ОХОТА НА КРУТЫХ - Александр Граков

— И когда же похмелье наступило? — помолчав, обронил Игорь.

— Когда он Настю оставил на растерзание этим... партработникам, а сам приехал в пионерлагерь — уговаривать меня и еще нескольких таких же куриц поучаствовать в веселой вечеринке, где жратвы навалом. А у нас на ужин были — чай и овсяная каша с молоком! Только поэтому мы и поехали... — Женя всхлипнула, затем зарыдала в полный голос, не стесняясь посетителей. Немного успокоившись, продолжала:

— Настя своей смертью, не зная того, многих из нас тогда спасла от бесчестья, а мне лично открыла глаза на этого подонка. Ведь он же просто использовал девчонку, которая его любила, для своей карьеры — подсунул почти силой под первого секретаря обкома партии, от подписи которого зависело: быть ему замдиректора коксохимического завода или оставаться «шестеркой» на всю жизнь. Это я уже потом разузнала. А тогда... был бы у меня пистолет — клянусь, я не пожалела бы на него всех патронов!

— И что потом?

— Через два дня после того случая у общежития я сделала аборт. А через две недели он пришел валяться у меня в ногах, клялся в вечной любви и упрашивал никому не говорить о случившемся. Я изодрала ему ногтями лицо и выгнала вон.

— Он и Насте клялся в любви до гроба, даже обещал жениться, когда понял, что ему светит за изнасилование несовершеннолетней! Кстати, Настя и была этой самой несовершеннолетней! — рассказал ей Игорь. — Она же его и спасла от тюрьмы, а то и чего покруче.

— Что уж теперь? — вздохнула Женя, пряча в сумочку платочек. — Но кошмары этих двух вечеров, вы правы, преследуют меня постоянно. Я уже и к психотерапевту ходила, и к бабкам-знахаркам, даже к экстрасенсу одному... Вроде бы на время прекратится, а затем — вновь...

— Замужем была? — спросил Игорь.

— Была, — вновь тяжело вздохнула Женя. — Восемь лет промучилась, алкаш достался такой же, как и мои покойные родители. Те допились до того, что продали дом, а на вырученные деньги продолжали пить, пока не сгорели, а этого белая горячка в дурдом загнала. А жили мы у его родителей...

— Так тебе, получается, и жить негде? А дети?

— Какие дети с таким пропойцей — себя бы прокормить! А жить действительно негде — разве иначе я пошла бы в этот придурастый салон?— Женя вновь закрылась ладонями.

— Да ладно, брось ты, не реви, — попытался утешить ее Игорь, — придумаем чего-нибудь, правда, Гек? — обратился он за поддержкой к Геку.

Тот вроде бы не слышал его, уставя глаза в пространство и шевеля губами.

Игорь пожал плечами, налил шампанского и подал его Жене.

— На вот, выпей и успокойся! С твоей внешностью да не устроиться ! Тебе в актрисы прямая дорога или в манекенщицы!

— Пробовала в актрисы! — всхлипнула Женя, беря бокал. — В первый же вечер режиссер одной самодеятельной киностудии завалил меня на диван еще до подписания контракта. Пообещал, что я в новом фильме буду играть главную героиню. А наутро оказалось, что на эту роль уже назначена его жена. И в салонах моды точно также — если не трахнешься с режиссером, продюсером... Противно, так противно, что повеситься хочется! — Она залпом выпила шампанское.

— А деньги хоть есть у тебя?

— Есть, — Женя невесело улыбнулась, открывая сумочку. — Около миллиона.

— Ого! — воскликнул Игорь, но, увидев деньги, которые она достала, поправился: — Да это же хохлобаксы!

— Да, это карбованцы, — подтвердила Женя. — Их хватит, чтобы только за одну из этих бутылок расплатиться, — кивнула она на шампанское.

— Вспомнил ! — крикнул вдруг Гек. — Хотите стихотворение послушать? — И, не дожидаясь ответа, начал:

Рассветный час. Не спится, тишь...В квартире сумрачно и пусто.А в грудь тихонечко, как мышь,Скребется грусть, поддавшись чувствам.

Курю, и сигареты тленПлывет к окошку узкой лентой.Мороз чеканит на стеклеУзоры — памяти моменты:

...Вокзала шпиль. И сам вокзал,Перрон-разлучник со скамьею,И я. И ты. Глаза — в глазах,Но только не душа с душою.

Рывок — и шпиль поплыл назад,Не успевая за вагоном, Мы — рядом.Я ловлю твой взгляд,Но ты — в купе, я — на перроне.

Исчез, укрытый темнотой,Фонарь последнего вагона....Вдруг сердце сжало пустотойДо помрачения, до стона!

Ну почему, взглянув в глаза,Я не сдержал ее порываИ не нажал на тормозаНа самой кромке, у обрыва?

Зачем, поддавшись чарам злым,Без возражения, без бояЯ взял — и разрубил узлы,Что были связаны судьбою?

...Да ну, зачем копать в душе?Ты не девчонка. Я — не парень.Ведь мы с тобой давно ужеНа разных точках полушарий.

А глаз тоску, печаль — слезойОтмоет дочиста, до блеска!..Лишь сердце — как перед грозойВ воспоминаниях-отрезках!

— Хорошие стихи! — Женя улыбнулась Геку. — Это твои, я знаю. Но почему — грустные?

— Далеко любимая! — вздохнул Гек тяжко. — А я ведь тоже пишу! — объявила она. — И тоже — почему-то грустные. Может, любовь такая есть? А может, потому что в стихах — зима, она замораживает любовь. До весны... Потому и грустно.

Среди толпы, у елки новогодней,Узрев лишь профиль, да и то — на миг,На площади, при всем честном народе,В Снегурочку влюбился Снеговик.

Она прошла, его не замечая,Красою обжигая вновь и вновь,И Снеговик почувствовал, что тает,Познавши безответную любовь.

...Ночь усыпила праздник тьмой бездоннойДо утреннего первого луча.А он в огне любви неразделеннойВсе таял, как горящая свеча.

...Наутро ребятишки птичьей стаейКричали, затевая хоровод: —Снегурочка! Чего-то не хватает! —А вот чего — никто не разберет!

Она же, песнь прервав на полутоне,Прикрыв глаза небесной чистоты,Держала на немеющей ладониСердечко — льдинку дивной красоты.

Шептала льдинка: — Будет впредь уроком,Несовместимы снег и человек!Позволь же мне хоть как-то, ненароком,Послать тебе свой маленький привет!

Моя любовь, снежинкой пролетая,На твой балкон неслышно упадет.И пусть, коснувшись губ твоих, — растает,Как поцелуй под старый Новый год!

— Пошли домой, а то я сейчас заплачу! — Игорь сгреб со стола неоткрытые бутылки с шампанским и виски и торжественно заявил: — Я знаю, где ты будешь жить. У бабы Зины!

Глава Х

КАЗНИТЬ НЕЛЬЗЯ ПОМИЛОВАТЬ

Но так просто уйти им не удалось. К столику подошел один из музыкантов и обратился к Геку:

— Там парень один на улице хочет потолковать с тобой! — Сейчас подойду! — Гек поднялся из-за стола. — Я с тобой! — Игорь рванулся следом. Когда проходили мимо стойки, Катя подмигнула им:

— Не бойтесь, у моих мальчиков все схвачено! У входных дверей бара стояла знакомая фигура — Лесик. Игорь подошел к нему.

— Вы что-то забыли, синьор?

— Я насчет Женьки... — начал было Лесик, но Гек перебил его: — Об этом не может быть и речи! Она не ваша игрушка!

— Да не о том я! — поморщился охранник. — Ей лицо или фигуру могут испортить!

— Как это? — не врубился Игорь.

— А вот так это: или бритвой по лицу писанут, или мотоцикл «случайно» собьет! — объяснил Лесик. — В первом случае — красоты как не бывало, во втором — в лучшем случае — хромота...

— Ты что, гад, опять со своими угрозами? — схватил его за грудки Гек. Из темноты тотчас же, пошлепывая о ладони увесистыми битами, выступили фигуры.

— Да нет, ребята, что вы, не угрожаю я! — боясь повторения пройденного, Лесик заговорил быстрее: — Просто так ее из «Интима» уже не отпустят, раз она влезла туда. Откупные нужны — неустойкой называются...