетами. А теперь, если позволите, я хотел бы взглянуть на реку.
Джек обошёл де Жекса и поднял подзорную трубу, но тут же вновь опустил её за ненадобностью. Баржа дрейфовала с отливом и преодолела примерно треть расстояния до Тауэрской пристани. На палубе шли уже знакомые манипуляции с верёвками и ракетами. Что до шлюпа, он двигался к Тауэрской пристани, неся французский флаг на виду у всего Лондона. Если бы Джек удосужился глянуть в подзорную трубу, он увидел бы тросы, кошки, мушкетоны и прочий абордажный инвентарь.
Оставался вопрос: видят ли это из Тауэра? Что, если Джек закатил банкет, на который никто не явится?
За его спиной де Жекс, как всякое надзирающее лицо, задавал дурацкие вопросы:
— Джимми, что ты думаешь?
— Думаю, слишком много зависит от того, как всё повернётся в Тауэре, — буркнул Джимми.
Де Жекс обрадовался случаю поддержать маловеров пастырским словом:
— Да, с виду Тауэр неприступен. Однако тебе, как человеку неграмотному, недостаёт исторической перспективы. Знаешь ли ты, Джимми, кто был первым узником Тауэра?
Джимми подумал, не столкнуть ли де Жекса с площадки, но рассудил, что ответить, пожалуй, проще.
— Нет, — буркнул он.
— Его святейшество Ранульф Фламбард, епископ Даремский. А знаешь ли ты, Джимми, кто первый бежал из Тауэра?
— Понятия не имею.
— Ранульф Фламбард. То было в лето Господне тысяча сто первое. С тех пор мало что изменилось. Из Тауэра не бегут не потому, что он так надёжно охраняется, а потому, что узники, английские джентльмены, считают неприличным его покидать. Если бы Тауэр охраняли французы, наша затея была бы обречена на провал.
— Смотрите, всё-таки они не спят, — вставил Джек. — Вон, алые мундиры на пристани. Тревогу подняли.
— Отлично, — промурлыкал де Жекс. — Значит, русский и шотландец могут осуществить то, о чём англичане не смели и помыслить.
Шлюп «Аталанта», у берегов острова Грейн. Конец дня
К тому времени, как они в следующий раз увидели Барнса, «Надежда» осталась далеко позади. Отлив продолжался: вода убегала с такой скоростью, что грозила схлынуть совсем, оставив шлюп на обнажившемся дне Темзы. Река сужалась на глазах, оголяя серо-бурые отмели. В нескольких милях по левому борту был виден Саутенд, увязший в илистой плоскотине. Однако главенствовал в этой картине океан, занимавший теперь примерно четверть обзора.
Справа в Кентских болотах петляла широкая река, почти безуспешно силясь пробиться к стремительно отступающей Темзе.
— Это Янлет, — объявил полковник Барнс. — Всё, что за ним — уже остров Грейн.
— Как может река отделять остров? — спросил Даниель.
— Такие вопросы — наказание нам зато, что мы взяли с собой натурфилософов, — вздохнул Барнс.
— Сэр Исаак тоже спросил?
— Да, и я отвечу вам так же. — Барнс, развернув карту, провёл пальцем по S-образному изгибу Янлета до верховий, где с ним соединялся отросток другой реки, текущей в противоположную сторону и впадающей в Медуэй на другом берегу острова.
— Здесь тяготение словно смеётся над нами — кто объяснит направление этих рек? — задумчиво пробормотал Даниель.
— Может, Лейбниц? — тихо отвечал Барнс.
— Значит, и впрямь остров. Тогда возникает следующий вопрос: как ваши люди на него переправятся? Насколько я понимаю, такова их задача.
Барнс грязным ногтем провёл по дороге, идущей от Грейвзендской пристани на восток к основанию меловых холмов. Там, где Темза делала петлю, огибая головку молотка, дорога сворачивала на юг, чтобы напрямик пересечь его узкую рукоять по более высокому и сухому месту.
— Вот здесь они должны были нас обогнать, — сказал Барнс. — А вот мост — единственный — через Янлет на остров Грейн.
— Как человек военный, вы с особым нажимом отмечаете, что мост один.
— Как человек военный, я на сегодня им завладел, — сообщил Барнс. — Мои люди перешли его и поставили пикет со стороны острова. — Он взглянул на часы, убеждаясь, что не поторопился с этим утверждением. — Теперь Джек и его люди не смогут уйти сушей. А если они попытаются уйти морем — там будем мы.
Из карты ничего больше узнать было нельзя, и Даниель поднял голову. Он увидел прямоугольную башню на чём-то вроде сложенного из камней кургана, примерно в миле впереди.
В прилив Шайвский утёс, одиноко встающий из вод над морскими вратами Англии, вероятно, производил впечатление если не чарующее, то угрюмо-величественное. Однако сейчас он просто торчал посреди обнажившейся илистой равнины размером с Лондон.
— Если Джек достоин своей славы, у него наверняка есть корабль — возможно, побольше и получше нашего, — сказал Даниель не столько из искренних опасений, сколько из желания подначить Барнса.
— А вы посмотрите, что там вдали! — воскликнул Барнс.
Даниель посмотрел за островок и увидел, что в миле-двух дальше снова начинается вода. Ему потребовались секунды две, чтобы догадаться: это устье Медуэя. На дальнем берегу стояла система укреплений с рыбачьей деревушкой у подножия — Ширнесс.