В крымском подполье - Иван Козлов

Во дворе я столкнулся с двумя немецкими офицерами.

Подошел к ним, прихрамывая и опираясь на палку.

— Операция очень выгодная, — весело говорил молодой, стройный, с красивым холеным лицом офицер. — Деньги пополам и вечер на прощание.

— Только устраивай поскорей, вагоны завтра угонят на Севастополь, — ответил пожилой, с рыжими усиками.

Они загораживали дорогу к Ольгиной двери.

— Дозвольте, господа, пройти, — попросил я по-русски.

Офицер с холеным лицом скользнул по мне игривыми серыми глазами и посторонился.

Я постучал, дверь открыл «Савва».

— Где тут стекла вставлять? — громко спросил я.

— Сюда, сюда, дедушка! — также громко ответил «Савва», пропуская меня в комнату и запирая дверь. — Здравствуйте, Иван Андреевич! — он крепко пожал мне руку.

Я присел не раздеваясь.

— Что это за офицеры?

— Молодой, красивый — Миркин зондерфюрер Линдер. А второй — его приятель. Вместе спекулируют и пьянствуют почти каждую ночь.

— А Линдер мне понравился, веселый.

— И «добрый», — подтвердила Ольга. — Он сам хвастался мне своей «добротой». «Я, — говорит, — никогда русских пленных не бью, как другие офицеры, я их только наказываю: сажаю в темный подвал и напускаю туда крыс».

— Недаром такой молодой и уже зондерфюрер! Ну, что нового у вас в Сарабузе? — спросил я «Савву».

— Оля, ты нам приготовь чего-нибудь и последи за этими господами, — сказал жене «Савва». — У нас, Иван Андреевич, положение критическое. В одно прекрасное утро вы можете лишиться всех сарабузских подпольщиков. Забирают и вывозят в Германию всех мужчин поголовно. Мы на очереди.

— Я знаю, что забирают. Прятаться будем.

— Легко сказать — прятаться! Первого февраля утром в поселок Саки прибыло шестьдесят машин с немцами. Поселок окружили и пошли по дворам. Забрали всех мужчин от четырнадцати до шестидесяти лет, даже больных подняли с постели. Такую же облаву они провели в деревнях Сакского и Биюк-Онларского районов. Вывозят под охраной. Если кто-нибудь скрывается, забирают его семью.

— Но ведь железнодорожников немцы забронировали?

— Добрались и до железнодорожников. У нас уже переписали всех и запретили отлучаться. В Саках, несмотря на ходатайство начальника станции, угнали тридцать шесть человек. На станции Княжевичи забрали даже тех, кто работал на ремонте путей. Подпольщики волнуются. Я приехал за вашими указаниями.

— Без разрешения горкома ни один подпольщик на должен уходить со своего поста, — сказал я. — Но будьте начеку и приготовьте на всякий случай надежное убежище.

«Савва» задумался.

— В домах, конечно, укрываться нельзя. В Биюк-Онларском районе одна женщина спрятала своего мужа в сундуке. Немцы нашли его, заперли сундук, привязали жену к сундуку и сожгли вместе с домом. Недалеко от Сарабуза у деревни Андреевка есть каменоломня. Может быть, там сделать убежище?

— Немцы знают об этих каменоломнях?

— Может быть, и знают, но не обращают на них внимания: ведь партизан там никогда не было.

— Сколько там может поместиться народу?

— Порядочно. Думаю, человек четыреста — пятьсот.

Я велел «Савве» подготовить в каменоломнях убежище, завести туда продовольствие, воду и подумать об организации партизанского отряда. «Савва» рассказал, что в Сарабуз для охраны железной дороги прибыл какой-то добровольческий батальон. Настроение у этих добровольцев как будто неважное, некоторые хотят уйти в лес, но не знают дороги. Просят проводника.

— Все дороги ведут в лес, — сказал я. — Кто захочет, найдет и партизан. Через таких добровольцев просачиваются в лес провокаторы. Нужно их тщательно проверить. Проводника мы им давать пока не будем.

Я сообщал «Савве» место, время и пароль для направления в лес проверенного гражданского населения.

— Направляйте не только мужчин. Можно и женщин, если они способны быть бойцами.

— А с семьями, с детьми как?

— «Мартын» просил небоеспособных людей сейчас не направлять, кроме семей тех подпольщиков, которым угрожает арест.

«Савва» рассказал, что сарабузцы собираются взорвать баки с горючим, замаскированные на аэродроме. Передал мне разведданные и семьдесят пять бланков пропусков на право выезда в районы Крыма. Бланки выкрала подпольщица, работавшая переводчицей у сарабузского коменданта.

Я дал указание, чтобы подпольщики повели агитацию в деревнях за лучший и полный посев полей, маскируя всячески эти действия от немцев.

Дома я подготовил очередную почту подпольному центру и отправил ее в лес. На другой день утром «Нина» уже была у меня и сообщила: «Павлик» вернулся, все в порядке.

— По улицам ходить невозможно, — жаловалась она. — Пока до вас добралась, три раза документы проверяли.

— А не обшаривали?

— На этот раз нет.

Из-под стельки сапога она достала конверт, а из-под кофточки — несколько пачек денег.

— Как самочувствие «Павлика»? — спросил я, вскрывая прошитый нитками конверт.

— Хорошее, но он очень устал. До нового места встречи с Гришей теперь километров двадцать пять, а обратно итти с грузом. В этот раз он ходил со своими помощниками — Яшей Морозовым и Витей Долетовым. Спрятали все во рву. Ночью перетащат в город.

Витя Долетов был двоюродным братом расстрелянного Николая Долетова.

— Встаньте у окна и следите за двором. Я прочту письмо.

«Дорогой Андрей! — писал „Мартын“. — Получил твое письмо и информацию о положении в Симферополе. Рад за ваше благополучие и доволен разворотом вашей работы. Разъясняйте народу, что немцы никому не дадут возможности „пересидеть“, „переждать“ лихую годину. Только непримиримая, смертельная борьба может принести освобождение.

Посылаю тебе наши листовки по нескольку сот экземпляров, центральные газеты и „Красный Крым“. Кроме того, посылаю три листовки на румынском языке. Посылаю также мины и гранаты. Людей, подлежащих мобилизации и угону из Крыма, переправляйте в лес, их будут встречать. Место встречи и пароль передаю устно через „Павлика“. Ни в коем случае не водите их на место нашего „Почтового ящика“, и сопровождать их должен не „Павлик“, а кто-нибудь другой. Разумеется, отправляемые в лес о вас ничего не должны знать.

Насчет железнодорожников. Смогут ли они создать патриотические группы на железнодорожном узле Джанкой и в Севастополе? Смогут ли они перевести и устроить в эти города хотя бы одного-двух человек от нас? Прошу сообщить. Медикаменты присылай, нужны Продовольствие тоже нужно.

Сердечный привет тебе от всех товарищей. Получил два письма от твоей жены. У них все в порядке. Она работает в обкоме. Горячий привет „Мусе“, „Нине“, „Хрену“, „Савве“, „Луке“ и всем боевым героическим товарищам».

Я ознакомил «Нину» с содержанием письма. Каждая почта из леса была для всех большим, радостным событием.

— «Муся» очень хочет вас видеть, — сказала «Нина». — У нее что-то случилось.

— Организуйте мне завтра свидание сначала с «Павликом», потом с «Мусей». «Павлика» вызовите на десять, а «Мусю» на одиннадцать утра.

На другой день «Нина» поджидала меня на базаре у киоска. Мы переглянулись. Она пошла к своему дому; держась на некотором расстоянии, я последовал за ней. Погода была хорошая, ясная. Выйдя на улицу Островского, я увидел вдали гору Тирке. Вспомнились тяжелые переходы по горам и балкам, дождливые ночи. Теперь в горах холодно, снег лежит. Нелегко им там, нашим ребятам!

Лазаревы встретили меня, как всегда, очень радушно. Дома была и племянница «Нины» — пятнадцатилетняя школьница Нелли.

— Ну как, Нелли, у вас в школе? — спросил я, садясь с ними завтракать.

— Учится плохо! — с упреком ответила за нее мать.

— Плохо учимся? — покраснела от злости Нелли. — Попробовала бы ты сама. Знаете, Иван Андреевич, наш класс уже два дня в школу не пускают.

— Ты расскажи толком, ведь Иван Андреевич ничего не знает, — улыбнулась Софья Лазаревна.

— Это же прямо умора! — сердито усмехнулась девочка. — Прислали нам новую учительницу немецкого языка. Сама русская, а перед немцами выслуживается. Вошла в класс, подняла руку: «Хайль Гитлер!» Мы сначала глаза вытаращили, потом ребята подняли крик: «На кой чорт нам твой Гитлер сдался!» Она стала директором грозить. Такая суматоха пошла, ничего не разберешь: кто кричит, кто свистит. Кто-то в портрет Гитлера запустил чернильницей. Все захохотали и начали кидать в Гитлера чем попало. Учительница убежала. Пришел директор и выгнал нас. Теперь нас не пускают в школу. Что дальше будет, не знаю.

— Ничего не будет. Замнут дело, — заметила Софья Лазаревна. — Я разговаривала с некоторыми учителями. Директор боится, чтобы об этой истории не узнали немцы, иначе ему не сдобровать. Решили сделать внушение родителям и тем ограничиться.