Кровь и лунный свет - Эрин Бити
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Катрин?
Я медленно поворачиваюсь к нему. От боли в его глазах кажется, будто кто-то вонзил кинжал в мое и без того разбитое сердце. Реми подходит и кладет руку мне на поясницу.
– Меня тоже там не было, – хрипло признаюсь я.
Это правда, даже если и звучит как ложь. Но Симона не провести.
– Кэт, – тихо говорит он. – Что ты недоговариваешь?
Я сжимаю губы, не желая губить двух самых важных для меня людей.
А Реми не выдерживает и нарушает молчание.
– Его украла Перрета, – говорит он.
Единственное, что меня утешает, – му́ка в его голосе.
– Она пришла к магистру Томасу в ночь своей смерти, и они поссорились. Тогда Перрета схватила молоток, разбила модель святилища, а затем ушла, забрав инструмент с собой. – Реми останавливается, чтобы вздохнуть, а затем продолжает: – По крайней мере, мне так сказали.
Симон не сводит с меня взгляда.
– Понятно. – С молотка, который он сжимает в руке, капает на пол вода с кровью, тут же просачиваясь между камней. – Ты знала об этом, Кэт?
Я киваю, всей душой желая возненавидеть Реми и в то же время мысленно благодаря его за то, что он оказался достаточно сильным, чтобы сказать правду, когда я не смогла.
– С самого начала? – допытывается Симон. – С убийства Перреты?
– Да, – выдавливаю из себя я.
– Ты знала, что я не могу понять, чем орудовал убийца, но… так и не рассказала мне?
Я так боюсь, что он перебьет меня, поэтому выпаливаю в спешке:
– Только потому, что это увело бы тебя по ложному следу. Магистр Томас не убивал.
– Неужели ты так мало веришь в мои способности, раз считаешь, что я не смог бы сам понять это? – взрывается Симон. Он опускает молоток и подходит ко мне. – Раз считаешь, что мне бы не хватило ума организовать наблюдение за его домом, чтобы снять в него все подозрения после следующего убийства?
Когда он приближается ко мне, Реми сильнее давит мне на поясницу, чтобы поддержать… или не дать покинуть гостиную. Симон останавливается в шаге от нас и сердито смотрит на меня сверху вниз.
– Неужели ты не понимаешь, что, утаив сведения, фактически соврала мне?
Слезы, которые я так отчаянно сдерживала, текут по щекам.
– Симон, прости. Я не знала тебя. Не знала, что могу тебе доверять.
С презрительной ухмылкой он отступает назад:
– Прибереги свои извинения для мертвых.
– Кэт не желала им смерти, и ты это знаешь, – защищает меня Реми. – Не будь так строг с ней.
Симон приподнимает бровь:
– Советую вам держать свои мысли при себе, Ремон Лафонтен. Вам обоим повезло, что я не упеку вас в тюрьму.
Он поворачивается и направляется к двери, где уже собралось несколько сестер. Одна из них держит несколько льняных полотенец. Симон просит одно и оборачивает ткань вокруг залитого кровью молотка. А затем кивает, демонстрируя свои благодарность и сочувствие:
– Мне очень жаль.
Вбивая широкие шаги в землю, он удаляется прочь вместе с завернутым молотком под мышкой. Реми слегка подталкивает меня к двери, но я не хочу уходить, не попрощавшись с матерью Агнес. Упав на колени, я обнимаю ее тело.
– Простите, матушка, – говорю я, словно она может меня услышать. – За все разы, когда разочаровывала вас или заставляла волноваться.
Слезы дождем заливают простыню, когда я вытаскиваю руку настоятельницы из-под простыни, прижимаю к своей щеке и целую уже охладевшие пальцы.
– Знаю, вы любили меня. И очень надеюсь, что вы знали: я тоже любила вас.
Реми осторожно убирает руку матушки под простыню и кладет ей на грудь.
– Нам нужно идти, Кэт. Прямо сейчас.
Он помогает мне подняться на ноги, практически выносит меня за дверь мимо сестер, а затем тянет по проходу к воротам. Когда мы оказываемся на улице и сталкиваемся с толпой зевак, привлеченных суматохой, мой разум цепенеет. Несколько селенаэ стоят с внутренней стороны у одного из входов в свой квартал, оплетенного лозами лунного цветка. Граф Монкюир и Ламберт уже здесь, разговаривают с магистром Томасом. Увидев нас, архитектор быстро подходит ко мне и обнимает за плечи.
– Маргерит очнулась несколько минут назад, но затем вновь провалилась в беспамятство, – шепчет он мне на ухо. – Они скажут нам, если что-то изменится. И я договорился привести тебя завтра днем. – Архитектор гладит меня по мокрой щеке. – Все будет хорошо.
Нет. Не будет. Симон подходит к своему дяде и начинает что-то тихо говорить ему. Я напрягаю слух, чтобы расслышать его слова.
– …Уверен, это нападение и убийство связаны с теми, что я уже расследую, – говорит он.
Градоначальник дергает себя за усы:
– У меня складывается впечатление, что ты не справляешься с поисками этого человека.
Симон сжимает руку в кулак, но на лице не дергается ни один мускул.
– Если бы вы не запретили мне продолжать расследование две недели назад, уверяю вас, я бы подобрался намного ближе к тому, чтобы остановить убийцу.
Это заявление не нравится графу, но он все же взмахивает рукой:
– Хорошо, но мой сын продолжит помогать вам, чтобы держать меня в курсе ваших успехов. – Он поднимает свои кустистые брови и жестом приглашает Ламберта подойти к ним. – Надеюсь, больше никаких недоразумений не возникнет.
Ламберт останавливается рядом с ними, а на его лице явно видно смущение.
– Готов исполнить ваш приказ, сэр.
В этот момент я осознаю, что произойдет дальше, и тяну магистра за мантию.
– Нам нужно уходить, – шепчу я, но он качает головой, поглощенный происходящим, как и все остальные.
– У вас есть какие-нибудь подозреваемые, венатре? – покровительственно спрашивает граф.
– Магистр, прошу, – шиплю я. – Нам нужно уходить.
– Есть, ваша светлость, – отвечает Симон спокойным и безэмоциональным голосом, как в первый раз, когда я его увидела, и поворачивается к нам.
Ранимый юноша, который всего час назад шептал, как сильно я ему нужна, чтобы оставаться в здравом уме, исчез. А на его месте появился венатре с ужасающей ответственностью.
– Магистр Томас из Искано, можете ли вы сказать нам, где были сегодня вечером и кто может это подтвердить?
Люди, шепчущиеся вокруг нас, замолкают.
«Скажите что-нибудь, – умоляю я архитектора взглядом. – Скажите, где и с кем вы находились. Докажите свою невиновность».
Но магистр Томас смотрит не на венатре. Я прослеживаю его взгляд – и натыкаюсь на фигуру, стоящую за спиной Симона в тени узкой улочки, стены которой увиты синими и фиолетовыми цветами. Даже при свете факелов, фонарей и свечей я безошибочно узнаю покрытое шрамами лицо и подведенные
