Марковцы в боях и походах. 1918–1919 гг. - Коллектив авторов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
О походе и бое говорилось отрывисто, и все связывалось с двумя именами: генерала Корнилова и генерала Маркова, благодаря которым невозможное стало возможным. Генерал Марков представлялся как всесокрушающий «меч генерала Корнилова».
На переправе
Вслед за Офицерским полком, перебравшимся через густой поток полуснега-полуводы речки Черная, стали немедленно переправляться Корниловский и Партизанский полки. Но с переездом батарей и боевого обоза произошла задержка. Благодаря длительной остановке, не только колеса орудий и подвод вмерзли в землю, но и лошади, окончательно промерзшие, уже не были в силах сдвинуть свой груз с места. Некоторые подводы остановились на мосту, попав колесами в разрушенный его настил. Было приказано чинить мост, набрасывать на подъездах к мосту всякий материал, чтобы легче было преодолеть образовавшуюся глубокую грязь.
За это дело, помимо Технической роты, взялись Юнкерский батальон и все, кто мог. Шла безнадежная, как казалось, но необходимая работа, требующая сверхсильного напряжения. Вскоре появились признаки возможности добиться цели. Погода стала спокойной. Стала спадать вода в реке.
А до этого, чтобы не замерзнуть окончательно, люди развели костры, огонь которых не мог быть невидим противнику ночью, даже сквозь пелену снега. Батарея красных открыла огонь по переправе, и один снаряд угодил прямо в костер, убив четырех и ранив 22 человека, столпившихся вокруг него. К счастью, стрелявшие орудия скоро прекратили свой огонь.
Два-три дома, находившиеся у переправы, и все постройки при них были набиты ищущими тепла людьми. В один из домов вошел генерал Алексеев. Толпа потеснилась. Генералу вскоре доложили: Офицерский полк вошел в станицу.
Чтобы спасти лошадей, было приказано выпрячь их и отвести в станицу, а орудия и подводы оставить до утра, до того времени, когда будет приведен в порядок мост.
Всю ночь шла напряженная работа. К утру вода в реке спала настолько, что открыла весь мост, что облегчило его починку. В станицу ушел Юнкерский батальон и расположился в домах на ближайшей окраине.
Трудно представить, что перенесли за ночь юные добровольцы, в каком виде размещались они в теплых домах. Но сознание величия и важности дела, на которое они пошли, побороли все. В тепле, согревшись горячим кипятком, они ожили, и бодрыми голосами наполнились дома. Даже сон не скоро охватил их.
Из окон дома, занимаемого генералом Боровским, командиром Юнкерского батальона, была видна дорога от переправы в станицу. По ней тянулись группы людей, отдельные подводы. Из станицы на переправу артиллеристы вели волов, чтобы на них привезти свои орудия.
Генерал Боровский, наблюдавший эту картину, вдруг громко сказал бывшим с ним:
– Кажется, едет генерала Алексеев?! – И действительно, все узнали знакомую коляску вождя, которую едва тянула лошадь с помощью нескольких человек.
– Ну-ка! Скажите детям – пусть помогут генералу Алексееву, – сказал генерал Боровский.
Буквально в момент, натянув на себя все сырое, дети выбежали навстречу коляске, и десяток человек, сменяемых вновь прибывшими, впряглись в нее. Генерала Алексеева встретил генерал Боровский и ввел его в свой дом, куда следом набилась и молодежь. Дрожащий от холода, совершенно обессиленный 60-летний вождь, улыбаясь, благодарил юнкеров.
– Идите, отдохните! – говорил он.
Какая светлая радость охватила всех от этой неожиданной для них ими оказанной помощи своему вождю.
Недолго пробыл генерал Алексеев у генерала Боровского: едва выпил он стакан горячего чая, как ему доложили, что квартира для него готова.
Эпилог боя
Утром генерал Марков собрал командиров рот своего полка, 1-й батареи и других начальников. Потери? Состояние частей? Офицерский полк потерял лишь 2 офицеров убитыми и до 10 ранеными. 2–3 человека – 1-я батарея. Ни он, и никто не ожидал таких малых потерь. Сколько больных? Казалось, больные должны были бы быть, но и их почти не оказалось. Генерал Марков весел. Он в восторге от своих марковцев.
По имеющимся у него сведениям, красные имели в станице отряд в 3000 штыков со многими орудиями. Они решили оборонять станицу: вырыли с трех ее сторон окопы. Взять ее, имевшую, кроме того, в тактическом отношении отличное расположение, при иных условиях, как в минувшем бою, было бы невозможно. Противник понес огромные потери убитыми – до 1000 человек. Захвачено 8 орудий, снаряды, госпиталь… Генерал Марков заявил, что победа имела бы несравненно больший результат, если бы кавалерия Кубанского отряда выполнила бы данное ей задание, а не повернула бы назад, испугавшись непогоды. Отдав распоряжения и поблагодарив начальников, генерал Марков отпустил их, а сам направился с докладом к генералу Корнилову.
Генерал Корнилов благодарил генерала Маркова за бой. Говорил о минувшем походе.
– Это был чисто суворовский переход! – так оценил генерал Корнилов.
– Никак нет! – возразил генерал Марков. – Это был Корниловский переход!
В офицерском полку переход и бой у станицы Ново-Димитриевской называли марковскими, т. к. приписывали весь успех генералу Маркову. Об этом впоследствии напишет и генерал Деникин:
«Этот бой – слава генерала Маркова и слава Офицерского полка, гордость Добровольческой армии и одно из наиболее ярких воспоминаний каждого первопоходника о минувших днях – не то были, не то сказки».
Есть и иная оценка минувшего перехода. На улице станицы генерал Марков встретил юную сестру милосердия Юнкерского батальона – Шуру. Видя обращенные на себя ее восторженные глаза, он остановился и поговорил с ней о походе, о том, как перенесла его она.
– Это был настоящий ледяной поход! – заявила сестра.
– Да, да! Вы правы! – согласился генерал Марков. Это название Ледяной точно определило его и, данное сестрой и утвержденное генералом Марковым, осталось не только для одного дня 15 марта, но и для всего Первого кубанского похода.
* * *
Как всегда во время остановок армии, генерал Марков обязательно приходил к генералу Алексееву. Тут от него не требовался официальный доклад, но генерал Марков считал своим долгом, влекомый чувством глубокого уважения к вождю, положившему начало Добровольческой армии и знающий, какую громадную моральную ответственность нес вождь за нее, хотя и не руководил ею, – быть у него.
Генерал Алексеев сильно нездоров. Но вошел генерал Марков, и лицо старого вождя сразу же просияло. Появилась улыбка. О чем говорили они?
Генерал Алексеев, которому, казалось, есть о чем спросить, ограничивался немногими вопросами касательно боя, состояния и настроения в частях. Его больше интересовало состояние самого генерала Маркова: он беспокоился о его здоровье, зная его незаменимое никем значение в армии.
Вождь не задерживал его у себя.
– Сергей Леонидович! Идите к себе. Вам нужно отдохнуть. Идите с Богом! – провожал он его, как отец своего любимого сына.
Но генералу Маркову нужно было зайти еще