За руку с ветром - Анна Джейн

«С мертвыми не бывают счастливы», – назидательно сказал почтенный головастик с шикарной белой бородой.

«С мертвыми бывают счастливы только мертвые. А Денис Олегович пока еще здравствует на этом свете – вопреки всему», – поддержал его такой же пожилой и крайне сморщенный, как курага, коллега с седыми волосами и глубокими залысинами.

Наверняка от всего этого у меня появились седые волосы – только из-за краски не видно.

А что бы сказал Денис, узнав, что сегодня я познакомилась с его бывшей девушкой? Он до сих пор любит ее? Или он любит меня?

Мне вдруг показалось, что позади меня кто-то стоит, и я резко обернулась – конечно же, никого. Игра теней, полумрака – ведь включен лишь один ночной светильник.

– Феерично, – покачала я головой и обратилась к невидимому никому Дэну: – Смерчинский, до чего ты меня довел. Видишь? Еще чуть-чуть: и я сойду с ума.

«Не позволю сойти тебе с ума, дурочка, – отозвался невидимый Дэн, застывший около моего окна, – иди спать, маленькая, ты так устала. Прости, что не могу накрыть тебя одеялом».

– Спокойной ночи.

«Приятных тебе снов. Даже если на утро ты не будешь помнить, я обязательно тебе приснюсь. Ты ведь моя малышка, и хотя бы во сне я обязан быть с тобою».

Вот же… Совсем с ума сошла. Сама с собой разговариваю.

С этими мыслями я уснула, обняв подушку, и всю ночь я думала, что я обнимаю своего Дэна. Мне показалось, что меня кто-то поцеловал в висок.

– Добрый вечер. Ваш пригласительный? – с вежливой улыбкой спросил один из многочисленных представителей армии секьюрити, которые в тот вечер охранили ресторанный комплекс «Золотой лотос», где и должен был состояться благотворительный вечер «Ночь жизни». Среди приглашенных были официальные лица, политики, бизнесмены, представители местного бомонда и культуры, поэтому надежная охрана была делом чести организаторов проекта.

– Да, конечно, вот. – Князева-старшая протянула небрежным жестом два пригласительных, отливающих на ярком электрическом свету золотом. Охранник внимательно изучил их, сверился со списком гостей, вновь улыбнулся и сказал почтительно:

– Прошу вас, дамы, проходите, пожалуйста. Приятного вам вечера.

Ольга и ее мама, которая на эти слова только царственно кивнула, прошли в холл трехэтажного роскошного комплекса, где их тут же встретили и вежливо препроводили за свой столик в огромный, ярко освещенный зал, где, собственно, и должен был проходить благотворительный вечер.

Девушка все-таки решила прийти на бал «Ночь жизни». Не потому что хотела развлечься – для этого она отправилась бы, как и всегда, в хороший клуб или бы просто напилась (правда, сейчас ей этого совершенно не хотелось), и не потому что желала порадовать своим поступком маму. А просто потому, что Оля понимала: ей нужно что-то делать, как-то двигаться, получать новые эмоции и впечатления – пусть даже самые мизерные, в общем, ей нужно не застывать ледяной шахматной фигурой на черно-белом клетчатом поле своих проблеме. Благотворительный бал – крохотный повод отвлечься от грустных мыслей хоть на несколько часов. Или хотя бы на час. Ведь не думать о плохом целый час – это отличный результат.

Плохое сейчас для девушки, прежде всего, было связано с Димой и с его решением. Ольга понимала, что он чувствует, и ее интуиция, которую светловолосая девушка никогда не признавала, больше доверяя логике, подсказывала, что любимый парень мечется и не знает, что ему сейчас делать и как быть. И единственное, что может ему сейчас помочь – это время. А если не время, то, быть может, что-то необычное: резкий внезапный толчок, который подтолкнет его к действиям. Ольга давала Чащину это время, и сама пыталась сделать так, чтобы все эти дни ожидания пролетели быстрее. На то, что в их жизни произойдет что-либо внезапное, то, что сумеет заставить его передумать, она не надеялась.

Князева оглядывалась по сторонам в поисках знакомых лиц. Людей вокруг было уже достаточно: все красивые, элегантные, ухоженные, с бокалами искрящегося шампанского в руках и с дорогими украшениями на шеях, пальцах, запястьях, в ушах. И добрые восемьдесят процентов этих украшений, к слову сказать, составляли бриллианты самых разных огранок, оттенков и карат. В ушах у Ольги тоже были бриллианты – не слишком большие и вызывающие, как, к примеру, у ее матери, направо и налево посылающей слова приветствия и кивки, а по-девичьи скромные и очень милые. Раньше эти серьги принадлежали Инне – подарок родителей на шестнадцатилетние (Ольга тогда затребовала какую-то невообразимую фирменную сумочку). Вместе с серьгами Инне подарили точно такое же колечко, и оно было на ее указательном пальце в ту самую роковую поездку по морю. С этим кольцом она погибла, и с ним же ее и похоронили. А Ольга берегла серьги, считая, что раз одна часть целого комплекта у нее, а вторая – у сестренки, значит, между ними есть еще какая-то связь – не просто духовная, а материальная. И это для нее было крайне важным.

Надевала она эти серьги крайне редко, всего лишь раза три или четыре за все эти годы, и каждый раз после того, как бриллиантики Инны оказывались в ее ушах, Ольга чувствовала, что ее близняшка где-то совсем близко – за какой-то невидимой гранью. Хоть она и считала себя атеистом и ни в какую загробную жизнь не верила, но чувство это было вполне реальным. Да и сны потом ей снились странные – опять же о сестре. В таких снах Инна всегда утешала Олю и улыбалась ей. Но в конце сновидения ее всегда смывало гигантской лазурной волной, которая темнела и превращалась в черную пенящуюся воду, и Ольга дико пугалась. Сердце ее начинало биться точно так же, как и в ту проклятую невероятно звездную ночь, когда ей позвонили и сказали, что Инны больше нет в живых. Услышав это, Оля, которая уже около нескольких часов рыдала без причины и остановки (Петр, который был в это время рядом с ней и с которым они целовались до этого, думал, что подружка точно наглоталась экстази), упала без чувств.

От странного эффекта ношения серёг Ольге было и страшно, и прекрасно одновременно. По сестре она, как и говорила Маше, конечно же, дико скучала, но осознавать вновь и вновь, хоть и во сне, то, что Инны больше нет рядом и уже никогда не будет, – не хотелось. Было очень больно. Больно и страшно. А самое главное – одиноко.

И что странно – это сосущее глубокое чувство одиночества проходило только рядом с Димкой.

– Задумалась? – отвлекла Ольгу от мыслей мать, довольная происходящим. – Кстати, дорогая, вечер устраивает Даниил Юрьевич. И значит, где-то должен быть и Денис с родителями. Понимаешь, к чему я клоню?

– Прости, я же тебе миллион раз говорила, что не хочу и не могу с ним встречаться, – спокойно отозвалась девушка. Да, мать хотела, особенно сильно раньше, чтобы ее единственная дочка связала себя узами брака с сыном ее подруги Леры. Иметь Смерчинских в родственниках – очень даже неплохо! Вернее, очень хорошо. Выгодно. Однако Ольга активно сопротивлялась этому, и Князева-старшая, наконец, сдалась, хотя это было не в ее правилах. Но, видя, что с единственной уже теперь дочкой твориться что-то страшное, она перестала принуждать ее к чему-либо, подарив полную свободу действий. Со временем она просто стала желать, чтоб та нашла себе хорошего перспективного молодого человека. А еще чуть позднее, встретив совершенно пьяную дочь рыдающей ночью в подъезде, вдруг поняла, что ей нужен любящий мужчина. Тогда Карина оставила все свои огромные планы по тому, как можно выгодно выдать замуж дочь, прекрасно в какой-то миг осознав, что ни к чему это не приведет. Пустоту, образовавшуюся в сердце Ольги, нужно было заполнить любовью. А та, как назло, никого не любила.

Впрочем, иногда у Карины Дмитриевны все же просыпались старые привычки и она по инерции пыталась подсунуть дочери того или иного парня. Вдруг удастся сочетание приятного и полезного?

– Да я понимаю, Оля, – отозвалась женщина, поднося к губам бокал с шампанским. – Я о другом. Денис может познакомить тебя с хорошими молодыми людьми из своего круга. Нашего круга. Жаль, что тебе Петр Смерчинский не по душе.

– Какими людьми, мам? – насмешливо спросила Ольга. – Сашей и Микаэлем?

– Только не с первым, – решительно воспротивилась ее мать. – Саша еще в далеком подростковом возрасте перешел все границы разумного. И куда только Ангелина и Павел смотрят? – назвала она по имени родителей Черри и Ланде. – Кстати, вон и они. Так, я подойду к Ангелине, нужно поздороваться.

Ольга кивнула. Она сама уже увидела красивую и несколько импозантную Ангелину Борг – мать Ланде, которая была довольно известной и талантливой актрисой и примой городского драматического театра. На своего сына высокая, роскошная дама с россыпью медово-русых кудрей, выглядевшая лет на тридцать, не слишком была похожа. Микаэль, видимо, унаследовал внешность своего норвежского отца. Парень этот, кстати, на вечере не присутствовал. Зато около Ангелины стоял злой, как триста демонов, Черри-Саша. Он был одет с иголочки, словно какой-то франт. Правда, бабочки на нем не было. Ольга невольно улыбнулась – черный смокинг, белоснежная рубашка, начищенные ботинки и зеленые волосы смотрели, мягко говоря, необычно. Черри, кажется, тоже это понимал. Он мрачно смотрел на своего статного отца-режиссера, в чьих темных волосах проскальзывало серебро седины, и который своей легкой хромотой всегда напоминал девушке самого Байрона. Павел Аскольдович ходил, заложив руки, перед сыном и что-то нудно ему вещал. Именно он заставил сына явиться на благотворительный бал.