Перстень Рыболова - Анна Сеничева

Брезжила заря. В небе неподвижно стояло витое облако с розоватыми краями. А рядом с постелью Лэма сидел князь.

Он дремал, положив голову на руки. Даже сейчас, в бледном утреннем свете, видно было, как тяжело дались ему эти несколько дней. Видимо, засыпая, Расин резко вздрогнул и очнулся.

– Ну и вид у вас, – слабо выговорил Лэм. – В гроб краше кладут. Вы бы шли поспать, что ли…

– Себя не видели, – улыбаясь, ответил Расин. – Но прощаю, так и быть. А у меня для вас новость… Здесь такое случилось… Угадаете или нет?

– Я попробую. Как чувствует себя его высочество?

В келье стало тихо.

– Вы знали? – медленно, словно не понимая, спросил князь. – Знали и не сказали? Мне… и не сказали?

Лэм приподнялся на локтях, пронзительно глядя на Расина.

– А как? – еле слышно спросил он.

Расин сжал ладонями виски и отвернулся к окну.

– С вами бесполезно спорить, вы правы, как всегда, – его голос вздрагивал и прерывался. – В жизни себе не прощу… Я ведь должен был понять – и не понял…

– К чему об этом думать? – мягко спросил Лэм. – Вон, посмотрите, солнце почти взошло. Новый день начался.

На реке долго, протяжно закричала чайка, ей ответила другая, чуть ближе. Расин отнял ладони от лица, глядя на утреннее небо, и Лэм увидел, что он плачет.

Эпилог

Жизнь на Лакосе шла своим чередом. Отходили празднества и гуляния, разъезжались гости. Отбыл на Запад князь Расин.

Люди помаленьку привыкали к тому, что теперь заседает круг правителей, в Город снова зачастили посланники и высокие гости с Архипелагов, а вечерню по пятницам в Морском соборе служит один из Советников, которых Лакос в глаза не видал уже столько лет.

Отстроили после пожара Кормчий дом. Правда, заседает там теперь казначейство и Лоцманский совет. Сам-то капитан от дома отказался – по его словам, воспоминания от этого места у него остались прескверные. Пока что первый чиновник Лакоса поселился в особнячке на спуске с улицы Морских заступников – почти в самой гавани – и чувствует себя там вполне неплохо. Несмотря на молодой возраст, пользуется он изрядным уважением. Частенько видят его со стариком-лоцманом. По слухам, было у них какое-то таинственное старое дело, но в чем там суть, никто толком не знает. Отношения с кругом правителей у капитана, опять же по слухам, самые теплые, и частенько они отправляются вместе на Салагур ко всенощной.

Так было и нынче. Флойбек с Гессеном уже вышли, а Сгарди заканчивал с верительными грамотами посланников, лежавшими у него на столе.

Он поставил последний росчерк и сунул перо в чернильницу.

– Все, идем.

Серен стоял вполоборота у окна и будто не услышал. Когда Арвельд подошел,

тот обернулся и встретился с ним глазами. Сгарди даже сначала не понял… Потом развернул Серена к себе, думая, что это закат так странно исказил его лицо.

– Ты тоже видишь, – с расстановкой сказал Серен.

Глаза его меняли цвет: ярко-синие, они постепенно становились зелеными.

– Откуда? – негромко спросил Арвельд.

– Оттуда же – с того света, – ответил принц. – Прощальный подарок, и, может статься, не последний.

– И как часто?..

– После заката и до утра. Ничего другого не чувствую… Пока не чувствую. Но если я потащил его сюда, что будет с Кругом? Ты понял, о чем я говорю? Арвельд! – Серен схватил его за плечи. – Я же видел, как он рассыпался в прах! Своими глазами видел!

Сгарди смотрел ему в глаза и качал головой.

– Один раз мы избавились от него, – ответил он наконец. – Избавимся и в другой раз! – взял Серена за руку. – Идем, нас ждут!

Они бегом спустились вниз, на ходу набрасывая плащи.

Народ на улицах почтительно кланялся, оборачиваясь вслед четверке в простых темно-синих рясах с охровым кантом – их носил круг правителей в память о Салагурском монастыре…

А вечер жил. Он дышал, переливаясь тысячами огней, которые отражались в темнеющей воде. Их сверкающая цепь извивалась вдоль берега, мерцала и мерно покачивалась. Ветер доносил из гавани обрывки песен.

Конец