Фантастика, 1966 год. Выпуск 1 - Сборник

Но уже не для меня.

Наверное, мне не стоит читать об этих лейкозах. Нужно положиться на Давида - хороший врач и приятель. Хватит того, что прочел в медицинской энциклопедии: “…от одного до двух лет”. Чем больше знаешь, тем больше все болит. Вчера еще ничего, почти ничего не чувствовал, а теперь - пожалуйста! - уже в подреберье тяжесть, уже десны саднит, голова кружится.

Тик, наверное, и буду все прислушиваться к своему телу.

Потеряю свободу. Еще одну свободу. Всю жизнь оберегал ее, а теперь совсем потерял.

Пробуют пересадки костного мозга. Нужно разыскать статьи…

Может быть, удастся обмануть? Вдруг вылечусь? Опять войду в лабораторию без этих часов, отсчитывающих минуты?

(Снова фраза.) Не нужно обольщаться, друг. Привыкай к новому положению. К смерти. Дрожь по спине. Жестокое слово.

Так жалко себя! Хотя бы Люба пришла, приласкала.

Погладила по голове. Просто погладила.

Позвонить? Может быть, запрет уже ни к чему?

Нет. Еще нельзя. Не нужно осложнений.

Странное ощущение. Как будто спокойно шел по дороге и вдруг - пропасть. Думал, вот впереди такой-то город, такая-то станция. Интересные дела, хорошая книга. И все исчезло. Осталось несколько метров пыльной дороги с редкими цветочками на обочине. И назад нельзя.

А что там было, позади? Было много хорошего. Много.

Все меняется. Вчера еще спрашивал себя: “Повторить?” Нет, пусть идет вперед. Только вперед! А сегодня не прочь присесть и подождать. Посмотреть на цветочки.

Но уже нельзя.

Тело еще не верит. Как будто смотрю на сцену, где разыгрывается жалостливая пьеса. Знаю, что конец будет плохой, но можно сказать: “Это не со мной!” Походим. Семь шагов от стола до шкафа. Еще семь - обратно. Туда - обратно. Туда - обратно. Некому даже оставить вещи. Как некому? А лаборатория? Будет у них своя библиотека, обстановка для кабинета или комнаты отдыха.

За стеклом перед книгами - сувениры. Их кому? Ослик из Стамбула. Статуя Свободы - из Нью-Йорка. Волчица кормит Ромула и Рема. Маленькая химера с Нотр-Дам. Воспоминания: конгрессы, доклады, аплодисменты, шум приемов. Все уйдет со мной.

Бешено размножаются эти клетки там, в костном мозге.

Так и вижу, как они делятся одна за другой. Одна за другой.

Выпрыгивают, юные и голые, в кровеносное русло. Наводняют меня всего.

Хочется закричать: “Спасите!” Трудно одному.

Позвать Леньку? Он еще не заает. Расскажу. Поплачусь.

И что? Что он скажет, кроме банальных слов утешения?

Которые будут ему самому противны. Разве что напьется.

Не нужно. Ни с кем не нужно об этом говорить. Хватит Давида. Во всяком случае, пока есть свобода и воля.

Будут еще последние недели. Придется в больницу. Не хочу. Знаю, как там,- сам был и врачом и пациентом.

Протянуть как можно дольше дома. Еда, лекарства?

Друзья и девушки из лаборатории будут приходить. (Люба, наверное, даже тогда не сможет.) Сколько хлопот им будет со мной!

Лучше уж в больницу. Можно прикрыть глаза и сказать: “Я устал”. Облегчение на лицах: долг выполнен, можно уйти.

Опять окно. Черные, голые ветки. Ветер. Одиночество.

Казалось, давно привык, смирился. Даже доволен: никто не мешает. А теперь стало грустно.

Музыку? “Красные… помидоры… кушайте… без меня!” Не может быть. Не может быть, что нет выхода. Вот так не верят люди в смерть. А врач виновато разводит руками: “Нельзя помочь”.

Кофе? Рефлекс - 10 часов. Еще три часа работы. Работа? Она уже не нужна. Но кофэ попьем.

Может быть, это сон? Дважды в жизни мне снился рак - было так же, если не хуже. Просыпался: “Ох, как хорошо!” Хозяйство у меня какое налаженное! Кофе самый лучший. Мельница. Мощная. Венгерская кофеварка. Хорошая порция для одного.

Жду, пока закипит. Просто жду. Лучше бы выпить водки, да жаль, не привык. Теперь было бы кстати. Выпил и спн.

Какой приятный вкус! Кофе прибавляет оптимизма.

Мой друг, ведь ты считаешь себя ученым. Это так много - ученый. Человек, который может все разложить по полочкам. Оценить. Установить связи, создать системы. И кроме того, он должен быть смелым. Владеть собой.

Остановись. Вытри слезы и слюни. Умирать еще не сейчас.

Попробуем взглянуть на вещи трезво. Перед лицом смерти.

Но лучше без фраз. Взять бумагу и написать, как привык делать всегда.

Дано: я и болезнь. Найти оптимальное решение: что делать и как жить, чтобы получить максимум удовольствия и минимум неприятного.

Запишем: я - известный профессор-физиолог, 47 лет. Если закончу работу, то сделаю крупный вклад в медицинскую науку.

Мог бы уже сделать, уже сидел бы в академиках, если бы не разбрасывался. Помнишь? Сколько ошибок! Сколько лет даром пропало! Вот теперь бы их, эти годы!

Поздно сетовать. А вдруг что-нибудь придумают? Стоп!

Ну, а теперь “вклад” будет? Уверен?

Да, да, уверен. Все есть: идеи, методы, техника, коллектив.

Эти мальчишки и девчонки. Милые, хорошие…

Вернемся к теме. Записано: “Получить максимум удовольствия.

Источники: а) Творчество. Воплощение”.

Любое творчество? Нет, только то, которое на пользу людям. А что? Стыдно, что мы, теоретики, так мало даем врачам. Но они тоже какие-то странные, мирятся с примитивными представлениями, с ошибками. Не суди. Им трудно, когда больные умирают. Вспомни, как сам лечил. Давно.

Октябрь сорок второго. Юный зауряд-врач в прифронтовом госпитале служит первый месяц. На дежурстве просмотрел газовую гангрену. Утром ведущий хирург ампутировал раненому бедро. Умер. “Плохо, Ваня, очень плохо”. Всю жизнь помню, лучше бы побил.

Итак, сколько “любви к человечеству” и сколько “удовольствия от творчества”? Не знаю. Поровну. Может быть, второго даже больше.

“Источники: б) Удовольствие от жизни. Книга. Театр. Поесть. Вана…” Все это не очень. Хорошо в субботу, когда устал, а в отпуске тоска. Следовательно, функция от первого, от работы.

И, я, пожалуй, уже сыт этим. Мало интересного.

Врешь, наверное, друг. Когда подойдет ОНА - “Еще бы чашечку кофейку”; посмотреть на огонь; послушать прибой.

Не знаю. Пока нет.

Что будет “в”? Любовь?

Обидел меня, наверное, бог в этом деле. Что-то всю жизнь не получалось. Не хочется всиоминать. Только теперь есть она - Люба.

Моя милая. Моя единственная. Сорок лет ей скоро, дети большие, а для меня она все равно что девочка. Всегда хороша: когда грустная и когда веселая. Глаза у нее, как у газели. Я не видел газелей, но такие должны быть у них глаза.

Самое главное - умная. Порой кажется, что всю ее знаю, “потолок” ее ума вот, передо мной, а она вдруг возьмет и блеснет какими-то оригинальными идеями. Если бы побольше честолюбия и свободного времени, могла бы быть профессором. Несомненно. А характер? Вспыхнет, наговорит обидных, несправедливых слов. А на другой день звонок: “Знаешь, я была неправа”. И - женщина… Впрочем, я не ценитель, опыт мал.