Замужняя невеста - Лариса Кондрашова

С Соней и раньше случались моменты вроде прозрения: то она увидела прошлое тогда еще живого Патрика, то прошлое Леонида, но что касалось ее самой, обычно было сокрыто завесой тайны. Как бы Соня ни сосредотачивалась, она ничего не могла увидеть, но сегодня…

Сегодня в ней появилась какая‑то жилка, которая вибрировала, предупреждая: осторожно, может случиться беда!

Потому она вернулась в гостиную, но не стала садиться за стол, а попросила у присутствующих:

— Не разрешите ли мне ненадолго вас покинуть? Отчего‑то у меня кружится голова, и я хотела бы немного полежать.

— Конечно, Софи, ты так бледна, — заботливо сказал Шастейль.

Приподнялся было, чтобы сопроводить ее к себе, но Соня коснулась его плеча, усаживая обратно.

— Не надо, Мари меня проводит.

И, уходя, услышала, как Жан объясняет Пабло и его невесте:

— Слишком многое на бедняжку навалилось. Заботы по дому, не говоря уже о соотечественнике, которого мы освободили из рабства. Надо сказать, характера он оказался весьма противного, то ему не так да не этак, не мог взять в толк, что он в доме всего лишь гость…

Мари принесла ей кружку молока и медовые соты.

— Я подогрела молоко, — сказала она, — выпьете и уснете.

Соня к себе прислушалась: организм против молока с медом не возражал. Мари заботливо укрыла ее и осторожно притворила за собой дверь.

А Соня вопреки ее уверениям не спешила засыпать и вдруг совершенно отчетливо увидела… Долорес! Это что же, пока все сидели за столом, она оставила детей одних и сбежала, чтобы встретиться… со священником в черной сутане с большим серебряным крестом на груди? На тайного любовника он никак не походил.

Дальше происходило вообще невероятное.

— Наши соседи иностранцы, — говорила Долорес, и в ее устах это слово звучало как анафема.

— Дитя мое, — ответил тот приятным грудным голосом, — о них позаботятся их правители.

— Но они каждый день занимаются тем… А что, если они наводят порчу на жителей нашего города? — повысила голос кормилица Николо.

Соня от неожиданности развернувшейся перед нею картины даже перестала дышать, словно кто‑то мог ее дыхание услышать. Что она такое говорит?!

У княжны в голове не укладывалось, что эта женщина, которую она взяла к своему приемному сыну, устроила в самой лучшей комнате, старалась, чтобы она ела все самое лучшее, — эта женщина сейчас без зазрения совести ее же и предавала.

— Служители дьявола наносят вред честным людям независимо от того, иностранцы они или нет, — продолжала настаивать Долорес, и уже печать озабоченности легла на чело монаха, до того пребывавшего в сомнении.

Соня видела, как он постепенно проникается верой в слова прихожанки. Исполняется решимости собрать своих братьев и уничтожить гнездо еретиков, которые расположились, можно сказать, подле ворот святой церкви!

— Но ты вроде говорила, что эта иностранка взяла к себе в дом брошенного младенца.

— Вначале я тоже верила, что это благое дело. Но теперь думаю, не для своих ли черных месс ребенка приготовили? Разве не служители Сатаны приносят ему в жертву души невинных младенцев?

— О Господи! — вскричал ошеломленный падре. — Неужели ты допустил, чтобы эти грешники окопались так близко от святых мест, в самой Барселоне, близ чудотворного образа Богородицы?!

Соня вскочила с постели, в момент забыв обо всех своих хворях, и быстрым шагом направилась к детской. Она все еще думала, что на самом деле ничего подобного не происходит, а ей приснился такой вот сон наяву… Из‑за беременности. Ее организм готовится к роли матери, происходят в нем такие изменения…

Верная Мари, заслышав, что она вышла из комнаты, метнулась следом за госпожой.

«Вот сейчас, — мысленно говорила себе Соня, — я открою дверь детской комнаты, и выяснится, что Долорес сидит и качает кроватку Николо».

Ничего подобного. Младенцы спали, а кормилицы рядом не было.

— Знаешь, где она сейчас? — спросила у Мари Соня, не называя имени исчезнувшей женщины.

— Может, вышла на минутку?

— Вышла, но больше чем на минутку. Как раз в это самое время она в соборе на исповеди. Выдает нас отцам‑иезуитам.

— То есть как это выдает? — потемнела лицом Мари, или это свеча в ее руке бросала такой прихотливый отсвет. — Разве мы делаем что‑то плохое? Это из‑за того, что мы спрятали золото?

— Думаю, о золоте она ничего не знает. Хотя теперь ни в чем нельзя быть уверенными. Ты же говорила мне, что она подслушивает разговоры. Однажды мне даже показалось, что она видела наши с тобой занятия, но я убедила себя: показалось!

— Тогда в чем нас еще можно упрекнуть?

— Она сказала, будто мы служим Сатане, а Николо усыновили, чтобы принести его в жертву на черной мессе.

— Какая дрянь, оказывается, эта Долорес, — пробормотала Мари задумчиво. — А я в какой‑то момент ее пожалела. Решила: еще одна жертва мужского коварства. Как‑то мы с нею разговаривали, и Долорес жаловалась, что Бенито, занимая при своем хозяине такое высокое положение…

Господи, это у Бенито высокое положение? Мальчик на побегушках, который по возрасту давно не мальчик. Впрочем, девушке из села, наверное, казалось: должность, положение.

— …Пальцем о палец не ударил для того, чтобы заступиться за мать своего ребенка.

— Если она зла на Бенито, то при чем здесь мы?

— Скорее всего она зла на Пабло, — протянула Мари, — и думает, что вместе с нами достанется и ему… А Бенито. Бенито, оставшись без хозяина, будет свободен и женится на Долорес.

— А на вид трудно заподозрить в ней такое коварство, — проговорила Соня. — К сожалению, наша жизнь устроена так, что люди, подобные Долорес, не отвечают обычно за свои подлости.

— Нет, справедливость должна торжествовать! — как показалось, излишне страстно заявила Мари.

Странно, что она не спросила, откуда Соня обо всем этом знает. И сразу поверила в то, что сказала ей госпожа.

— Кстати, ты сама можешь спросить, что двигало нашей кормилицей, — сказала княжна. — Как раз сейчас, совершив свое предательство, она возвращается в наш дом как ни в чем не бывало. И думает, что будет жить в нем, пока за нами не придут.

Софья уже не видела, да и вряд ли захотела бы видеть, как возвращается в дом Долорес и как встречает ее Мари. Ударит, вцепится в волосы? А иначе как еще станут разбираться между собой женщины из простого народа? До того ли ей было сейчас?

Глава двадцать вторая

Соня заглянула в зал, где сидел Пабло со своей невестой, и с улыбкой на устах окликнула Жана, который для большей патетики своего повествования выпрямился во весь рост и теперь вещал что‑то с бокалом в руке.