Не только Холмс. Детектив времен Конан Дойла (Антология викторианской детективной новеллы). - Эллен Вуд

— Как вы смеете! Как смеете! — задыхаясь, прошипел он.

Этот юный атлет действительно выглядел угрожающе, но Уордл, не дрогнув, встретился с ним взглядом.

— Что толку, мастер Джон? — спокойно спросил он. — Неприятно, ясное дело. Но я-то тут ни при чем, и себе вы этак не поможете.

Вспышка гнева прошла так же быстро, как и возникла. Красивое лицо Невилла вновь прояснилось, и ничто более не напоминало о недавнем взрыве, когда он негромко сказал:

— Вы правы, Уордл, совершенно правы. Что же теперь? Полагаю, что я арестован?

— Нет, сэр. Делайте все, что вам вздумается, а я не буду вам мешать. Мне достаточно одного вашего слова.

— Какого?

— Что вы будете на месте, когда понадобитесь.

— Однако ж я не настолько глуп, чтобы бежать. О господи!.. Виновен я или нет, но бежать с места преступления?!

— Не говорите так, сэр. Из Лондона едет человек, который во всем разберется, вот увидите. Итак, слово?

— Слово.

— Я думаю, вам лучше вернуться в дом, сэр. Слуги там много чего болтают. Я, пожалуй, не буду им мешать, не хочу, чтобы кто-нибудь узнал, о чем мы тут толковали.

На полпути к дому Джона Невилла догнал легкий двухколесный экипаж, и кучер так круто осадил лошадей, что гравий полетел из-под копыт. Коренастый, крепкого сложения мужчина, который до тех пор о чем-то беседовал с кучером, спрыгнул наземь с легкостью, какой трудно было ожидать при его комплекции.

— Мистер Джон Невилл, полагаю? Моя фамилия Бек. Мистер Пол Бек.

— Мистер Бек? А я думал, что вы доберетесь не раньше полуночи.

— Экстренный поезд, — дружелюбно объяснил мистер Бек. — В телеграмме было сказано: «Расходы значения не имеют». А в таких делах, знаете ли, главное — не упустить время. Пришлось ехать экстренным — и вот я здесь. С вашего позволения, я отпущу экипаж и мы с вами пройдемся пешком. Похоже, скверное дело, мистер Невилл. Выстрел в затылок, как сказал мне кучер. Есть подозреваемые?

— Я подозреваемый, — гневно ответил Джон Невилл.

С минуту мистер Бек безмятежно и без малейшего удивления смотрел на него.

— И как вам об этом стало известно?

— Констебль Уордл только что прямо мне сказал. Он не арестовал меня на месте только из уважения.

Мистер Бек прошел шагов десять молча, прежде чем заговорил опять.

— Если вы не против, — вкрадчиво сказал он, — то расскажите мне, отчего вы попали под подозрение.

— Ни в коей мере не против.

— Учтите, — продолжал детектив, — что я не обещаю вам никаких лазеек и не даю никаких гарантий. Мое дело — доискаться до правды. Если вы думаете, что это может помочь вам, то вы обязаны помочь мне. Конечно, это неправильно с точки зрения закона, но меня это не смущает. Если кого-нибудь подозревают в преступлении, то, как вы понимаете, всегда есть человек/ который знает правду. И, как правило, только один человек. Первое, что делает полиция, так это затыкает рот бесценному свидетелю. Я делаю иначе. Я предпочитаю дать человеку шанс: пусть он расскажет, как все было на самом деле, а потом, если это возможно, я поймаю преступника.

Он пристально взглянул на Джона Невилла. Тот спокойно выдержал его взгляд.

— Я понял. Что вы хотите знать? С чего начать?

— С самого начала. Что за ссора была у вас вчера с дядей?

Джон Невилл чуть поколебался, и от мистера Бека это не ускользнуло.

— Я с ним не ссорился. Это он поссорился со мной. Дело вот в чем: дядюшка разругался со своим соседом, полковником Пейтоном. Наши поместья граничат, и речь зашла о нарушении границ во время охоты. Мой дядюшка был очень несдержан и назвал полковника Пейтона браконьером. Я в это не вмешивался, и когда вскоре после их ссоры встретил полковника, то был крайне смущен, так как полагал, что дядюшка не прав. Но полковник обратился ко мне очень радушно и сказал: «Не вижу причины, по которой мы не можем остаться друзьями, Джон. Это просто глупое недоразумение. Я бы дорого отдал, чтобы его не было. В наши дни дуэли вышли из моды, но джентльменам не пристало браниться, как рыночным торговкам. Думаю, однако ж, что меня не сочтут трусом, ибо я ненавижу ссоры». — «Конечно нет», — сказал я. Полковник, надобно вам знать, участвовал во многих сражениях, и в ящике его стола лежит Крест Виктории. Люси мне его однажды показывала. Люси — его единственная дочь, и мы с ней обручены. В общем, после этого разговора мы с полковником продолжали дружить по-прежнему, потому что я его любил и мне хотелось бы, чтобы оно и дальше так шло. Но наша дружба не нравилась дядюшке, к тому же он слышал, что я в последнее время частенько ездил к Пейтонам. За ужином он в самых непочтительных выражениях отозвался о полковнике и его дочери, а я за них заступился. «По какому праву, наглый мальчишка, ты держишь сторону этого выскочки?» — закричал он. «Пейтоны не менее нас достойны уважения, — ответил я, и это действительно так. — И, что скрывать правду, мисс Люси Пейтон оказала мне великую честь, пообещав стать моей женой». Это его прямо-таки взбесило. Я и повторить не могу того, что он наговорил о полковнике и его дочери. Даже сейчас ему, мертвому, я этого не прощу. Он поклялся, что видеть меня не захочет и разговаривать со мной не станет, если я опозорю себя этим браком. «К сожалению, я не могу изменить завещание, — пригрозил он, — зато, пока я жив, ты ничего не получишь, а я проживу, назло тебе, еще лет сорок. Может быть, этот старый разбойник и примет тебя без гроша. Ступай же, продай себя подороже, если сможешь, и проживай женино приданое, если тебе это по вкусу». Тогда я потерял терпение и кое-что ему сказал.

— Постарайтесь вспомнить, что именно, это важно.

— Я сказал, что плачу ему таким же презрением, что я люблю Люси Пейтон и готов жизнь за нее отдать, если понадобится.

— А не говорили ль вы, что, мол, лучше бы ему не зажиться на этом свете? Сами видите, все к тому и ведет. Кучер мне именно так и сказал. Вспомните — не говорили?

— Может быть; даже скорее всего, но я был в такой ярости, что едва ли думал, что говорю. Я и в виду не имел…

— Кто присутствовал в комнате, когда вы ссорились?

— Кузен Эрик и дворецкий.

— Дворецкий, я полагаю, и разболтал?

— Думаю, что так. Во всяком случае, не Эрик. Его эта история поразила так же, как и меня. Он пытался вмешаться, но от этого дядюшка только еще больше рассвирепел.

— Сколько вы получаете от своего дяди?

— Тысячу фунтов в год.

— И, я полагаю, он может лишить вас этих денег?

— Разумеется.

— Но он не властен лишить вас поместья. Вы прямой наследник и в настоящий момент являетесь владельцем Беркли?

— Да, но в тот момент, уверяю вас, и в мыслях не было…

— Кто идет за вами в порядке наследования?

— Кузен Эрик. Он на четыре года моложе меня.

— А потом?

— Троюродный брат. Я его едва знаю; у него плохая репутация, и они с дядюшкой друг друга терпеть не могли.

— А ваш дядя и Эрик ладили?

— Не очень-то. Он ненавидел отца Эрика — своего собственного младшего брата — и был жесток к мальчику: оскорблял покойного отца в его присутствии, называл подлецом, и все такое. Бедняге Эрику тяжело жилось. Дядюшка смягчился, только получив деньги; тогда он забрал Эрика в поместье и ни в чем ему не отказывал, только нет-нет да и обижал его своими злыми насмешками или бранью.

Впрочем, несмотря на все это, Эрик его, кажется, любил.

— Ближе к делу. Больше вы дядю тем вечером не видели?

— Нет, живым я его больше не видел.

— Вы знаете, что он делал утром?

— Только по слухам.

— Слухи обычно и есть лучшие свидетельства, хотя полиция так не считает. И что же вы слышали?

— Дядюшка был помешан на охоте. Я уже сказал, что он поссорился из-за этого с полковником Пейтоном. В двадцати милях отсюда он арендовал болото, чтобы стрелять там куропаток, и никогда не пропускал начала сезона. Он отправился туда с главным лесничим, Ленноксом. Я собирался с ними, но после всего случившегося, конечно, не пошел. Он вернулся, против обыкновения, в полдень и прямо прошел в свой кабинет. Я работал у себя в комнате и слышал, как-он шагает мимо моей двери. Позже Эрик видел его спящим в кабинете на диване. Через пять минут после того, как Эрик ушел, я услышал выстрел и побежал туда.

— Вы осматривали комнату, когда обнаружили труп?

— Нет. Эрик хотел, но я подумал, что не стоит. Я просто запер дверь и спрятал ключ до вашего приезда.

— А не могло это быть самоубийством?

— Невозможно. Стреляли в затылок.

— У вашего дяди были враги?

— Его ненавидели браконьеры — их он не щадил. В него уже однажды стреляли, но дядюшка оказался половчее и раздробил этому парню ногу. Сначала он отправил его в больницу и лечил за свой счет, а потом отдал под суд, и бедолага получил два года.

— Тогда, может быть, его и убил браконьер? — спросил Бек.