Мир всем вам - Артур Чёрный

Уволил мать троих детей… А чуть что прикрывается собственными: "У меня ведь трое детей…"

Как стыдно иметь такого отца!

А может назвать его имя? Чтобы, когда проходил мимо людей, прятал в землю глаза!

Но, нет! На этих страницах имена моих товарищей, живых и убитых. Товарищей, которые не щадили себя ради других. И Грязь не заляпает этот лист!

…Всё завершилось. Я извинился за свое письмо, за эту историю перед обоими офицерами, полковником и майором. Думал, все кончилось, думал, все можно начать сначала, без злой памяти о былом. Да только передо мной никто не стал извиняться. За унижения, за оскорбления, за мой нищий карман.

Из охраны, где, почти год я не ходил в караул, меня выгнали в тыл. Почти год я прожил в машинах, в гаражах, да в заброшенном здании штаба. И вот по весне, побоявшись вернуть автомат, мне сунули новую должность.

— Кем, ты, теперь? — подходили ко мне.

— Тыловой крысой, — заканчивал я разговор.

— Убили бойца!

Вот так, впервые за десять лет службы, я докатился до тыла. Начал с зеками откачивать из колодцев дерьмо, считать их портянки, возить за город помои, краснеть там за свои три звезды, да конвоировать эти помои обратно, если не по правилам оформлено разрешение… А вместо салонов машин да гаражей начал ошиваться на свинарниках и в курятниках…

Еще через месяц сдержал свое обещание полковник Управления, антигерой моей телеграммы в Москву. Меня назначили инспектором безопасности и пустили в зону работать с осужденными.

Теперь я уже рад, что ушел из охраны. Там сейчас нечем дышать. Там не осталось больше ни одной личности. Одни роботы, у которых ничего, кроме обязанностей, которые молча идут на холодные вышки, бесплатно, даже не за "спасибо", горбатятся в свои выходные на благо ГУИН, и получают от этого только выговора, только одни угрозы, что "будут уволены"… Безвольные рабы Системы…

А я против, когда человека превращают в раба! Когда его лишают свободы. А я ненавижу все эти тюрьмы! Где, по одну сторону колючей проволоки, влачат свое уставное рабство одни, а по другую сторону завидуют им другие. Я за штрафы, за труд, за расстрел! Я против тюрем и зон! Человек создан не для того, чтобы влачиться в цепях. Он сам волен податься в рабы, но никто не вправе назначить себя господином над ним.

Проклятый ГУЛАГ!!! Проклятая яма, куда занесла меня жизнь!

Я был счастлив, когда не знал этой беды. Когда видел осужденных из-за забора, с высоты постовой вышки, и не заглядывал в этот колодец людского горя. Когда не встречал каждый день их черные, пропахшие потом и дымом колонны, в которых все ненавидят шагать. Когда не заходил по ночам в их нищенские казармы, где все общее и ничего своего. Когда мне в лицо не заискивали одни, и не злословили в спину другие… Когда я гордился, что ходил умирать за людскую свободу, и не знал, что придет время самому встать на стражу.

Нет, мне некого здесь жалеть. И я ненавижу все волчьи законы, по которым годами живут эти пленные. Ненавижу их мир, где нет помощи слабым, где в цене лишь жестокость, где сам начинаешь терять человеческое… Извечная пристань отчаяния! Бессонный казенный дом, где никогда не бывает ночи. Где каждый твой шаг стерегут рыжие над головой фонари, где, не мигая, провожают твой след злые собачьи глаза… Территория страха, мучений, обид. Зловонная таверна, где после грабежа, собрались на долгую сходку бандиты…

…Кого взяли на мое место? Да, как и бывает, обычного стукача. Одного прапорщика, который за всю обо мне информацию, подписал с Грязью контракт на офицерскую должность. Каждое мое слово доносилось в полной сохранности до командирских ушей. Благо, я говорил громко и ни от кого не прятался. А вот когда, наконец, меня пнули с охраны, прапорщик так и не смог самостоятельно пройти медкомиссию на начальника караула. И, если бы не был он стукачом, так и остался бы ползать по вышкам в роли простого бойца. Теперь же он носит за меня автомат, командует моим караулом, и уже на других строчит записки и рапорта.

…Да мне уже все равно. После последней низкой истории, я уже никогда не хотел служить. Всё это наконец-то ушло. Теперь я равнодушно смотрю на дембельский свой камуфляж, на старую милицейскую форму, на новый костюм от ГУИН. Меня перестали волновать такие слова, как "долг", "присяга", "приказ" и сколько звезд у меня на плечах…Вечный старлей, которому уже без разницы, как дальше служить. По серенькому, наплевать кем, на троне или в грязи…

Дотянуть бы до пенсии…Жаль, не у кого спросить, заслужил я ее или нет.

Мрачное царство ГУИН… Темный-темный лес, заслонивший весь мир. А в лесу за каждым стволом воют волки. Да, не от голода, от тоски. А на вершинах мохнатых елей ухают хищные совы. А на черном бездонном небе не отыскать ни одной путеводной звезды… Надо уходить из этого леса, и я оборачиваюсь назад, но уже не вижу дороги. Всё давно заросло, всё обратилось в непролазные дебри. Я слишком много времени здесь простоял. Надо идти в лес. А меня нет оружия. У меня год назад отобрали мой автомат… Что делать теперь?.. Ждать. Ждать, пока взойдет солнце.

-------------------------------------------------------

ВОЗВРАЩЕНИЕ В РАЙ

ВМЕСТО ЗАКЛЮЧЕНИЯ

От своего прошлого, от Дагестана, от Зандака, от Грозного, я излечился в январе 2009 года. Излечился там, где когда-то это всё началось, — на вокзале города Барнаула. Эта военная история длилась с 2000-го, долгие девять лет, от января до января. И вот, когда я по старой памяти приехал вновь в Барнаул, я понял, что меня, наконец, отпустило прошлое. Оно укатило вдаль по тем самым рельсам, по которым девять лет назад, путаясь в полах шинели, я бежал до вагона, где бесплатно раздавали войну. И не было больше трагедии, чем опоздать на этот круиз.

Оказалось, что там, в Барнауле, больше никто не помнит того сержанта и лейтенанта, что когда-то уезжал на войну. Никто не помнит, как он вернулся с Зандака и Грозного. И эти города никому не нужны, кроме него самого. И мало, кто вообще знает про эту Чечню. Все эти люди живут в другом мире, где не надо одевать камуфляж. И он не прячется в их шкафу на случай беды. Оказалось, он есть на планете — Мир, где не бывает войны! И всё это время был рядом, а я в другую сторону пялил глаза. Этот мир среди тех, кому не пришлось заряжать оружие. Этот мир в сердцах окружающих нас людей. Мир, который начинается за порогом, живет в соседнем дворе, и не кончается по ту сторону улицы. Я отыскал это Сокровище!.. Всё кончилось! Нет больше сержанта и лейтенанта, что катался в Чечню. Он просто пропал. Остался только Артур — товарищ и человек. Который никогда не приходил в гости со страшными рассказами о войне, ни приглашал туда за собой, не сочинял про это стихи. Есть просто Артур, что еще жив, и может смеяться, и мало расстраивается на мелочи жизни. Артур, который не писал "Мир Всем Вам", который никогда не плакал о Грозном. Есть Артур. Есть Барнаул. И ничего больше.

Нет никакого Грозного! Нет Ханкалы, Беноя и Ведено! Всё это живо только во мне. Только в минуты, когда я сам этого захочу. И если отказаться от этих минут, мне можно ЖИТЬ! Не существовать, как раньше, а жить!

Нет никакого прошлого! Это — страна, в которую нет возвращения! Это — молодость, которая кончилась! Я, наконец-то, стал стар и больше не встречу юности. Это такая радость — знать, что позади твои девятнадцать и двадцать лет. Это такое счастье — понимать, что им нет повторения.

ПРОЩАЙ, ЧЕЧНЯ!!! Тебя просто нет! Ты жива только в воспоминаниях. Только в моих книгах и песнях. Чечня сегодня — не та страна, где я жил! Потому что всё расхитило время. Погибли враги, с которыми я сражался. Мне жаль, что эти храбрые люди стояли против нас. Погибли друзья, с которыми я братался. Я горд, что связал с ними жизнь. Поднялся из руин разрушенный Город. Там всё другое — Грозный и не Грозный. И, глядя, как он возрождается, я больше не спрашиваю себя: "А за что же мы воевали?" Мне больше не надо сидеть по ночам, листая свои дневники, — это всего лишь бумага, что можно бросить в огонь и всё уничтожить. Не надо ходить на "вечера памяти", где всё кончается водкой, и походом на кладбище. Не надо думать о мертвых! Заманчивой дорогой удрали они, но, придет время, и я догоню каждого. Мне больше не нужны мертвые. Я освободился от этого. Нет больше Чечни. Нет траурных тостов. Нет одних, чернее других, "годовщин". Не сыплются нынче под ноги раскаленные гильзы. И давно высохли кровавые пятна на моих рукавах….

Всё кончилось! Я возвратился в свой рай! Я, наконец-то, вернулся с Войны!

…Я каждого зову за собой!!!

Идемте за мной, старые сердца солдат! В тот рай, где мы жили, пока не обрушился мир. Пока нам не всунули в руки оружие и не отправили убивать. Идемте туда, где мы никого не боялись. Где все недобрые соседи сами дрожали, когда мы глядели в их сторону. В те времена, когда русский входил в гости к чеченцу, когда азербайджанец не стрелял в армянина, когда не поднимались на грузин осетины, не резались между собою таджики… Где мы сами еще не стали героями фильмов и книг. Где добрые и злые наши дела еще не вошли в легенды целых народов. И эти народы еще не катились от наших границ…