Гейши. История, традиции, тайны - Джозеф Бекер

На 26-й день 1-го месяца 1-го года Гэндзи (5 марта 1864), через три года[1 Так в тексте. (Примеч. пер.)],в кладовой публичного дома Огутия Бундзаэмона на Эдотё-иттёмэ случился пожар. Сгорели все дома на улице. Публичные дома, стоящие вдоль ручья на Агэятё, уцелели, так же как и некоторые дома на Кёмати-иттёмэ.

На 23-й день 9-го месяца того же года (23 октября 1864) загорелась табачная лавка на Эдотё-иттёмэ. Сгорело шесть домов.

На 11-й день 11-го месяца 2-го года Кэйо (17 декабря 1866), по истечении трех лет, пожар случился в небольшом публичном доме Омасуя (на Эдотё-иттёмэ) и часть Ёсивара сгорела.

На 28-й день 5-го месяца 4-го года Мэйдзи (28 мая 1871) загорелся магазин бумажных изделий, принадлежащий Санья Мацугоро (на Китафусимитё), и большая часть Ёсивара сгорела. Дома вдоль ручья на Эдотё-иттёмэ, Агэятё и Кёматииттёмэ, а также публичный дом Кадоэби удалось отстоять.

На 11-й день 11-го месяца 6-го года Мэйдзи (11 ноября 1873) загорелся дом, где жил Кобаясия Рю, № 25 по Кёматинитёмэ, при этом вся улица и Эдотё-нитёмэ были полностью уничтожены. Уцелело только два чайных дома поблизости от Омон (Омория и Ягатая). От летящих искр сгорело несколько домов на Тамати-нитёмэ, Яманосику и Сёдэн Ёкотё.

На 12-й день 12-го месяца 8-го года Мэйдзи (12 декабря 1875) пожар вспыхнул на кухне дома Накамура Тёбэя (Сано Цутия), № 25 по Эдотё-иттёмэ. В результате Эдотё-иттёмэ и нитёмэ, Сумитё, Агэямати, а также Кёмати-иттёмэ и нитёмэ сгорели. Кроме того, пострадали некоторые дома в других частях Ёсивара.

На 2-й день 1-го месяца 11-го года Мэйдзи (2 января 1878), через четыре года, загорелся дом Накамура Тёбэя (Исэроку) на Эдотё-иттёмэ, но дом быстро разобрали, и пожар не распространился. Причиной возгорания стал керосин.

На 23-й день 1-го месяца 24-го года Мэйдзи (23 января 1891), спустя 17 лет, пожар вспыхнул в доме Кобаяси Кютаро (Кобаясиро). На Кёмати-нитёмэ и на Сумитё 46 домов сгорели полностью и 5 частично. На Кёмати-нитёмэ 13 домов сгорели полностью и 2 частично. На Эдотё-нитёмэ 2 дома сгорели полностью и 9 частично.

На 4-й день 4-го месяца 26-го года Мэйдзи (13 апреля 1893) в 7.30 вечера загорелся третий этаж дома Ирита Ёситаро (Байманро), № 31 по Агэятё. На Агеэтё, Эдотё и Кёматииттёмэ около 45 домов сгорели полностью и 9 частично.

Последний разрушительный пожар случился в Ёсивара в 4.30 утра 15 марта 1896 года. Он начался позади чайных домов Син кирихан и Канэнамая (которые стояли на границе Эдотё-нитёмэ и Сумитё) и быстро распространился по Эдотё-нитёмэ, Накано-тё, Сумитё и даже за Омон.

В совокупности сгорело 139 домов. В этом пожаре погибла юдзё по имени Коигину 24 лет из дома Каватиро (Сумитё). В дыму она не смогла выбраться из горящего дома.

Также задохнулся в дыму работник из Танакаро.

Фурисодэ кадзи (Большой пожар годов Мэйрэки)

Нижеприведенный текст является почти буквальным переводом популярной японской легенды.

Известно, что на 18-й день 1-го месяца 3-го года Мэйрэки (2 марта 1657) в храме Хоммёдзи на Маруяма в Хонго вспыхнул пожар, который бушевал в Эдо три дня и три ночи, сжигая все. Число погибших в огне превышало 108 000 душ, и предание говорит, что с древних времен и по сей день ни один пожар не может сравниться с этим и что невозможно описать словами размеры этого ужасного бедствия. При расследовании причин пожара выяснилось, что в конце весны 2-го года Мэйрэки, когда вишни стояли в полном цвету, дочь одного хатамото, жившего поблизости от Бантё, в компании нескольких соседей, отправилась в Уэно полюбоваться цветами. В это время молодой паж из замка проходил по мосту Саммайбаси на Хирокодзи в Уэно. Знатная девушка, двигавшаяся в противоположном направлении, увидела его. Юноша был хорош собой, и девушка, мельком глянув на него, заметила, что ему лет шестнадцать-семнадцать, одет он в черную хаори (род свободной куртки) с широкими рукавами (фурисодэ), с рисунком в виде водяных колес (популярный в Японии орнамент). Его хакама (свободные шаровары) были из коричневой полосатой материи. Весь его облик с мечами (ножны которых были украшены цветочным орнаментом), заткнутыми за пояс, напоминал древние изображения Нарихира (Аривара Нарихира — см. выше) или Минамото-но Мицуудзи[1 Похоже, автор смешал здесь двух полулегендарных персонажей истории Японии, а именно Минамото-но Ёсицунэ и Асикага-но Мицуудзи. Оба считались рыцарями без страха и упрека и писаными красавцами. (Примеч. пер.)] в детстве, на пороге посвящения в рыцари. И она подумала: кто может превзойти в красоте этого юношу? Его губы такие же алые, как самые алые цветы. Его брови прекрасно изогнуты. Его волосы черные и блестящие. Его лоб несет знак обряда гэмбуку[2 Гэмбуку — совершеннолетие. Наречение подростка в 15— 16 лет взрослым именем. Присвоение ему одежды, прически и головного убора взрослых. (Приме. пер.)]. Его волосы были красиво расчесаны по моде того времени. Его лицо не знало прикосновения мороза. Весь его облик, казалось, соперничал с красотой и ароматом распустившихся цветов. Когда он проходил мимо, широкие рукава его одежды коснулись ее платья, ее сердце заколотилось, и она влюбилась с первого взгляда. Поскольку они двигались в противоположных направлениях, она не могла не обернуться, чтобы понять, кого она увидела — человека или бога, и в то время, пока она смотрела на него, ее первая любовь расцветала, как цветы вишни. Но она была не одна и продолжила свой путь, сожалея о разлуке с любимым. Прибыв со своими подругами в Уэно, она погрузилась в грустные мысли, несмотря на великолепие цветущих вишен, образ юноши стоял у нее перед глазами, а смех и веселье окружающих только раздражали ее.

Вернувшись домой, она задумалась: «Кто это может быть? Я не знаю, где он живет, и не знаю, как его найти. Теперь я буду изнывать от своей любви. Моих сил и воли недостаточно, чтобы соединиться с ним и утолить свои желания. Да, я безумна, но я стараюсь остановить свои глупые и бесполезные мысли, но я не могу приказать своему сердцу». Время тянулось для нее невыразимо тоскливо, проходили дни и месяцы, пока не наступил сезон летних дождей с его периодами ливней. Ее мысли были полны меланхолии, и она даже перестала причесываться, оставляя волосы распущенными по плечам. Полагая, что она заболела, ее родители очень беспокоились. Однажды ее отец сказал ее матери: «Я долго думал над причиной болезни нашей дочери. Она не пьет лекарств, не принимает докторов. Я ничего не понимаю. Но на днях я слышал от соседей, что во время любования цветущими вишнями наша дочь встретила в Михаси какого-то молодого господина и не может забыть его. Я не знаю, кто он, но похоже, это очень красивый юноша. Я слышал, что она говорила об этом подругам, но не придал этому значения. И вот наша дочь вернулась домой, и с тех пор она несчастна и постоянно плачет. Последнее время ее болезнь усилилась и стала очень серьезной. Она погружена в свои мысли и выглядит очень плохо. Если ты ее осторожно расспросишь, может, она тебе расскажет, в чем дело». Тем же вечером мать попыталась поговорить с дочерью, но та лишь прятала лицо в подушку и молчала. Через некоторое время, однако, она решила, что все зашло так далеко и нет больше смысла молчать, и потому рассказала все: «Во время любования цветами весной и т. д. и т. д.» — и она продолжила свою исповедь матери. Из ее глаз лились слезы. Она кричала, ее трясло. Выглядела она очень несчастной и достойной жалости. Закончив, она отвернулась и попросила мать не смеяться над ней. Тогда мать придвинулась к ней поближе и спросила, не знает ли та имя молодого человека и где он живет. Но дочь ответила, что не знает о нем ничего, а единственное, что помнит, — орнамент на его платье, и постоянно думает об этом. Тогда мать сказала: «Если у тебя будет одежда с таким же орнаментом, ты сможешь положить ее у своей подушки, и тебе станет легче». Услышав это, дочь очень обрадовалась, а родители, расспросив ее о рисунке и цвете орнамента из водяных колес, призвали своего красильщика и не торгуясь сделали ему заказ со словами: «Пожалуйста, поторопись и сделай ткань с таким рисунком как можно быстрее». Ткань была окрашена очень быстро, и они поторопились к портному, заставив его трудиться день и ночь, пока одежда не была готова. Они были очень заботливыми родителями и внимательно относились к своему ребенку. Поэтому, когда случилось несчастье, их сердца стали такими же черными, как фурисодэ, которое они заказали.