И время и место: Историко-филологический сборник к шестидесятилетию Александра Львовича Осповата - Сборник статей

Цензор, взволнованный неприятным впечатлением, произведенным первым «Философическим письмом», не решился взять на себя ответственность за публикацию следующей статьи Чаадаева и обратился за разъяснениями к формальному14 начальнику московской цензуры, попечителю Московского учебного округа Строганову, который затем в беседе с Надеждиным «соглашался <… > что это третье письмо должно убить впечатление первого»15, однако настаивал на том, что дело следует направить в духовную цензуру. Понимая последствия обращения в духовную цензуру, Надеждин предпочел уничтожить типографский набор – корректурные листы так и не получили цензорского одобрения16. Перевод четвертого «Философического письма», также находившийся в распоряжении Надеждина, до цензора не дошел и был возвращен Чаадаеву для внесения необходимых поправок17.

В архиве Московского цензурного комитета сохранился цензурный экземпляр 15-го номера «Телескопа», собственноручно подписанный Болдыревым 29 сентября 1836 года. В русском переводе статьи Чаадаева Болдырев сделал одно, весьма красноречивое в свете последующих событий исправление: во фразе «После этого, скажите, не безумно-ли у нас почти общее предположение, что мы можем усвоить европейское просвещение…» цензор зачеркнул «не безумно» и заменил его на «справедливо»18.

22 октября Николай I, ознакомившийся с «телескопической» версией первого «Философического письма», наложил на представленный Уваровым доклад известную резолюцию: «Прочитав статью, нахожу, что содержание оной смесь дерзостной бессмыслицы, достойной умалишенного: это мы узнаем непременно, но не извинительны ни редактор журнала, ни цензор. Велите сейчас журнал запретить, обоих виновных отрешить от должности и вытребовать сюда к ответу»19. В начале ноября Болдырев и Надеждин, по высочайшему повелению, выехали в Петербург, где вскоре дали письменные показания по делу о статье Чаадаева20.

Надеждин представил следующую версию цензурной истории. Первое «Философическое письмо» было отправлено Болдыреву (здесь Надеждин писал неопределенно: в одном случае – «по существующему порядку»21, в другом – «вопреки всегдашнему обыкновению» [21]), в корректурных листах («все вдруг, а не отдельно листами, один за другим, как это бывало в других случаях» [21]) из типографии «около 15 сентября» (28)22. Особый порядок расположения листов был сделан Надеждиным, дабы облегчить чтение статьи. «Совершенно случайно» (21) увидевшись с цензором еще до подписания 15-го номера, Надеждин узнал о сомнениях Болдырева в корректности некоторых фрагментов первого «Философического письма» и попросил цензора уточнить для дальнейшего исправления те места, которые отличались особой «резкостью своих выражений» (4, 5). Вслед за этим Болдырев возвратил корректурные листы, «исключив несколько строк» и «сделав отметки карандашом» (4). Соответствующая правка была учтена издателем «Телескопа», который, впрочем, замечал: «Все это делалось с моей стороны с таким равнодушием, что я решительно не помню, в чем состояли эти выпуски и поправки. Я смотрел на них, как на вещь обыкновенную, случавшуюся не редко с печатаемыми статьями» (4). Пометы Болдырева поступили в типографию без посредничества Надеждина, Селивановский сделал «все нужные перемены» и вернул материалы 15-го номера цензору, который немедленно подписал их (4). После этого номер был полностью отправлен в типографию и отпечатан без всякого контроля со стороны Надеждина. Подписание, очевидно, следует датировать 29 сентября 1836 года, хотя Надеждин предполагал, что разрешение Болдырев дал между 15 по 20 сентября (6).

Характерно, что и билет на выпуск журнала из типографии был получен «без участия и без ведома» Надеждина, поскольку, как утверждал Надеждин, ссылаясь на цензурный устав, «это долг типографии, а не издателя» (6, у). Точной даты получения билета издатель «Телескопа» не знал, но предположил, что он был выдан не позже утра 3 октября, поскольку к полудню того же дня 15-й номер уже рассылался по лавкам московских книгопродавцев (6,7). Надеждин также заявил, что, по-видимому, никаких препятствий для подписания билета со стороны цензора не было, так как иначе бы Селивановский сообщил о том издателю «Телескопа» (6,7).

Согласно версии Болдырева, корректуры первого «Философического письма» были присланы из типографии Селивановского «по утру в один из тех дней, в которые бывает присутствие в Университете» и когда Болдырев «особенно бывал занят и развлечен делами» (29 об.). Затем, в тот же день, цензор пометил некоторые сомнительные места и указал на них Надеждину, уверившему, впрочем, Болдырева в совершенной «благовидности» статьи Чаадаева (по свидетельству Болдырева, свидание произошло в квартире ректора [33]). Доводы Надеждина, вероятно, возымели действие, поскольку Болдырев не счел нужным обращаться за дополнительными разъяснениями в Московский цензурный комитет, приняв ответственность за 15-й номер «Телескопа» на себя (30). Относительно даты разрешения Болдырев уверен не был, уточнив, что позволение печатать он дал в сентябре, «через день или много два» после представления Надеждина (30). Дней «через десять, а может быть, недели через две после раздачи 15 нумера» Болдырев испросил разрешения у Цензурного комитета на выдачу соответствующего билета. При этом цензор утверждал: «.. я не хотел было вовсе подписывать его, но когда узнал, что он уже давно роздан и что я не мог воспользоваться правом перепечатать этой статьи на свой счет с нужными исправлениями, или заменить ее другою, то подписал и этот билет в половине Октября, не прежде» (30 об.)23.

На различия в показаниях Надеждина и Болдырева сразу обратило внимание III Отделение (33–35 об.)24. Однако, как представляется, гораздо более важны точки пересечения их позиций. И издатель, и цензор согласны, что впервые корректурные листы статьи (отдельно от материалов номера) были доставлены Болдыреву из типографии Селивановского в середине второй декады сентября. В частности, Болдырев утверждал, что первое «Философическое письмо» оказалось в его распоряжении в один из присутственных дней в Университете25. Тогда же Болдырев и Надеждин в разговоре обсуждали статью Чаадаева, после чего Болдырев внес в корректурные листы изменения и отправил их в типографию. Из типографии – видимо, за несколько дней до подписания номера, т. е. условно 26–28 сентября – корректуры уже всей журнальной книжки были возвращены Болдыреву, который сделал в тексте упомянутую выше замену («не безумно ли» на «справедливо ли») и 29 сентября окончательно разрешил печатание. После этого номер вновь оказался в типографии, где была произведена последняя правка, а с 3 октября продавался в книжных лавках Москвы.

С уверенностью утверждать, что события развивались именно таким образом, сложно по нескольким причинам. Показания обоих фигурантов «телескопического» дела были сделаны апостериори, в связи с чем их суждения о деталях цензурной истории могли быть значительно деформированы26. Оригинал начальной правки, внесенной Болдыревым в «Философическое письмо», не обнаружен, основывать же умозаключения о характере изменений на «процессуальном» свидетельстве Болдырева было бы излишне смело.

Все же о некоторых деталях цензурной истории мы можем говорить с некоторой долей точности. Правка чаадаевской статьи происходила не в один этап, как это предполагалось ранее, а в два ; первоначально (условно в промежутке между 15 и 20 сентября) Болдырев сделал в тексте относительно большое количество исправлений, а при повторном чтении – лишь одно. Последнее обстоятельство позволяет лучше оценить достоверность анекдота о карточной игре, которая, по мнению ряда мемуаристов, стала причиной невнимательного отношения Болдырева к статье Чаадаева.

Согласно версии Ф.И. Буслаева, основанной на свидетельствах очевидцев подписания к печати первого «Философического письма», Надеждин сознательно обманул доверчивого цензора. Цензурирование статьи проходило за картами: не желая отвлекаться, Болдырев попросил Надеждина прочесть ему вслух назначенный к публикации текст. Надеждин охотно согласился, однако при чтении выпустил ряд политически «неблагонадежных» фрагментов, так добившись быстрого подписания статьи27. Роковая карточная игра состоялась «дня за три до выхода» 15-й книжки «Телескопа», т. е. до 3 октября, вероятно, речь должна была идти о 29 сентября. Аналогичную интерпретацию событий повторил – на этот раз, со слов С.Г. Строганова – в дневнике за 1852 год О.И. Бодянский28. Уже в начале XX века история с картами подверглась резкой критике М.К. Лемке, который – ссылаясь на следственные ответы Надеждина и Болдырева (однако не приводя соответствующие фрагменты) – полностью отрицал факт цензурирования статьи во время игры, назвав версию Буслаева «лживой легендой»29.