Кинокомпания Ким Чен Ир представляет - Пол Фишер

И в последние недели 1985 года, после полутора лет разговоров и колебаний, Ким Чен Ир наконец официально разрешил Сину открыть в Вене полноценную компанию, которая станет продюсировать и экспортировать северокорейское кино. Первая задача Сина, сказал Ким, – найти австрийского сопродюсера, которого заинтересуют половинная доля в компании и финансирование первого венского фильма «Син Фильм» под названием «Чингисхан».

Син с давних пор мечтал снять фильм о великом монгольском завоевателе, который в тринадцатом веке создал крупнейшую цельную империю в истории. К удивлению Сина, Ким Чен Ир примерно с тех же пор лелеял ту же мечту. Сошлись они на том, что портреты Чингисхана в кино обоих бесят. К тому времени великий монгол появился на экране уже пять раз, но ни единожды на роль не брали восточного азиата. В самых знаменитых постановках Чингисхана сыграли египтянин Омар Шариф в 1965 году[37], а девятью годами ранее – Джон Уэйн в широкоформатном голливудском эпике продюсера Хауарда Хьюза «Завоеватель» (со слоганом: «Я дерусь! Я люблю! Я завоевываю!., как варвар!»). У Хьюза монгольскую массовку играли индейцы навахо; фильм унизительно провалился и стал одной из причин банкротства легендарной студии «РКО». Снимали его в Юте, в разгар лета, всего год спустя после обширных наземных испытаний ядерного оружия в 130 милях против ветра, и потому «Завоеватель», вполне вероятно, способствовал тому, что 50 из 220 участников съемок заработали рак, в том числе режиссер Дик Пауэлл (рак крови, умер в 1963 году) и все три звезды – Агнес Мурхэд (рак матки, 1974), Сьюзен Хейуорд (рак мозга, 1975) и Джон Уэйн (рак желудка, 1979). Больше Хьюз кино не продюсировал.

Син Сан Ок и Ким Чен Ир видели фильм с Джоном Уэйном (хотя, может, и не слышали о его неоднозначной истории) и считали, что монгольский император, одна из величайших фигур в истории Азии, заслуживает лучшего. И, разумеется, говорил Ким Чен Ир, жизнеописание Чингисхана очень полезно для идеологических целей. Он ведь все-таки основал великую империю и объединил азиатские народы.

«Чингисхан», задуманный режиссером Сином и продюсером Кимом, вышел бы затратной постановкой. По подсчетам Сина, бюджет составил бы 16 миллионов долларов – самый дорогой кинопроект в истории Северной Кореи. (Надо понимать, что первые «Звездные войны» 1977 года стоили 11 миллионов.) Согласовали план: в рамках «Син Фильм – Вена» с австрийской лицензией Син будет искать сопродюсеров и снимет блокбастер, который станет великой вехой северокорейского кино. Понадобится агрессивная реклама. «Пульгасари», эпик про монстра, конечно, смягчит сердца западноевропейцев, но все остальное Син Сан Оку и Чхве Ын Хи придется делать самим. Им впервые разрешили вдвоем поехать за железный занавес – в Вену через Германию. Ким Чен Ир, похоже, искренне верил, что мозги Сина и госпожи Чхве успешно промыты, – и это доказывает, сколь мало он понимал капитализм. Считая, что сполна уплатил цену за верность, Ким Чен Ир им «доверял стопроцентно, – говорил Син. – Он думал, если мы получим дом, деньги и студию, нам незачем будет бежать. Вот в чем слабость воспитания в социалистической стране: очень легко себя обманывать».

Это был шанс спастись – Син и Чхве ждали и добивались его восемь лет. Неудача чревата либо тюремным заключением без надежды на свободу, либо смертью.

30. Вена

Первые месяцы 1986 годе Син и Чхве готовились к побегу. Посреди предвкушения стало ясно, что за годы в Пхеньяне у них незаметно сложилась жизнь, а к некоторым новым знакомым оба сильно привязались. Они снабдили сотрудников последними указаниями – объяснили «то, что нужно знать киношникам», – закруглили работу над своими фильмами и, чтобы не вызывать подозрений, продолжали надзирать за строительством нового дома и студии, которые подарил им Ким Чен Ир. Шли дни; у Чхве то и дело внезапно подступали слезы и прерывался голос – зачастую когда посреди беседы с актером или костюмершей она вдруг осознавала, что, возможно, это их последний разговор. Особенно ее печалило расставание с Хо Хак Сун, доброй женщиной, восемь лет прожившей с ней в одном доме. Хак Сун изо всех сил утешала Чхве в первые годы и радовалась, когда в жизнь подопечной вернулся Син. Для Чхве она была как сестра – единственный человек в Северной Корее, помимо Кэтрин Хон, с кем сложилась такая дружба. Им предстояла разлука, но Чхве не могла выказать ни благодарности за все, ни печали.

29 января 1986 года в 9:10 утра Чхве и Син вышли из своего пхеньянского дома. Чемоданы были упакованы в расчете на полуторамесячную поездку за границу. Ожидалось, что они поедут на Берлинский кинофестиваль, а оттуда прямиком в Вену – обустраивать европейское отделение «Син Фильм». Комнаты их выглядели так, будто хозяева планируют вернуться.

Они вышли из дома, шофер донес багаж до машины. Когда они залезали в «бенц», Хо Хак Сун им помахала.

– Счастливого пути, – пожелала она.

– Не болей, – ответила Чхве, надеясь, что прощается навсегда, но не имея возможности попрощаться взаправду. Она понимала, что предстоит Хак Сун, и это было мучительнее всего: если побег удастся, Хак Сун и остальных кураторов накажут – понизят, вышлют из города, обрекут на трудовой лагерь, а может, даже на пытки и казнь. Эта скромная трудолюбивая женщина была предана делу Ким Ир Сена душой и телом, но для тех, кому она поклонялась, преданность ее не значила ничего. Ее скромные мечты – полный пенсионный паек, часы Ким Ир Сена – были уже так близко, а теперь она все потеряет из-за Чхве Ын Хи, которая жила в роскоши и носила эти самые часы. Угрызения терзали Чхве нестерпимо. Сина, понимавшего, что если им удастся бежать, пострадает и Чхве Ик Кю, совесть особо не мучила. Этот самодовольный узколобый бульдог никогда ему не нравился. «Если мы сбежим, режиссера Чхве ждут неприятности, – несколько лет спустя писал Син. – Тут уж ничего не поделать». Так и видишь, как буквы пожимают плечами.

Самолет взлетел в десять утра. Он набирал высоту, и из репродуктора в кабине доносилась «Песня генерала Ким Ир Сена»:

Еще не высохла кровь на склонах гор Чанпэксан,По-прежнему кровь виднеется в водах реки Амноккан,Священная кровь сияет под солнцем и под лунойНад нашей Кореей, цветущей свободной страной.Дорого нашим сердцам имя нашего генерала!Любимый наш Ким Ир Сен, хвала тебе, честь и слава!

Самолет со скрипом неуклюже развернулся и направился к северо-западу. Син выглянул в иллюминатор. Внизу раскинулись северокорейские равнины – сухие и бурые, как жженый хлеб. Где-то там остались виллы, где Сина и Чхве держали под замком, тюрьмы, где Син мерз и голодал. Вдалеке блистал голубизной Восточно-Корейский залив.

Чьи партизанские подвиги вечно в сердцах живут?Чьей любви к Родине неумолчно гимны поют?Он наш народ от оков угнетателей освободил,Солнце Кореи, он счастье и радость нам подарил!Дорого нашим сердцам имя нашего генерала!Любимый наш Ким Ир Сен, хвала тебе, честь и слава!

Син глубоко вздохнул и стиснул руку Чхве.

Следующие два месяца каждый день трепал им нервы. В Будапеште Син с венгерской государственной киностудией, где планировалось отчасти снимать «Чингисхана», обсудил окончательную версию бюджета фильма и встретился с австрийским продюсером Хельмутом Пандлером, который заинтересовался возможностью инвестировать в венское отделение «Син Фильм». Наступило очередное 16 февраля, Син с Чхве отправили «домой» письмо с наилучшими пожеланиями Ким Чен Иру в день его рождения. И немедленно улетели в Берлин на кинофестиваль, где Син ходил на переговоры с западными прокатчиками по поводу «Пульгасари».

В Западном Берлине все и изменилось. Десяток телохранителей «очень напряглись, едва мы через КПП перешли из Восточного Берлина в Западный». Отдельных апартаментов Сину и Чхве на сей раз не досталось – их поселили в апартаментах вместе с цепными псами, которые, как и в предыдущей берлинской поездке, ходили за обоими по пятам и следили ночами. Сина с Чхве ни на минуту не оставляли одних. А вдруг и в Вене будет то же самое?

Они издерганные вернулись в Будапешт работать над фильмом, который не планировали снимать, и наконец 12 марта их отвезли в Вену. Ехали на машине – неудобно, но у кураторов не было австрийских виз, а при пересечении границы с Венгрией по земле визы не требовались. То была первая удача. В дороге было решено, что группа из четырнадцати человек привлечет нежелательное внимание, так что Сина и Чхве будут сопровождать всего трое телохранителей.

Вторая удача выпала им у стойки портье в гостинице.

«Интерконтиненталь-Вена» – один из крупнейших и престижнейших европейских отелей. Он открылся в 1964 году в центре – прямо возле городского общественного Штадт-парка, где находится концертный зал Курсалон, в котором в 1868-м дебютировал Иоганн Штраус, – и был первым (и на протяжении одиннадцати лет единственным) в Вене международным отелем.