Их было семеро… - Андрей Таманцев

Голубков не сомневался, что сможет справиться с этим делом. В Чечне еще сохранилась обширная, созданная его стараниями агентурная сеть, были негласные осведомители, были, наконец, личные связи со многими полевыми командирами. Для общественного мнения чеченская война была покрыта сетью тайн, но для профессионалов контрразведки, одним из которых был полковник Голубков, тайн не существовало. Многое из того, что для них было явным, окутывали покровом тайны политики, исходя из каких-то высших, далеко не всегда понятных Голубкову, государственных интересов.

— Я должен лететь в Грозный, — повторил Голубков.

— Но полечу я, — ответил Нифонтов. — Таков приказ.

— Я не согласен с этим приказом.

— Можешь зайти к Волкову. Но ничего у тебя не выйдет.

Так и получилось. Волков перебил Голубкова, даже не дослушав:

— Вы получили приказ?

— Так точно.

— Исполняйте. И забудьте, Константин Дмитриевич, про армейский бардак. У нас приказы не обсуждают. Можете быть свободны, полковник.

— Слушаюсь, товарищ генерал-лейтенант!..

Взглянув на вернувшегося в кабинет Голубкова, Нифонтов даже спрашивать ничего не стал. Лишь констатировал:

— А что я тебе говорил?

— Не раскопаешь ты там ничего, Александр Николаевич, — проговорил Голубков. — Ты там — чужой. Ты никого не знаешь, тебя никто не знает. Я дам тебе кое-какие связи.

— Не нужно, — отказался Нифонтов.

— Но почему?

— А ты еще не понял? Если бы задача была: быстро найти организаторов взрыва вертолета — послали бы, конечно, тебя. Но посылают меня. Заведомо зная, что я там, как ты верно заметил, чужой. И следовательно — раскопать ничего не сумею. Почему? — спросил Нифонтов. И сам же ответил: — Потому что задача совсем другая. Не найти организаторов взрыва, а, наоборот — не найти. В комиссии буду, конечно, не я один, но возможности моих коллег будут точно такие же, как у меня.

— Значит, вертолет взорвали не чеченцы, а наши, — заключил Голубков. — И причина: документы, которые командующий вез Генеральному прокурору. Хотел бы я хоть краешком глаза посмотреть на эти документы.

Нифонтов покачал головой:

— По-моему, Волков сделал крупную ошибку, когда пригласил тебя в нашу фирму. Извечная дилемма руководителей. С бездумными исполнителями никакого дела не сделаешь. А исполнители думающие имеют неистребимую привычку думать. Вот тут и крутись!.. — Нифонтов ободряюще похлопал Голубкова по плечу. — Не бери в голову. Такова специфика нашей работы. Лети себе на Кипр, погрейся на солнышке, покупайся в Средиземном море. Задание у тебя проще пареной репы: встретиться с Пастуховым и его ребятами, узнать, как у них дела и когда они намерены приступить к операции перемещения.

— Поторопить? — уточнил Голубков.

— Нет, просто узнать день. И напомнить: через границу они должны перейти только в указанном месте. И ни в каком другом. На этом он особенно настаивал. После встречи с ними позвонишь по известному тебе телефону, доложишь.

— Почему нельзя сделать это через резидента?

— Связь с ним потеряна. Попал в больницу. Операция предстательной железы.

— Это и все мое задание?

— Не совсем. Будешь контролировать конечный этап операции. Со стороны. Ни в какие контакты с Пастухом и его ребятами не вступай. Когда они появятся в Нови Дворе, снова доложишь. После этого, если не будет других указаний, вернешься в Москву.

— Ты же сказал, что это не в правилах Управления, — напомнил Голубков. — Одни разрабатывают операцию, другие выполняют. Разделение труда.

— Все так, — согласился Нифонтов. — Но я и другое тебе сказал: происходит что-то совершенно необычное. И оно связано с операцией. Не знаю что. Могу судить только по поведению шефа. На него, похоже, очень сильно давят. И вот что еще, Константин Дмитриевич. Есть у меня ощущение, что к операции подключены еще какие-то наши люди. Поскольку в известность о них мы не поставлены, то и реагировать на них ты никак не должен. Кто бы они ни были. И что бы ни делали. Тебя это не касается.

— Как ты о них узнал? Нифонтов усмехнулся:

— Как становятся известными самые страшные государственные тайны? Совершенно случайно. В буфете двое разговаривали о том, какая может быть погода на Кипре.

— Кто они?

— Я, конечно, любознательный человек. Но не настолько. Я даже не оглянулся на них. Все, Константин Дмитриевич, — подвел итог Нифонтов. — Счастливо отдохнуть!..

С таким напутствием Голубков и улетел в Ларнаку ближайшим ночным рейсом. Но в тот момент, когда он получал в бухгалтерии билет и подотчетные доллары на расходы, произошел небольшой эпизод, на который сам Голубков специально внимания как бы не обратил, но въедливая его память зафиксировала с фотографической точностью. Расписавшись за командировочные, он сунул их в карман, не пересчитывая, но на билет взглянул, чтобы уточнить час вылета. И с удивлением обнаружил, что держит не один билет, а целых два, что рейс на верхнем билете обозначен не ночной, а дневной. Перевел взгляд на число и еще больше удивился: билет был на завтра. Он перелистнул корешки, взглянул на нижний, увидел фамилию и понял: это тоже был не его билет. Хоть и до Ларнаки.

— Ой, я все перепутала, — спохватилась бухгалтерша. — Вот ваш билет, а это не ваши.

Стало быть, «не ваших» билетов два. На завтра. На дневной рейс. На фамилии Курков и Веригин. Так эти фамилии и отпечатались в памяти. Кто эти люди — Голубков понятия не имел, никогда с ними не сталкивался. И даже не узнал бы об их существовании, если бы не бухгалтерия. Великое это учреждение — российская бухгалтерия. Совершенно уникальное по своим информационным возможностям. Вот куда надо агентов внедрять, а не в высшее руководство. Да еще, пожалуй, в буфет.

То, что командировка этих двоих в Ларнаку была связана с делом Назарова, не вызвало у Голубкова и тени сомнений. Таких случайностей в природе просто не существует. И это подтверждало наблюдение Нифонтова: «Происходит что-то совершенно необычное».

Ощущение необычности и серьезности происходящих событий многократно усилилось у Голубкова после первых же слов, которыми он обменялся с Сергеем Пастуховым, приехав прямо с самолета в его номер в «Трех оливах».

Пастухов был насторожен, почти враждебен. На вопрос Голубкова «Как дела?» ответил кратко, не вдаваясь ни в какие подробности:

— Нормально.

— Когда планируешь начать операцию? — спросил Голубков.

— Точную дату скажу завтра утром.

— Почему завтра утром?

— Потому что сегодня вечером я встречаюсь с Назаровым.

— Вот как? — удивился Голубков. — Зачем?

— Я не обязан посвящать вас в подробности. Вы сами сказали, что мы должны сделать дело, а как — это наши проблемы.

— Ты мне не доверяешь?

— А я могу вам доверять? Голубков пожал плечами:

— Это тебе решать.

— Я и пытаюсь решить… Скажите, Константин Дмитриевич, когда вы первый раз прилетели ко мне в Затопило, Волков об этом знал?

— Нет.

— Почему вы ему не сказали?

— А что я мог сказать? Я и сам не знал, получится что-нибудь или нет. Да и вдруг ты уже не в Затопине, а куда-то еще перебрался?

— Когда вы вернулись и сказали, что мы подпишемся на его дело, если выкупят Тимоху, как он отреагировал?

— Сказал, что об этом и речи быть не может.

— А когда он узнал, что Тимохе известно о программе «Помоги другу» и он может о ней рассказать, что он ответил? Только точно.

— Сейчас вспомню. С минуту молчал. Потом спросил, что я знаю об этой программе. Я ответил: ничего. Он еще помолчал, потом попросил меня зайти через полчаса. А сам спустился в информационный отдел, я видел. Минут через сорок он меня вызвал. Сказал, что ты и твоя команда — идеальные кандидатуры для этого дела. А лейтенант Варпаховский блестящий офицер и заслуживает, чтобы его выкупили из плена. При условии, что факт выкупа останется в полнейшей тайне.

— Кто занимался выкупом?

— Не знаю. Его кадры. Мне только сообщили, когда его привезут. А потом я привез Варпаховского к тебе.

— Говорил ли Волков, сколько моих людей должно быть задействовано в операции?

— Он сказал: все шестеро. Я спросил: не много ли? Он повторил: все шестеро. И приказал отправить вас на Кипр как можно быстрей. Вот, собственно, и все.

— Могла операция дублироваться?

— Теоретически — да. Но я об этом ничего не знаю. И Нифонтов тоже… Прояснило это для тебя ситуацию?

Пастухов кивнул.

— Кое в чем. — И попрощался: — До завтра. Я буду ждать вас в восемь утра в порту, у первого прогулочного причала.

Наутро они встретились возле припортового кафенеса, Пастухов подтвердил, что к операции все готово и она начнется через два дня.

.— В Нови Дворе мы будем с грузом примерно через пять или шесть суток, — добавил он. — Можете сообщить об этом в центр.