Мифы и правда о женщинах - Елена Первушина

Часть V. Женщины ХХ века

Глава 24. Эти странные суфражистки

В начале XX в. суфражистское движение (от англ. suffrage – избирательное право) было дежурной темой для шуток и карикатур в английских журналах «Лайф» и «Панч». Художники наперебой изощрялись в остроумии, изображая женщин, штурмующих Палату общин с зонтиками наперевес; женщин, уходящих голосовать на выборы и оставляющих дома мужей с детьми; женщин, заседающих в парламенте, но внезапно вспоминающих, что оставили дома пирог в духовке; женщин, дерущихся с мужчинами за право носить брюки; женщин, курящих и сидящих в барах, пристающих на улице к мужчинам или обсуждающих с родителями жениха, на какие деньги они намерены содержать будущих мужей.

Некоторые карикатуристы, кажется, никак не могли определиться. Они вроде бы и смеялись над суфражистками, но смех получался каким-то невеселым. На одной из карикатур суфражистка говорит женщине с подбитым глазом и рукой на перевязи:

– Как ужасно с тобой обращается твой муж!

На что ее собеседница отвечает:

– Могло быть и хуже.

– Неужели? – удивляется суфражистка.

– Да, – гордо говорит женщина. – Ведь я могла оказаться в том же положении, что и вы – совсем без мужа.

На другой карикатуре женщина тащит на себе (в буквальном смысле) пьяного мужа и кучу детей, но злобно бросает суфражистке, стоящей с плакатом «Свободная любовь»:

– Прочь, миссис Сатана! Уж лучше идти самой тяжкой стезей брака, чем следовать за тобой!

Новые времена

Движение за права женщин возникло в США и Англии в середине XIX в., на подъеме рабочего движения. Бурное индустриальное развитие этих стран и массовое разорение фермеров привели к появлению нового класса – пролетариата, который постепенно сплачивался, осознавая свою силу. Однако на фабриках и заводах работали и женщины. В романе английской писательницы Элизабет Гаскелл «Север и Юг» приводится такое описание совершенно новых и необычных для Англии людей:

«Часть города, в которой располагался Крэмптон, была особенно оживленной из-за рабочих. На окраинах было расположено много фабрик, из которых два-три раза в день выходили толпы мужчин и женщин. Они шли стремительно, их лица были бесстрашными и самоуверенными, смех – громким, остроты – язвительными, особенно по отношению к тем, кто стоял выше них по рангу или общественному положению. Звуки их несдержанных голосов и пренебрежение правилами вежливости поначалу немного испугали Маргарет. Девушки бесцеремонно, хотя и беззлобно, обсуждали ее одежду, даже дотрагивались до шали или платья, чтобы определить материал. Однажды или дважды они задавали вопросы о какой-нибудь вещи, заинтересовавшей их. Они были так уверены в том, что ей, как женщине, без слов понятен их интерес к ее одежде, что она охотно отвечала на их вопросы, и почти улыбалась в ответ на замечания»{ Гаскелл Э. Север и Юг. СПб.: Азбука, 2011. С. 88–89.}.

Условия работы на фабриках были ужасающими. В том же романе одна из девушек-работниц Бесси Хиггинс рассказывает:

«– Я думаю, что была еще здорова, когда мама умерла, но с тех пор я никогда не чувствовала себя достаточно сильной. Я начала работать в чесальном цехе, пух попал в мои легкие и отравил меня.

– Пух? – переспросила Маргарет.

– Пух, – повторила Бесси. – Маленькие волокна хлопка, когда его расчесывают, они летают в воздухе, будто мелкая белая пыль. Говорят, он оседает на легких и сжимает их. Почти все, кто работает в чесальном цехе, чахнут, кашляют и плюют кровью, потому что они отравлены пухом.

– Но разве им нельзя помочь? – спросила Маргарет.

– Откуда мне знать? Иногда в чесальных цехах ставят такое большое колесо. Оно крутится, от него начинается сквозняк и выгоняет пыль. Но колесо стоит очень дорого – пятьсот или шестьсот фунтов – и не приносит выгоды. Поэтому только несколько хозяев поставили его. И я слышала, будто многим не нравится работать там, где стоит это колесо, потому что из-за него они сильнее чувствуют голод: ведь они уже привыкли глотать пух, а теперь обходятся без него; и еще, – если нет колеса – им больше платят. Поэтому колесо не нравится ни хозяевам, ни рабочим. Но я знаю, что хотела бы работать в том месте, где стоит колесо.

– Твой отец знал об этом? – спросила Маргарет.

– Да! И он очень сожалел. Но наша фабрика была самой лучшей, там работали хорошие люди, а отец боялся отпустить меня в незнакомое место. Многие тогда называли меня красивой, хотя теперь вам бы это и в голову не пришло. И мне не нравилось, когда обо мне слишком пеклись, а мама говорила, что Мэри нужно учиться, – и отцу всегда нравилось покупать книги и ходить на разные лекции. Нужно было много денег, поэтому я просто работала, и теперь, в этой жизни, я никогда не избавлюсь от этого непрерывного шума в ушах и пуха в горле. Вот и все.

– Сколько тебе лет? – спросила Маргарет.

– В июле будет девятнадцать»{ Гаскелл Э. Север и Юг. СПб.: Азбука, 2011. С. 126–127.}.

Такое положение рабочих не могло не привлечь к себе внимание интеллигенции. Традиции благотворительности и общественной борьбы всегда были сильны в Англии, и разрушение сельских общин их не ослабило. Многие священники, врачи, люди свободных профессий, предприниматели озаботились улучшением условий жизни рабочих: постройкой для них жилья, открытием столовых и касс взаимопомощи, созданием библиотек. Им помогали их жены. И постепенно, изучая проблемы, с которыми сталкивались бедные женщины, они начали задумываться о собственном положении.

А правовое положение женщины в Англии даже с английской сдержанностью нельзя было назвать благополучным. Девушка находилась под опекой своего отца, замужняя женщина буквально являлась «частью мужа» – у нее не было отдельных от него прав, не было и средств к существованию. Даже те деньги, которые женщина зарабатывала сама, принадлежали ее мужу, и он мог тратить их по своему усмотрению. Единственное, что грозило мужу, избившему жену, – увещевание со стороны приходского священника. Для женщин было недоступно высшее образование. Вершиной карьеры служило место учительницы или директрисы в пансионе для девочек, где они обучали будущее поколение жен и матерей вышивке, танцам, музыке и иностранным языкам. И даже когда женщина трудилась на заводе или фабрике бок о бок с мужчиной, он получал оклад больший, чем она.

В 1839 г. британский парламент принял Акт об опеке над детьми – первый закон в защиту прав женщин, когда-либо рассматриваемый в Палате общин. Матери разрешалась опека над своим ребенком в возрасте до семи лет, но в случае обвинения в адюльтере она лишалась этого права. Для мужа таких ограничений установлено не было.

Мужской алкоголизм был еще одной проблемой. И снова – проблемой женщин. Мужчины – их мужья, отцы и сыновья – гибли на глазах жен и матерей. Женщины стали требовать у правительства сокращения (или запрещения) продажи спиртного, которая до этого не имела ограничений.

Схожие процессы имели место и в США. Там существовало движение за освобождение негров, и именно из его рядов вышли первые суфражистки.

В 1838 г. активистка аболиционистского движения Сара Гримке завершает книгу «Письма о равенстве полов и положении женщин». В ней – призыв к американкам покончить с пассивностью и начать выступать в защиту прав человека.

Активистки видели только один выход – заставить правительства своих стран изменить законы. Но это будет возможно только в том случае, если женщины смогут непосредственно влиять на принятие законов – т. е. получат избирательные права.

Аболиционистка Элизабет Кэйди Стэнтон была возмущена, когда в 1840 г. узнала, что она и другие делегатки исключены из числа участников съезда против рабства, состоявшегося в Лондоне, и что предложение допустить к обсуждению женщин вызвало «такую бурю возбужденного протеста, несравнимую с тем, как если бы стало известно, что Франция собирается вторгнуться на территорию Англии».

19 июля 1848 г. в Сенека-Фоллз (штат Нью-Йорк) по инициативе Элизабет Кэйди Стэнтон и Лукреции Мотт созывается первый в истории США съезд сторонников женской эмансипации. На нем была принята «Декларация чувств», в которой провозглашалось равенство женщин и мужчин. Согласно патриархальным идеям, женщина никогда не сможет сравниться с мужчиной разумом, ее сфера – чувства. И женщины заговорили о своих чувствах, они с трибуны высказали свои претензии мужчинам, которые по закону были призваны руководить их жизнью. «Он заставил ее подчиняться законам, в создании которых она не участвовала. <…> Он сделал ее бесправной в замужестве, приговорив тем самым к гражданской смерти. Он отобрал у нее все права собственности, включая даже право на то, что она сама зарабатывает. <…> Брачный договор обязывает ее подчиняться мужу, который становится, по существу, хозяином ее помыслов и намерений: закон наделяет его правом лишать ее свободы и использовать телесные наказания. <…>