На диете - Сьюзен Сассман

С мисками в руках мы с Кэтлин побродили по площади возле центра Ричарда Дэйли[12] и отыскали удобный столик на двоих, залитый солнцем. Вокруг бурлило людское море-вырвавшиеся на ланч банковские клерки, адвокаты, служащие бесчисленных контор. Была и праздная публика – эти явились извести кучу денег в фешенебельных торговых галереях и посмотреть на дневное музыкальное шоу.

Кэтлин извлекла из сумки пузырек и вытянула тугую пробку.

– Угостить соусом?

Я отказалась. Точно такая же склянка с самодельной заправкой для салата бултыхалась и в моей сумочке. Две чайные ложки постного масла, капелька яблочного уксуса, сухая горчица на кончике ножа и, для аромата, измельченный эстрагон.

Пока встряхивала бутылочку, пока кропила груду зелени на тарелке, успела погрузиться в тяжелые раздумья. Интересно, при виде этой картины Рикки тоже впадет в ступор? Все-таки это куда безобиднее, чем заливать кипятком полуфабрикаты за ресторанным столиком.

Истратив едва ли половину соуса, я решительно завинтила крышку. Нет, вряд ли она будет в шоке. Подумаешь, полить салат собственной заправкой. Или все-таки?.. Забывшись, я судорожно стиснула пузырек – еще чуть-чуть, и раздавила бы толстое аптечное стекло. Господи, я уже не знала, что она почувствует или скажет! Я перестала понимать родную дочь. Что бы там ни разладилось между нами, я обязана все исправить.

А для начала откажусь от всего, что может ее рассердить или вогнать в краску. И в лагере в родительский день проглочу свой салат вообще без заправки, не подавлюсь. Вес я скинула, мой вид уже не вызовет у нее прежнего отвращения. Теперь попытаюсь вернуть ее привязанность, иначе мне конец. Как вспомню те проводы... Если так будет продолжаться, я попросту свихнусь.

– Люблю есть на улице. – Кэтлин рассыпала по спинке стула черную гриву. – Словно удрала со скучного урока.

– В последний раз мы выбиралась на пикник прошлым летом. – В памяти само собой нарисовалось содержимое объемистой плетеной корзины, разложенное посреди лужайки. – Паштет с пряными травами, французский хрустящий батон, камамбер, крупный красный виноград без косточек, бутылка бургундского...

– Заткнись и жуй свое сено. – Кэтлин отправила в рот лист шпината и сосредоточенно его пережевывала. Тут я всем нутром ощутила адский голод и тоже набросилась на салат. Молча уткнувшись в тарелки, мы работали челюстями.

С наших мест открывался прекрасный вид на гигантскую скульптуру Пикассо[13]. В основании – что-то вроде блестящего стального цилиндра с двумя расставленными лапами-тумбами, дальше торчит решетчатое опахало, а над ним то ли овальная пуговица, то ли глаз с двумя зрачками в обрамлении гигантских вислых не то крыльев, нето ушей. Кубистический портрет любимой афганской борзой гения-шутника. Под лапами “щенка” резвились дети.

Как возмущались горожане, когда этого “монстра” водрузили в самом сердце Чикаго. Но шли годы, и скульптура повторила судьбу Эйфелевой башни: сперва ее ненавидели, потом пустились беззлобно вышучивать, притерпелись к ней и, наконец, полюбили и возвели в ранг неофициального символа города. У ее подножия, в бурлении деятельной городской жизни я была как рыба в воде. Вот бы перебраться из нашего скучного дорогого предместья поближе к центру. Хотя разве уломаешь Фрэнклина...

– Значит, сегодня? – многозначительно спросила Кэтлин.

Я кивнула. Да, сегодня великий день, точнее, ночь.

– Он уже в курсе?

– И да и нет. Подробности я утаила, только предупредила, чтобы ничего не планировал на вечер. Сказала, что готовлю сюрприз.

– Ощущаешь себя настоящей женщиной, верно? И больше не стыдишься этого?

– Да, наконец-то.

– Сексуальность у нас в крови.

Как бы подтверждая эту мудрость, из четырех мощных динамиков ударил напористый джаз-рок, и на открытую эстраду вырвалась группа танцоров. Словно под напором здоровой агрессии, они неистово извивались и наскакивали друг на друга. Бежевые трико как вторая кожа обтягивали рельефные спины и стройные бедра, внушая мне не зависть и не отчаяние, а теплое чувство сопричастности.

Диета, спорт – и я получу такое же идеально вылепленное, сильное, безукоризненное тело. Возможно, даже запишусь в школу современного танца. Почему бы нет? Стоит похудеть, и весь мир у моих ног.

Досмотрев представление, мы с Кэтлин дружно защелкнули крышки на своих мисках с недоеденными салатами и водрузили их поверх огромного мусорного контейнера: рядом кружили бродяги.

– Ты и впрямь надеешься на сегодняшний вечер? – В ее голосе не было и следа надежды.

– Знаю, о чем ты думаешь, но этот вечер нужен и мне, и Фрэнклину. Последние месяцы тяжело дались нам обоим. Когда один ложится спать, другой уже вскакивает, и мы почти не видимся. Уверена, он не меньше моего чувствует себя заброшенным и страдает от этого. Но сегодня мы все переиграем заново. Начнем жизнь с чистой страницы – без обид и взаимных унижений.

Мне совершенно не понравилась тревога, читавшаяся в глазах Кэтлин. Слишком уж она отдавала жалостью.

– Если что не так, немедленно звони.

– Кэтлин, ну как можно? Будь Фрэнклин таким подонком, каким ты его рисуешь, стала бы я жить с ним столько лет?

– Я рисую? Только с твоих слов.

– Неужели я таким представляла его? – Я опустила глаза. – Наверное, просто перекладывала на Фрэнклина вину за собственные проблемы. – Я обняла Кэтлин. – Пожалуйста, попробуй разделить мою радость. Вот увидишь, эта ночь станет поворотной.

Она легонько встряхнула меня за плечи:

– Очнись и запомни – не все выходит так, как задумано. И нет ничего хуже растоптанных иллюзий.

– Не волнуйся за меня. Я чувствую, чувствую, что вскоре моя жизнь переменится.

– Ну и пафос. Пожалуй, от такого тона и вывернуть может. – Она улыбнулась. – Ладно, долой мрачные пророчества. Кстати, ты уже подобрала антураж для совращения мужа?

– Угу. Апартаменты для новобрачных в отеле “Риц-Карлтон”.

Кэтлин присвистнула.

– Вот черт, что ж ты раньше молчала? Я бы тебе такую скидку устроила!

– Лучше отправляйся в свой офис и толкни по дешевке парочку туров в какой-нибудь Бейрут.

– Игрушки не забыла?

Вместо ответа я приоткрыла молнию вместительной сумки; внутри полыхнул ярко-желтый полиэтилен фирменного пакета “Сэкскурсии”.

– Нарядишься, я надеюсь, с самой разнузданной сексуальностью?

– От Неймана.

– От Неймана?! На кой черт тебе сдалось это викторианское барахло? Тут нужно нечто беспредельно развратное, открытое спереди, сзади и с боков, словом, совершенно похабное...

– Пока, Кэтлин.

– Подожди.