История религии. Том 1 - Александр Мень

приципам. Она оказалась необходимой и в исследованиях филолога, и в работе

экономиста.

Общеизвестно, что материализм принял ее появление в штыки. У всех еще в

памяти то время, когда ее называли "лженаукой", которая порождена

современным империализмом и обречена на гибель еще до гибели империализма.

Теперь произошел поворот на сто восемьдесят градусов. Тот самый журнал

"Наука и жизнь", который публиковал статьи, объявлявшие кибернетику

"империалистическими измышлениями", напечатал теперь серию очерков под общим

названием "Кибернетика - антирелигия". В них авторы силятся доказать, что

новая наука это триумф материализма и орудие для сокрушения религии (статьи

эти вышли впоследствии отдельной книгой).

Такая перемена курса не случайна. Но что так долго пугало атеизм в

кибернетике и что он хочет сейчас использовать в своих целях?

Кибернетика затрагивает одну из важных философских проблем

естествознания: вопрос о целесообразных структурах, целесообразных

регуляциях и реакциях. Характеризуя живую и неживую систему, она прибегает к

понятию информация, которая в свете кибернетики оказывается одним из

существенных факторов в мироздании.

Информация отличается и от материи, и от энергии (Винер Н. Кибернетика

и общество. М., 1958. С. 166). Все попытки дать ей точное определение

остались пока безуспешными. Ясно, по крайней мере, одно: "Информация - это

не вещь" (Эшби У. Введение в кибернетику. М., 1958. С. 126). Она

противостоит случайности, хаосу, беспорядку, меру которых в физике называют

энтропией.

"Как энтропия есть мера дезорганизации, - пишет Н. Винер, - так и

передаваемая рядом сигналов информация является мерой организации" (Винер Н.

Кибернетика и общество. С. 34).

Можно сказать, что информационные коды в сложных структурах природы

есть именно то, что поражает человека, обнаруживающего во Вселенной

закономерности и разумность. Информация - это, если можно так выразиться,

рациональная программа, заложенная в природу.

Человек пришел к идее информации после того, как оказался перед лицом

систем, искусственно созданных им самим, в которые был заложен рациональный

принцип организации. Не следует, однако, забывать, что "машина, построенная

человеком, ничего не может сделать без него. Она остается в точности тем,

чем человек захотел, чтобы она была: чудесным орудием, но все-таки орудием.

В ней полностью отсутствует мысль, а есть только отражение мысли ее творца"

(Косса П. Кибернетика. М., 1958. С. 117). Это вынуждены признать и атеисты.

Так, один из них пишет: "Как бы ни была длинна цепь, связывающая человека с

машиной, в том числе самой "умной", в начале этой цепи стоит человек"

(Шалютин С. Кибернетика и религия. М., 1964. С. 62).

Таким образом, разум человека как бы материализуется, претворяя свои

законы в вещественных конструкциях. А поскольку кибернетические принципы

оказались приложимы не только к человеческим творениям, но и к природным

процессам, то логически напрашивается вывод: мировые закономерности и

эволюция, тайны жизни и мышления есть "объективизация", воплощение высшей

Мысли, возвышающейся над природой. Как в начале цепи искусственных систем

стоит разум человека, так и в начале цепи "естественных систем" должен

стоять вселенский творческий Разум.

Чтобы охарактеризовать роль информации в общей системе природы,

кибернетика прибегает к вероятностным категориям. "Понятие вероятности

является важнейшим понятием кибернетики. Отсюда кибернетику называют

статистической наукой, так как ее основные закономерности связаны со

случайными вероятностными процессами" (Ахлибинский Б. В. Чудо нашего

времени: Кибернетика и проблемы развития. Л., 1963, с. 22).

Наряду с упорядоченностью, природе свойственна тенденция к

дезорганизации, к росту энтропии. Более ста лет назад благодаря

исследованиям ряда выдающихся физиков (Карно, Клаузиса и др.) был установлен

второй закон термодинамики. Согласно этому закону бесчисленные обратимые

процессы, сопровождающие превращения энергии, приводят к тому, что она в

конце концов оказывается неспособной к дальнейшим превращениям,, становится

"омертвелой". В 1877 году Людвиг Больцман показал, что возрастание энтропии

есть нечто свойственное физическим телам и означает переход к более

вероятному состоянию. Хаос более вероятен, чем организованность. путь к

выравнивании) энергетической интенсивности, к "омертвению" энергии есть путь

к наиболее вероятному состоянию природы.

"Термодинамическая энтропия есть мера недостатка информации" (Бриллюэн

Л. Наука и теория информации. М., 1960, с. II). А если так, то мера

уменьшения энтропии тесно связана с возрастанием информации. Мера уменьшения

энтропии получила название негэнтропии. Это понятие выражает степень

организованности, порядка, определенности, а содержанием его является

информация. При этом пропорционально возрастанию негэнтропии уменьшается и

вероятность системы.

Американский физик, лауреат Нобелевской премии Юджин Вингер рядом

вычислений показал, что природа самовоспроизводящихся систем (организмов)

есть настоящее "чудо", что с "точки зрения известных законов физики

существование структур такой природы крайне невероятно" (Вин/ср Н). Этюды о

симметрии/Пер. с англ. М., 1971. С. 160).

Сложные приспособления и целесообразные реакции живых организмов

находятся как бы на другом полюсе по сравнению с основной тенденцией

физических систем. "Факторы чистой случайности заменены в эволюции факторами

активного программирования и борьбы за выдерживание этой программы" (Тринчер

К. С. Биология и информация. М., 1965. С. 12). В живых системах мы видим

осуществление тенденции, противостоящей возрастанию энтропии. Она есть

принцип и источник развития. Смерть, разрушение организма - это торжество

хаоса, но, благодаря размножению, биологические системы преодолевают его и

продолжают свое победоносное шествие. "Организм, - говорит Э. Шредингер, -

питается отрицательной энтропией".

Таким образом, эволюция - это движение от хаоса к порядку, от

бессодержательного - к информационному, от наиболее вероятного - ко все

менее и менее вероятному. "Жизнь стремится двигаться наперекор остальной

части Вселенной" (Косса П. Кибернетика. С. 99). Космическая созидательная

роль жизни, которая оказывается способной существовать и развиваться вопреки

"жестким" законам мертвой материи, делает структуру ее носителей чем-то

особым и исключительным. Здесь проходит водораздел живого и неживого.

Но, кроме жизни, мы видим во Вселенной еще одно явление, которое можно

было бы назвать конденсатором информации: человеческое мышление и сознание.

Оно еще больше отличается от биологических процессов, чем жизнь - от

процессов чисто физических. Работа центральной нервной системы относится к

разряду биологических явлений. Мозг расходует энергию и выделяет ее. Но само

мышление, само сознание не питается никакими запасами материальной энергии.

И тем не менее оно оказывается способным познать мир и управлять им.

Сознание - это после жизни следующая и высшая на Земле ступень совершенства,

на которой побеждается энтропийная смерть. "Размышление и работа мозга, -

говорит Бриллюэн, - происходит в направлении, противоположном тому, в

котором действуют обычные физические законы" (Успехи физических наук. Т. 77.

В. 2. 1962). Информация, которая может быть заложена в машины, по самой

"формалистической" природе своей не способно быть точным эквивалентом

мышления как такового. Мышление человека эвристично, оно часто оперирует

интуитивными категориями, приближениями, аналогиями, то есть выходит за

пределы формальной логики. А именно такое мышление недоступно для машин.

Аналогия между машиной и мозгом неудовлетворительна хотя бы уже потому,

что мы еще бесконечно далеки от полного знания структуры самого мозга, этого

грандиозного переплетения миллиардов тончайших устройств. "Инженеры знают до

мельчайших подробностей, как устроена та или иная машина; нейрофизиологи

могут лишь догадываться, как соединяются клетки того или иного нервного

образования" (Косса П. Кибернетика. С. 32).

Хотя многие ученые поддаются соблазну уподобить мозг машине, но тем не

менее среди них общепринято мнение, что "в машине не существует ничего

такого, что мы называем мышлением" (Ахлибинский Б. В. Чудо нашего времени: