для экспертизы. Через несколько дней нам их вернули. Перед уходом я спросил его, не будет ли наш арест считаться приводом. Он улыбнулся и ответил, что сделает всё, чтобы наши биографии не были запятнаны. Своё обещание он выполнил. Мы попрощались с прокурором и направились ко мне домой. Подходя к скверу, мы увидели, что нам навстречу идут заплаканные мамы. Мы их успокоили и заверили, что произошло недоразумение и дело закрыто. Первой стала рассказывать тётя Фаня. Ночью, когда они спали, она услышала стук в калитку. Она открыла калитку. На пороге стояли три человека, а один из них в кожанке. Он попросил разрешение войти. Пройдя в столовую, он сказал, что ты, Сэм, в безопасности и спросил в чём ты был одет. Я ответила, что когда ты уходил к моей сестре, ты был в военной форме. Увидев на столе фото, он спросил, кто на нем изображён. Я ответила, что это наш сын, он начальник полевого госпиталя. Они попрощались с нами и их старший, который был в кожанке, пообещал, что ты скоро вернёшься. Я не могла заснуть и когда стало светать, пошла к Мане. Мама начала свой рассказ с того, что сначала залаяла наша собака, а затем раздался стук в дверь. Я была дома одна, Моня работал в ночную смену. Я решила открыть дверь и когда открыла, то увидела трёх мужчин, один из которых был в кожаной тужурке. Он попросил увести собаку и позволить зайти в квартиру. Когда все расположились, он представился и начал задавать вопросы. «Куда пошёл ваш сын и в чём он был одет?» Я закричала: «Он жив?», Он ответил: «Жив, пожалуйста, дайте ответ на мой вопрос». Я ответила, что ты был одет в отцовский синий костюм и вместе со своим двоюродным братом пошёл на концерт в оперный театр. «Вы что-то путаете, ваш сын одет в синие брюки и светлый пиджак», сказал Начальник уголовного розыска. Откуда маме было знать, что мы с Сэмом поменялись пиджаками. «Тревога за жизнь наших детей не покидала», сказала мама. Затем, он задал второй вопрос: «В каких рубашках они были одеты?», спросил он. Я ответила, что ты и Сэм были одеты в жёлтых безрукавках, которые сшила сама. Он поднял брови, видимо, от удивления и задал вопрос: «Вы можете это доказать?» Я кивнула в ответ. С его разрешения я пошла в другую комнату , открыла сундук и достала отрез шёлка и одновременно захватила обрезки, оставшиеся после раскроя материала, из которого я сшила рубашки. Затем он задал ещё один вопрос: «Где и когда вы приобрели этот материал?» Я ему ответила: «Много лет тому назад, когда мы ещё жили в г. Кагане, мы с мужем поехали в Бухару на его служебной машине. Там я зашла в магазин, увидела этот материал из шёлка и купила два отреза на четыре рубашки, которые я собиралась сшить для моих детей и племянников. Некоторое время тому назад, просматривая содержимое сундука я наткнулась на эти отрезы. Вынула один, раскроила его и сшила рубашки. У моих детей не было выходных рубашек, а теперь будут, подумала я, когда шила». «Мне всё ясно. Спасибо и извините за вторжение. Ваши сын и племянник скоро вернутся.» Обращаясь к своим подчинённым, он добавил: «Собирайтесь, нам здесь делать нечего.» Таковы были рассказы наших мам. Можно понять их переживания. Они пришли в себя и начали успокаиваться только тогда, когда увидели нас живыми в пиджаках, одетых на голое тело. Так прошла ночь, которую мы планировали посвятить знакомству с высокой культурой. Если признаться честно, то это было не культурное мероприятие, а чисто коммерческое. Мы с Сэмом вряд ли извлекли бы что-нибудь из области культуры, но зато познали, почём фунт лиха.
В противовес этому эпизоду я расскажу о другом эпизоде, который произошёл в конце лета 1943г. Однажды, во второй половине дня, проходя через сквер в центре города, я услышал из большого репродуктора, закреплённого на столбе, чарующую музыку, сопровождающую пение женских и мужских голосов. Я понял, что транслируют какую-то оперу. Я сел на скамейку и стал слушать. Музыка настолько меня увлекла, что я решил отказаться от своих прежних намерений и дослушать оперу до конца. Прислушавшись к пению, я стал догадываться, что она исполняется на итальянском языке. Я прослушал её до конца. Лишь позже я узнал от моего знакомого, любителя музыки, что по радио передавали оперу Винченцо Беллини «Норма». Любителем музыки был мой новый приятель, студент пятого курса Моторост-роительного факультета Ася (Абрам Яковлевич) Черкез. Мы познакомились случайно. Он, разумеется, был старше меня не только по годам, но и по жизненному опыту. Весёлый, общительный, обаятельный, он в то же время никогда не подавлял своей исключительной эрудицией собеседников. Он, как-то незаметно стал моим учителем. Я многому у него учился, но, пожалуй, никто другой не дал мне так много в музыкальном образовании. Он фанатично любил музыку, обладал идеальным музыкаль-ным слухом. Казалось, не было такого музыкального произведения, которого он не знал. Он приобщал меня к музыке очень тактично. Однажды, во время обычной беседы, он сказал, что у него есть лишний билет на концерт симфонической музыки и он был бы рад, если я составлю ему компанию. Я поблагодарил его и тут же согласился. До этого момента я никогда не был на концертах симфонической музыки. По дороге на концерт он сообщил, что мы будем слушать классическую музыку в исполнении симфо-нического оркестра Комитета кинематографии. Во втором отделении будет исполнена шестая симфония П. И. Чайковского. Это программное музыкальное произведение, посвящённое жизни человека от рождения до смерти. По звучанию оркестра можно понять, какой этап жизни переживает человек. Прослушав симфонию, мы некоторое время сидели молча и, наверное, последними покинули концертный зал. Музыка на меня произвела огромное впечатление, особенно финал. Мы вместе посетили ещё два концерта симфонической музыки. На одном из них исполнялась Фантастическая симфония Гектара Берлиоза. Эта симфония также является программной, и её содержание пересказал мне Ася. В конце 1944г. он уехал в Москву на преддипломную практику, где защитил дипломный проект и не вернулся в Ташкент. Этого человека со светлой и доброй душой я помню до сих пор. Я ему многим обязан.
В 1945г. закончилась война. Заметно стал редеть преподавательский состав. Многие возвращались в центральные города, в свои институты, где они работали до эвакуации. Некоторые, выиграв конкурсы, уезжали с повышением в другие города. Мы, заканчивая пятый курс, практически этого не ощущали, и
