Не только Холмс. Детектив времен Конан Дойла (Антология викторианской детективной новеллы). - Эллен Вуд

Главный обвинитель в ту же секунду вскочил на ноги, как! — воскликнул он. — этот джентльмен основывает свое ходатайство на невозможности установить corpus delicti?

Люди могут лгать, но факты не лгут. Тысячи людских надежд, и страхов, и страстей могут повлиять на свидетеля или ввести его в заблуждение. Но признать, что крепкая цепь соединенных друг с другом доказательств, в которой ни одно звено не пропущено, может привести к ошибке правосудия, — такое за пределами человеческого разума. Поэтому великие правоведы и утверждают, что подобное доказательство, в котором нет места подделке и обману, является самым надежным и самым убедительным. Аппарат человеческого правосудия не может учитывать маловероятные и неправдоподобные сомнения. Всегда приходится полагаться на умозаключения. Разум человеческий может достичь истины только таким средством. Запретить присяжным применять его — то же самое, что отрубить им руки, а затем приказать написать вердикт. Исключите из списка используемых методов неопровержимые умозаключения — и в этой стране наступит конец правосудия и в опустевшем зале суда будут хозяйничать пауки.

Обвинитель остановился, посмотрел на Мейсона с надменной усмешкой и возвратился на свое место за столом. Судья сидел неподвижно, погруженный в раздумья. Присяжные подались вперед.

— С разрешения вашей чести, — вставая, сказал Мейсон, — это вопрос права, ясного, четкого и настолько устойчивого в штате Нью-Йорк, что даже представителям обвинения следовало бы его знать. Задача, стоящая перед вашей честью, проста. Если corpus delicti, или состав преступления, доказан, как того требуют законы штата, дело направляется в жюри присяжных. Если же нет, то суду следует обязать присяжных признать подсудимого невиновным. Здесь ничего не остается на судейское усмотрение. Вашей чести следует только вспомнить и применить установленное судами нашего штата строгое правило, недвусмысленно предписывающее, как должен быть установлен corpus delicti в случае убийства.

Подсудимый обвиняется в тягчайшем преступлении. Закон требует, чтобы сначала было установлено преступление, факт его совершения. Необходимо удостоверить тот факт, что жертва в самом деле мертва, без этого никто не может быть признан виновным в ее убийстве, поскольку, пока остается хотя бы малейшее сомнение в том, что касается смерти, не может быть никакой уверенности и в том, что касается лица, совершившего преступное деяние, даже если косвенные доказательства ясны, полны и неопровержимы. В случае убийства corpus delicti состоит из двух элементов: смерть как результат и преступные действия некоего лица как средство.

Непреложный закон этого штата гласит, как изложено в решении по делу Рулофф против народа[62], которое является в данном случае прецедентом, что недопустимо основывать оба элемента, составляющих corpus delicti, на косвенных доказательствах. Должно иметься прямое доказательство хотя бы одного из них. Если для одного элемента есть прямое доказательство, второй может быть реконструирован, но оба одновременно не могут быть лишь допущением на основании косвенных доказательств, сколь бы убедительны и неоспоримы ни были эти доказательства.

Иными словами, ни один человек в штате Нью-Йорк не может быть осужден за убийство, если не найдено и не опознано тело жертвы и нет прямого доказательства, что подсудимый совершил действия, повлекшие за собой смерть жертвы, и совершил их таким образом, что отсутствие тела объяснимо.

Судья изменился в лице. Юристы слушали внимательно и напряженно: они начинали понимать, где откроется лазейка в законе. Зрители были озадачены: они все еще не понимали. Мейсон повернулся к обвинителям. Его уродливые черты искривились от презрения.

— Три дня, — сказал он, — я вынужден был выслушивать этот бесполезный и дорогостоящий фарс. Если бы представители обвинения не были всего лишь комедиантами, они бы с самого начала знали, что Виктор Анкона не может быть осужден за убийство, если только в этот зал не войдет живой свидетель, который глядел в мертвые глаза Нины Сан-Круа, или же живой свидетель, который видел, как Виктор Анкона вонзил кинжал ей в грудь.

Меня не интересует, насколько сильными и убедительными являются в настоящем деле косвенные доказательства. Даже если судья, присяжные, все, кто сейчас меня слышит, абсолютно убеждены в виновности подсудимого; даже если косвенные доказательства не оставили в умах ни малейшей тени сомнения; в отсутствие очевидца этот подсудимый не может быть наказан, и этот суд должен обязать присяжных вынести оправдательный вердикт.

Зрители наконец поняли — и были ошеломлены. Это не могло быть законом. Их учили, что закон — это здравый смысл, здесь же они столкнулись с чем-то совсем иным.

Глядя на них, Мейсон ухмыльнулся.

— Закон в доброте своей, — насмешливо сказал он, — защищает невинных. Славный закон штата Нью-Йорк, протянув руку, выхватывает подсудимого из когтей свирепого жюри, которому не терпится его повесить.

Мейсон сел. В зале стояла тишина. Присяжные смотрели друг на друга в изумлении. С места поднялся обвинитель. Лицо его, белое от ярости, выражало недоверие.

— Ваша честь, — сказал он, — этот принцип чудовищен. Может ли быть, что убийце, чтобы избежать наказания, нужно всего лишь спрятать или уничтожить тело жертвы или утопить его в море? Выходит, если никто не видел, как он убивал, закон беспомощен и убийца может плевать в лицо карающему правосудию? Получается, что закон о тягчайшем преступлении — мертвая буква. Великий штат закрывает глаза на убийство и предлагает всем желающим убивать своих врагов при условии, что они убьют их тайно и спрячут. Я повторяю, ваша честь, — говорящий повысил голос, и теперь его гневные слова разносились по всему залу, — этот принцип чудовищен.

— Так же говорили Бест, и Стори[63], и многие другие, — пробормотал Мейсон, — а закон оставался неизменным.

— Суд не желает продолжения дискуссии, — отрубил судья.

Обвинитель занял свое место. Его лицо сияло триумфом: суд собирается поддержать его.

Судья повернулся и посмотрел сверху вниз на присяжных. Движения его были величественны, речь подчеркнуто торжественна.

— Господа присяжные заседатели, — сказал он, — в этом штате имеет силу правовая норма лорда Хей-ла, и я обязан руководствоваться ею в своих решениях. Закон таков, как сказал защитник: чтобы жюри получило полномочия осудить человека за убийство, должно иметься прямое доказательство либо смерти, а именно: обнаружение и опознание тела, — либо преступного насилия, которое могло привести к смерти и совершенного таким образом, что объяснимо отсутствие тела; и только когда есть прямое доказательство одного, для установления второго могут использоваться косвенные доказательства. Таков закон, и отступать от него нельзя. Я не беру на себя смелость объяснить его мудрость. Судья Джонсон в деле, являющемся прецедентом, предлагает такое обоснование: если отсутствует прямое доказательство как факта смерти, так и преступного насилия, способного причинить смерть, то никакие улики не могут ни обеспечить внутреннее убеждение, что человек умер из-за преступных действий иного лица, ни даже позволить сделать прямое умозаключение, приводящее к такому выводу; и что если факт смерти не удостоверен, всем доказательствам виновности недостает существенной составляющей, позволяющей их удовлетворительно истолковать, и поэтому они могут привести только лишь к вероятным — но не более того — выводам. Возможно, этот принцип имеет в виду также опасность того, что предвзятость по отношению к обвиняемому или побуждение согласиться со всеобщим мнением сможет незаметно заменить улики, если жюри присяжных получит право признавать подсудимого виновным на основании чего-либо иного, кроме прямого доказательства факта смерти или действий, приведших к смерти.

В нашем случае тело не было найдено и нет прямого доказательства преступных действий со стороны подсудимого, хотя цепочка косвенных доказательств в высшей степени полна и неопровержима. Тем не менее это все лишь косвенные доказательства, и по законам штата Нью-Йорк подсудимого наказать нельзя. У меня нет выбора. Закон не позволяет в данном случае вынести обвинительный вердикт, хотя, вероятно, каждый из нас внутренне уверен в виновности подсудимого. Таким образом, господа присяжные заседатели, я вынужден требовать, чтобы подсудимый был признан невиновным.

— Господин судья, — прервал его старшина присяжных, вскакивая со скамьи, — мы не можем вынести такой вердикт под присягой; мы знаем, что этот человек виновен.

— Сэр, — сказал судья, — это вопрос права, и в нем не могут быть учтены пожелания жюри. Секретарь подготовит оправдательный вердикт, который вы как председатель подпишете.