Атрак (СИ) - Mazurenko

Наступил вечер. Там, где граница тьмы и зора отступала, лагерем расположились виран и его телохранители, ведь воителям славным пришлось отбиваться от семерых бандитов, которые были потревожены внезапным катаклизмом, что вызвал ваурд, высвобождая дракона. Как уже говорилось, в высокой траве драконьих полей располагается множество скрытых от глаз убежищ разбойников. То, как всполошилась невзначай земля под их ногами, встревожило бездомных стервятников, и они решили оглядеться. Обнаружив лагерь вирана, они подумали, что сумеют всемером одолеть троих и поживиться тем, что найдут у них. Хоть при себе Адин, Асаид и Вихрь имели только небольшой запас провианта, нападение закончилось неуспехом, потому что семеро самоуверенных бандитов лежали мёртвыми возле лагеря. Асаид забылся сном, Вихрь оттачивал мастерство управления мечом, тренируясь с ветром, Адин доедал остатки мясного рулета и вспоминал то происшествие с неугомонной женщиной. Кто бы мог подумать, что такая мелочь в это миг пригодится.

Возвращение Золины и Дракалеса было воспринято с восторгом. Адин даже посмел предположить, что лихо сгубило их. Взяв курс на Каанхор, трое стали слушать двоих о том, что было по ту сторону тёмных враг. Все трое изумились, узнав, что означает то самое загадочное послание. Адин сказал: «Кто-то знал о твоём приходе задолго до того, как это случилось. Некий дух гибели, про которого тебе рассказывали твои учителя. Откуда он вообще мог знать о том, что планировал твой отец? Быть может, смерть и Победоносец — одна личность?» На что Дракалес ему отвечал: «Это не верно, потому что и отец мой, и дух гибели были велики. Скорее всего, они сотрудничали ещё до моего сотворения. И отец раскрыл ему свои замыслы» Удивление также вызвало и то, что я был ранее воздаятелем и убивал только тех, кто был скверным по натуре и ничтожным в своих свершениях. Адин на это сказал так: «С другой стороны ничего удивительного в этом нет. Воздаятель был великой личностью, а потому после смерти он продолжает существовать, равно как и прадед мой. Кстати, Дракалес, не встречались ли вы с ним в Атраке?» Ваурд на это сказал, что из всех ратардов ему открыты лишь четыре имени. И Астигала средь них нет, а после подметил, что, скорее всего, имя его было заменено по усмотрению томелона.

В Каанхор они прибыли спустя четыре дня. Золина поделила на Асаида и Вихря свой провиант, сославшись на то, что ей вовсе не хочется есть, так и не решившись сказать им обоим о том, что она не человек. Двое её друзей с охотой приняли великодушный дар. Город уже спал. Лишь часовые не дремали и несли свой дозор на совесть. Адин хвалил каждого из стражников, кого встречал на пути ко дворцу, ведь воочию убедился в том, что его город находится под неусыпной охраной…

Утомлённые походом к логову тьмы, Асаид и Вихрь предались беспробудному сну. Ваурд не торопился смыкать глаз и входить в состояние медитации. По своему странному обычаю он устроился на городской стене и глядел на звёзды. Золина, не желая спать, приблизилась к нему. Тарелон молчал, как всегда. Но она и не ждала от него слов. Достаточно было того, что бог войны рядом. «Знаешь, — заговорила она, — Мне сон приснился странный. Я помню, что ты мне говорил про сны. Но этот прям из головы не идёт» — «Поведай мне его содержание» — «Я была на бранном поле. Многие ранены. Ещё больше убитых. И все они — воители Адина. Но были и выжившие. Они рвались вперёд, наступая на трупы своих же товарищей. А потом раздался гул боевого рога. Я взошла на ухаб и увидела, как на нас надвигается целое воинство всадников. Их чисто было намного больше нашего. Так что мы проиграли бы — это точно. Но впереди них ехали трое. Никогда не забуду их. Первый, тот, что слева, был очень разгневан. Его лицо такое неестественно-злое, морщинистое. Второй ехал и кричал: «Это всё моё!», а во взгляде — жадность неимоверная. Третий только громко и дико смеялся, словно обезумев. А потом меня разбудил Асаид. В общем-то, вот и весь сон. Знаю, не надо обращать на него внимания и всё такое. Но он был какой-то странный… какой-то настоящий» Ваурд тихо заговорил: «Гнев, алчность и безумие» — «Да-да, эти трое, похожи на то, что ты сейчас сказал» — «Этот сон и в самом деле необычен. Трое, что ехали впереди огромного воинства, есть вираны северный, восточный и западный. Каждый из них восстанет против Адина, чтобы испытать меня. Один будет ненавидеть Адина и иметь перед собой лишь одну цель — убить нашего вирана. Другой взалкает его богатств, которые скопили его предки. Третий лишь обезумеет и пойдёт войной на Адина без причины, влекомый своей одержимостью. И твой сон показал это сполна. То, что он явился тебе, есть явный признак лишь одного знамения — миг этот близок» Девушка, чуть помолчав, ответила ему: «Хорошо, что я тебе рассказала его. Предупреждён — значит, вооружён» Далее Дракалес вновь взялся тренировать Золину. Сражаясь и отдыхая, дева войны познавала все уроки с лёту, что весьма удивляло её учителя. Прозревая в ней неуёмную тягу к познанию войны, он сражался с ней до самого утра. И претерпевая невзгоды новой технологии воспитания войны в ней, девушка поэтапно постигала новые приёмы и росла в глазах тарелона. Встретив рассвет на стенах Каанхора, они направились во дворец, чтобы подготовиться к новому дню. Девушка и по сей миг не желала спать, ощущая необычайную бодрость.

Как и было оговорено, грядущим днём Дракалес приступил к обучению остальных воителей вирана всем премудростям войны. Но путь к согласию не был таким простым, как может показаться поначалу, ведь многие страшились, хоть и уважали ваурда, а потому пришлось Адину и Асону вразумлять сердца нерешительные. Пока шли наставляющие речи, ваурд и трое учеников его не стали терять времени даром, устроив тренировочные бои на главной площади. Тарелон испытывал каждого из своих учеников. Асаид уверенно держался на ногах и уже мастерски орудовал щитом. Вихрь облачился в полный комплект тяжёлых доспехов и сражался в них также искусно, как это было и без них. Им двоим он преподнёс новые уроки, как усилить свои преимущества и полностью скрыть свои недостатки, а после добавил: «Позднее мы вернёмся к ним, а пока что размышляйте над тем, что поняли сейчас, ведь размышление — это не