Подвиг Ширака - Булат Жандарбеков

За вечерней трапезой Омарг сообщил Томирис о своем решении вернуться к себе на родину и поднять хаомоваргов на борьбу с персами. Томирис молча поклонилась царю хаомоваргов и как ни в чем не бывало, словно не она корила Омарга обидными словами, предложила обсудить план борьбы с Дарием. Сердце Омарга радостно забилось — Томирис признавала этим равноправие с ней и с Сакесфаром. По замыслу Томирис, к поднявшимся на борьбу с персами хаомоваргов придут на помощь тиграхауды Сакесфара и отряд массагетов, выделенный, несмотря на угрозу со стороны сарматов, под начальством царевича Скуна — мужа царицы Томирис и сына царя тиграхаудов Сакесфара.

Омарг вскинул глаза на царицу и тут же опустил. Он слышал о раздорах в царской семье. Скун — муж Томирис, был на тринадцать лет моложе своей жены и когда-то, еще младенцем, сам того не ведая, стал причиной раздора между царем тиграхаудов Кавадом и его родным братом Сакесфаром, а затем и войны между царем массагетов Спаргаписом и Кавадом с одной стороны и молодого тогда Омарга, царя хаомоваргов, давшего приют беглецам Сакесфару и младенцу Скуну, с другой. Вот тогда-то объединенными силами массагетов и тиграхаудов командовал сам великий воин сакской земли — Рустам, с которым пришлось сразиться горячему тогда Омаргу и сразиться достойно. А вся эта кутерьма заварилась из-за того, что Сакесфар назвал своего новорожденного сына — Скуном, что означало "вожак", "вождь", "ведущий", "первый" и т.п. Подозрительный Кавад усмотрел в этом имени намек на намерение брата в лице этого самого Скуна покуситься на трон тиграхаудов. Осведомленный о гневе Кавада и отлично зная характер своего брата, Сакесфар с малолетним Скуном бежал к хаомоваргам, а об остальном говорилось выше.

После победы над Киром всемогущая, как всем казалось, царица массагетов Томирис изгнала Зогака. Популярность ее была настолько велика, что ряд старейшин и вождей тиграхаудов предложили ей занять опустевший после изгнания Зогака трон. Как это было ни заманчиво, Томирис понимала, что усидеть одновременно на двух тронах невозможно. Оба союза сакских племен, обособившись друг от друга, уже на протяжении долгих десятилетий жили со своим укладом, со своими интересами, зачастую приходящими в острое противоречие с интересами другого союза. Предпочтение тиграхаудам вызовет яростное возмущение массагетов, и, наоборот, внимание к массагетам породит у тиграхаудов недовольство, чувство ущемленности. При ревнивом и подозрительном отношении соседних союзов племен друг к другу трудно будет избегнуть розни, конфликтов между ними. Понимая, что самой ей усесться на тиграхаудский трон будет большой ошибкой, Томирис долго колебалась в выборе кандидатуры претендента на тиграхаудский престол. Хотя один, притом законный, был у нее под рукой, но она не любила Сакесфара — скользкого и лживого. Но хитрый Сакесфар, столько лет домогавшийся тиграхаудского трона, поднаторел в самых замысловатых интригах. Томирис показалось, что хитрый тиграхауд нашел самый блестящий выход, когда тот предложил очень соблазнительную комбинацию — династический союз! Сакесфар получил долгожданный трон, а Томирис — мужа в лице царевича и наследника престола Тиграхаудов Скуна. И таким образом, сказал Сакесфар, льстиво заглядывая в глаза своей будущей невестки, через своего мужа, а тем более верного и всем обязанного ей Сакесфара, прекрасная Томирис может влиять на братские племена тиграхаудов и иметь твердую опору в этом союзе в лице царя и любящего свекра, преданного Сакесфара. Конечно, Томирис насквозь видела лицемерного Сакесфара и не очень-то доверяла ему, однако ее по-женски прельстила возможность создания своего семейного очага, что особенно привлекательно для женщины на склоне лет, а также скорая перспектива, учитывая преклонные года Сакесфара, стать царицей тиграхаудов без ущемления их самолюбия, когда на престол вступит ее муж Скун. А зная Скуна и Томирис, не трудно догадаться, кто будет подлинным хозяином и повелителем тиграхаудов.

Но этот брак по расчету не принес никому счастья. Когда мужчина находится под каблучком любимой жены, то это в утешение называют "сладким рабством", но какая каторга находиться под властным башмаком жены, к тому же и не любимой. Скун не только не любил Томирис, но и боялся ее и поэтому всячески избегал общения с ней. Можно только представить, какие чувства обуревали женщину, привыкшую быть предметом обожания и преклонения, когда она встретила со стороны человека, который должен был стать самым близким, полное равнодушие, граничащее с отвращением. Не удивительно, что в голове оскорбленной до глубины души и до болезненности самолюбивой Томирис не раз мелькала мысль — убрать Скуна. Для нее это не составило бы особого труда. Но этого непутевого и недалекого человека любила до самозабвения Апама — кумир, идол, божество в одном лице для Томирис, чем чаще всего является ребенок для женщины, поздно родившей. И Томирис не решалась нанести своей дочери страшную боль утраты. Ведь сама Томирис обожала своего отца Спаргаписа и до сих пор не могла его забыть, и рана, нанесенная его смертью, до сих пор не заживала. Апама — плод невеселого союза была единственной отрадой для Томирис. Она нежила, лелеяла, холила свою девочку, не давая пылинке опуститься на нее, так как дочь могла добиться от матери всего, чего хотела, неохотно, но отпускала ее с отцом на охоту.

В отличие от Томирис, Скун не трясся над дочерью, он с хладнокровием относился к тому, что она спала на голой земле, падала с коня, разбивала себе коленки, ходила вся исцарапанная, чумазая. Но Апама была в восторге. Дома, причитая и охая, Томирис мыла-отмывала свою девочку, мазала мазями царапины и ушибы, делала припарки и отпаивала горячим молоком, которое девочка терпеть не могла, предпочитая ему тайком попробованную вонючую хмельную бузу, к которой пристрастился Скун.

По тому, как при упоминании Скуна Омарг опустил глаза, Томирис поняла, что ее семейная жизнь — предмет пересудов не только среди массагетов и тиграхаудов, но и в других соседних странах. Томирис стало горько, что ее гордое имя треплют языками и со злорадством кому не лень, но она не подала и вида, продолжая ровным голосом беседу. Что ж, такова жизнь, ведь она сама через проведчиков знала, имеет ли Амага любовника, сошлась ли она с Зогаком, подозрительно долго загостившимся у сарматов. Знала даже кличку любимой собаки Омарга и не спросила о ней потому, что не увидела ее, а значит, или собака погибла или оставлена в спешке бежавшим хозяином, и не стоит посыпать солью открытую рану. Особенно внимательно Томирис следила за Персией. Она знала, что любимцем Камбиза был красавец Прексасп, что между Камбизом и Атоссой, братом и сестрой и к тому еще мужем и женой, не все ладно. Знала и про странную смерть Камбиза. Да мало ли о чем ведала царица массагетов, например, о том, что кшаятия или шах Хорезма, не доверяя своим поданным, собирает гвардию эфиопов, изумляя жителей благословенного Хорезма видом своей охраны. А вот новый властелин Персии был для нее загадкой, хотя она знала даже, как зовут счастливую лошадь Дария, принесшую ему золотой трон Персии. Знала о том, что на своего третьего мужа Атосса имеет огромное влияние, хотя она и старше молодого и красивого мужа, что отец Дария Гистасп, получивший в придачу к Маргиане еще и сатрапию Парфию, оказывает покровительство страстному пророку Заратуштре Спитаме, который проповедует о двух силах в мире — Добре и Зле, считая кочевников олицетворением Зла! Но, когда на тебя идет враг, надо о нем знать как можно больше, и Томирис, стараясь пополнить свои знания, подробно расспрашивала Омарга о Дарий.

После долгой и, казалось бы, доверительной беседы Томирис и Омарг тепло и дружески простились, если так можно сказать о царственных особах, для которых личные интересы всегда выше каких-то дружеских чувств.

Внезапное появление Омарга среди хаомоваргов взбудоражило саков, и они дружно поднялись против персидских захватчиков. Это явилось полной неожиданностью для Дария, тщательно готовившегося к походу претив Томирис и которого покорность хаомоваргов, молча принявших верховенство персидского царя, ввело в заблуждение. Дарий пришел в ярость — эти хаомоварги решили помешать удару львиной лапы на тиграхаудов, так горе им — удар льва обрушится на хаомоваргов. Превосходящие силы персов, и превосходящие во много раз, в двух сражениях наголову разбили Омарга, но, к удивлению сакского царя, ни уважения, ни сочувствия среди хаомоваргов он не потерял, хотя из-за него пролилось столько крови! Дарий повелел не щадить ни малых ни старых и резать всех подряд. Еще больше удивился Омарг, когда увидел, что с ним в изгнание ушли, вместо жалкой кучки последовавших в первый раз, три тысячи смелых бойцов, не сдавшихся врагу и готовых к новым сражениям. Омарг никак не мог понять, почему, когда он бежал в первый раз, хаомоварги безропотно приняли персидское иго и проклинали его, Омарга, а когда он своим выступлением против персов вызвал ярость Дария и обрек свой народ на муки и страдания, когда пролито море крови, народ его благословляет. Да, Томирис оказалась права. Теперь, несмотря на поражение, несмотря на то, что он снова изгнанник из родной земли, Омарг чувствовал себя совсем иначе, чем в первый раз — уверенно и вдохновенно. Он строил самые смелые планы и рвался в бой.