Семья Буссардель - Филипп Эриа

- Я попрошу также мою сестру навестить вас, - добавил он.

- Мне будет очень неприятно, сударь, что из-за меня вы причините ей столько беспокойства.

- Ах, дорогая госпожа Овиз, ей это будет чрезвычайно приятно. Если я не дам ей такого поручения, она мне никогда итого не простит. Ведь я не стану скрывать от нее, что моему отцу и мне посчастливилось завязать с вами дружбу.

Госпожа Овиз перевела взгляд на какую-то другую точку в пространстве и

- Да что это я! - воскликнул Фердинанд, воодушевляясь... - Я уж чувствую: лишь только вы уедете, мне в Буа-Дардо не усидеть! Я сам приеду к вам в своей коляске и повезу вас в Лоншан подышать воздухом и выпить кружку парного молока.

Госпожа Овиз поджала губки и отрицательно покачала головой; он попытался пожать ей кончики пальцев.

- Кузина! - позвала она. Фердинанд отдернул руку.

Вошла кузина. Больная потребовала лекарство, сказала, что очень утомилась. Посетителю пришлось удалиться.

- Ну, это уж чересчур! - возмущался Фердинанд, спускаясь с отцом по лестнице.- Викторен забрался к ней и набезобразничал, а она злится на меня.

Фердинанд никогда еще не говорил с отцом так откровенно по поводу своих галантных похождений. Впрочем, старик из деликатности ничего не ответил.

На следующий день утром обе дамы уехали. Госпожа Овиз попросила, чтобы ей дали закрытый экипаж, и это позволило старику Альбаре проводить ее на станцию. Любезная вдова простилась у крыльца со всеми гостями.

- Прощайте, сударь, - сказала она Фердинанду, избегая его взгляда.

- На следующей неделе,- сказал он вполголоса,- я приеду к вам.

Она вдруг надменно вскинула голову, словно актриса в роли оскорбленной королевы, и, смерив его взглядом, проронила:

- Меня не будет дома.

Фердинанд так и застыл на въездной аллее, посыпанной гравием: провожая взглядом карету, умчавшую его несбывшееся любовное приключение, он стоял, растерянно вытаращив глаза, и немного напоминал в эту минуту собаку, у которой слишком рано отобрали миску с похлебкой.

- Мы идем прогуляться по парку,- сказал один из гостей,- не хотите ли присоединиться?

- Разумеется,- ответил за Фердинанда отец. Старик стоял возле сына в той же самой позе, что и он, быть может желая этим повторением уменьшить ее необычность, которая могла удивить зрителей. Жестом он попросил Фердинанда взять его под руку, и они двинулись вслед за престарелой четой. Воспользовавшись отлучкой Альбаре, гости доставили себе удовольствие прогуляться не в ту сторону, где росли груши. Фердинанд опомнился. Старик Буссардель услышал, как он пробормотал сквозь зубы:

- Ну теперь, милый сыночек, я с тобой расправлюсь.

Раз госпожа Овиз уехала, естественно было, что мысли его приняли именно такое направление. После сцены с кринолином он больше занят был молодой вдовой, чем Виктореном, и пока наказал его только тем, что запер в своей комнате, предварительно затворив там и даже заколотив оконные ставни.

- Чтоб я о тебе больше не слышал, пока не позову. Щенок паршивый, ты опозоришь всю семью.

Викторен, еще не оправившийся от различных волнений, испытанных им во время своего приключения и очень удивленный гневом отца, обычно относившегося весьма снисходительно даже к серьезным его провинностям, счел за благо вести себя осторожно в ожидании дальнейших событий; попав в карцер, он не стал мстить за это каким-нибудь мерзким озорством, а проспал почти двое суток. Три раза в день слуга приносил ему еду, перестилал ему постель, водил его в нужник и приводил обратно, проделывая все это молча, так как получил категорическое распоряжение не разговаривать с барчуком. В доме все без труда поверили, что Викторен заслужил такое суровое наказание: ведь решительно все, даже самые здоровенные парни среди слуг, боялись его злых выходок, а гости господина Альбаре не жаловались на проделки Викторена только из уважения к его родным.

Старик Буссардель некоторое время лишь посматривал на сына, молча шагавшего рядом с ним.

- Да ведь этот негодяй натворил бог знает что! Просто немыслимо! воскликнул вдруг Фердинанд таким тоном, словно продолжал начатый разговор и искал сочувствия у отца, несомненно разделявшего его негодование.

- Да уж, признаться...- согласился старик Буссардель.

- Нет, ты подумай! Ведь ему только пятнадцатый год пошел, а он уже лезет к даме. Нагло воспользовался ее сном!

Фердинанд подчеркивал свои слова широкими жестами. С тридцатилетнего возраста у него появилась наклонность к театральности.

- Страшно подумать, - продолжал он, - что произошло бы, если бы я сразу же не схватил его... Ведь эта несчастная женщина спала!

- Может быть, она и сама немного виновата, голубчик. Она постоянно ласкала мальчика, повсюду таскала его за собой.

- Я согласен с тобой, что госпожу Овиз не назовешь образцом сдержанности и целомудрия... Но все равно, в четырнадцать лет! Нет уж, надо признать очевидную истину: сын у меня существо ненормальное!

- Ну что ты, Фердинанд! Мальчик физически развился несколько преждевременно, но зачем же преувеличивать!..

- Я знаю, что ты хочешь сказать! - поспешил прервать Фердинанд отца, так как угадал его мысли.- Если бы тут было только преждевременное развитие, меня бы это не тревожило...

Он махнул рукой, желая показать широту своих воззрений, и умолк, чтобы перевести дыхание, но во время этой краткой паузы перед глазами обоих Буссарделей возник призрак шестнадцатилетнего юноши, одетого в старомодную курточку, а вслед за ним промелькнула бледная прихрамывающая тень.

- Но у него множество других недостатков,- вновь заговорил Фердинанд, уже более спокойно, как будто гнев его немного улегся. - Ты не хуже меня знаешь, что он грубый, скрытный, лживый и ленивый мальчишка. Все эти милые качества с годами могут разрастись, и это приведет нас к пропасти. Ну так вот... Еще до октября я его помещу в специальное учебное заведение... Я знаю такие училища, одно, например, есть в Жавеле... Да ты не беспокойся, отец, это не тюрьма для малолетних, а так сказать... пансион... Но пансион, специально организованный для исправления трудновоспитуемых детей. Телесные наказания применяются редко, пансионеров хорошо кормят... Сказать по правде, я подробно осведомился об этом заведении еще прошлой зимой, когда этот негодяй нарочно столкнул с лестницы няню наших младших девочек...

- Не спеши принимать решение, Фердинанд. Смотри, как бы потом не пожалеть. Ведь если ты его отдашь в такой пансион, придется оставить его там. А как же с занятиями?..

- Но там это очень серьезно поставлено! Проходят всю школьную программу. Занятия, распорядок времени и работ - все продумано со строжайшей методичностью. Для нашего птенца во всех отношениях будет полезно посидеть в клетке. У молодца, развившегося не по возрасту, утихнет преждевременный пыл, раз вокруг него не будет ни женщин, ни девиц. И отлично! А поскольку в этом пансионе питомцев не отпускают домой ни на каникулы, ни в праздничные дни, то нам с этой стороны беспокоиться за него не придется. Если понадобится, я этого красавца продержу в Жавеле до самой его женитьбы, как держат девиц в монастырских пансионах. И он пойдет под венец девственником, да-с!.. Не первым и не последним будет, в особенности в нашей среде! Родной его дядюшка женился будучи невинным, и, насколько мне известно, Лора Эрто весьма счастлива с ним.

- Как! - с крайним удивлением воскликнул старик Буссардель. - Твой брат?..

- Он самый!

- Да неужели? Я предоставлял вам обоим полную свободу, когда вы учились на юридическом... Так почему же наш милый Луи?..

- Почему? Ну, знаешь, этого я объяснить тебе не смогу.

А в его сыне эта беседа пробудила слишком много воспоминаний, слишком много волнующих мыслей. Вечером он проявлял такую нервозность, играя на бильярде, что, не выдержав, бросил партию. Видя, что он не успокоился и на другой день, отец, прекрасно знавший его характер, посоветовал ему вернуться в Париж, где его ждало множество дел.

- Возьми с собой Викторена, отдай его поскорее в Жавель, - подсказал в качестве предлога отец.- Я же побуду пока здесь вместе с Амори, а то ведь несправедливо раньше срока лишать мальчика каникул.

Итак, разгневанный отец, захватив с собой недостойного сына, уехал, расставшись с господином Альбаре, изумленным и глубоко огорченным всеми этими внезапными и совершенно для него непонятными отъездами.

XVII

Ну, что же, дети мои, теперь положение вполне ясное и вопрос решен.

Старик Буссардель передал папку секретарю; тот привел в порядок собранные в ней бумаги и спрятал ее в портфель. Разговор происходил в ландо с опущенным верхом, где сидело четверо: Буссардель старший и Фердинанд занимали заднюю скамью. Луи и секретарь - переднюю, напротив них. Кучер остановил лошадей на пригорке, поднимавшемся над Ротонд де Шартр. С этого наблюдательного пункта перед Буссарделями открывались не только их первое владение - "Терраса", но и новые участки, купленные с помощью Альбаре. Отыскивая знакомые приметы некоторых отдаленных клочков земли, расположенных в стороне бульвара Этуаль или часовни Божона, они передавали друг другу подзорную трубу, которую захватил с собою секретарь; и тогда эта группа людей напоминала военный штаб, сошедший с полотна художника-баталиста, - они всегда группируют вокруг полководца его сподвижников, а его самого изображают в картинной позе простирающим руку к равнине, где ему предстоит одержать новую победу.