Любовь к трем цукербринам - Виктор Пелевин

Лес состоял из множества высоких зеленых залов, образованных переплетающимися стволами и ветвями. Каждый такой зал походил на пузырь священной пустоты с поднятым в головокружительную высь куполом, в самом центре которого ветви расходились, оставляя круглое окно — и между колоннами деревьев возникали своды, откуда лился небесный свет, чуть подкрашенный зеленью листьев и разноцветными пятнами цветов.

Вверху мелькали птицы, доносился их щебет — а внизу, в полумраке, по которому шла Сперо, царил прохладный покой, и голоса птиц не нарушали его, а только подчеркивали.

Все эти огромные зеленые залы были разными — но любой годился для того, чтобы короновать здесь какого-нибудь земного императора. Вот только земные императоры не очень годились для Леса — ни один из них, насколько помнила Сперо, так сюда и не добрался.

Здесь жили совсем другие существа. И было очень странным, что они напоминают о себе таким образом.

Сперо шла прямо к источнику ужаса. Она ощущала как бы порывы холодного ветра, прилетавшие из глубины Леса. Она уже знала, куда надо идти: чужая злая воля ожидала ее прибытия и задала ей маршрут, которым она должна была проследовать. Путь был обозначен оставленными для нее метками — и скоро она увидела первую из них.

В центре размытого солнечного пятна на лесной поляне стояла табличка — даже целый плакат, сделанный из большого куска сухой коры, лианой прикрученного к воткнутой в землю ветке. На коре белой глиной было выведено:

Ужасное несчастье совершится,

Земля невинной кровью обагрится!

Буквы были большие и кривые, словно писал ребенок — или маньяк. Или кто-то, кто не слишком привык малевать буквы глиной.

Сперо в сомнении уставилась на оставленный для нее знак. Просто не верилось, что в этом безмятежном лесу может произойти несчастье. Но ощущение угрозы никуда не исчезло. Оно было настоящим.

Она пошла дальше. Следующая вешка была впереди. Сперо чувствовала ее — и скоро увидела.

Теперь знак выглядел гораздо серьезней.

Это была повешенная на низкой ветке дохлая ворона — с табличкой из коры, привязанной к лапе. Надпись гласила:

Мы вовсе не настроены кривляться,

И в игры с нами лучше не играться!

Ворона была старой и сильно объеденной с одной стороны какими-то мелкими челюстями — ее, похоже, просто подобрали в лесу. Но сам выбор метки говорил о многом.

Даже в Эдеме существовала смерть — потому что тот тип жизни, который воспроизводило это пространство, был буквально настоян на ней и уходил в нее корнями. Если разобраться, любой гимн «жизни» был одновременно и гимном смерти... Хорошо, что никто здесь не пел никаких гимнов — и вдумываться в такие вещи не требовалось.

Сперо закрыла глаза и прислушалась к своим чувствам. Теперь она воспринимала происходящее яснее, чем прежде.

Где-то неподалеку несколько юных существ испытывали ужас. Этот ужас был настоящим — они боялись боли и смерти. Подделать подобное не мог бы ни один актер. И такой же реальной выглядела нависшая над ними опасность.

Несчастье действительно могло случиться.

Что-то страшное, таящееся во мраке, могло распрямиться и ужалить в любой момент. Сперо не видела больше ничего — только чувствовала пульсирующий в темноте страх. Все действительно было всерьез. Надпись на коре не обманывала.

Сперо пошла дальше.

На следующей поляне ждал еще один знак.

На земле лежали три черепа. Черепа были старые, уже обточенные водой — видимо, их нашли в лесном ручье. Один был, кажется, собачьим или волчьим. Другой — бараньим, с выгнутыми рогами. Третий, от которого сохранилась только верхняя половина с изумленно вытаращенными глазницами, принадлежал когда-то большой и весьма близкой к человеку обезьяне. Черепа были разложены на подстилке из широких круглых листьев, а перед ними лежал придавленный двумя камнями кусок коры с надписью:

А если мы ответов не получим,

Мы насмерть их безжалостно замучим.

Кто — мы? И кого — их?

Сперо не знала. Но сознания, запертые в темноте и очень боящиеся смерти, были теперь совсем близко. Не надо было сосредотачиваться слишком сильно, чтобы убедиться в этом — тревога пульсировала в воздухе, и ее ярко-красное эхо, отскакивая от ушедших в созерцание деревьев, долетало со всех сторон.

Сперо чувствовала, что маршрут устрашения, подготовленный для нее неизвестными, подошел к концу. Метка на следующей поляне была последней.

Эта поляна заметно отличалась от прежних.

По всему ее периметру росли густые кусты, так что получился своего рода тупик — выйти назад в Лес можно было только через арку входа.

Поляна походила на большой зеленый амфитеатр с пятнами рассеянного солнечного света в центре. Но зрители (а они здесь точно присутствовали) не сидели на скамьях, а прятались в кустах и ветвях. Они видели Сперо, а она их нет.

В центре поляны из кусков коры и веток было собрано что-то вроде маленькой трибуны — пародия на один из тех элегантных лектернов, с которых президенты и короли обращаются к собравшимся перед ними журналистам. Сперо решила, что ей, видимо, следует подойти к этой косой трибуне и встать за нее. Когда она приблизилась, ее догадка подтвердилась: перед лектерном лежало еще одно послание на куске коры, прижатом к земле двумя камнями.

Отсюда будешь с нами говорить.

И не пытайся нас перехитрить.

Сперо на миг закрыла глаза.

Она давно чувствовала жутковатый диссонанс между юмористическими посланиями, которые оставляли ей неизвестные злоумышленники, и висящим в воздухе ужасом . Она решила бы, что с ней играют какие-то шутники — но ужас был настоящим и за последние несколько минут только усилился. Кому-то было совсем не до шуток. И на фоне этой предсмертной тоски рифмованные надписи на коре казались уже не шуткой, а письмами какого-то особенно изощренного маньяка, от которого можно ждать чего угодно.

Подойдя к сделанному из коры лектерну, Спе-ро остановилась и оглядела зеленую сферу вокруг.

В луче света перед ней появилась крохотная птица с длинным изогнутым клювом. Ее крылья работали с такой скоростью, что их не было видно. Секунду она неподвижно висела в воздухе, а потом, издав лихой писк, унеслась вверх по солнечному лучу — туда, где в головокружительной высоте краснели, синели и желтели полные нектара цветы.

Больше никого Сперо перед собой не видела. Но она чувствовала, что из-за ветвей и листьев за ней следит множество глаз. Видимо, начать разговор следовало ей.

— Здесь есть кто-нибудь, кто умеет говорить? Я хотела бы понять, что происходит.

Прошло несколько секунд тишины. А потом вдруг раздался шорох листвы. Из стены зеленых листьев вынырнул белый шар с пляшущим над ним языком огня — и полетел к Сперо. Она ждала ответа, но все произошло так неожиданно, что она вздрогнула.

Это был не шар, как ей показалось в первый момент, а большая белая птица с красным хохолком. Она подлетела ближе и уселась на длинную голую ветку, висевшую над поляной прямо перед Сперо.

Сперо прищурилась и усмехнулась. Прошла только секунда, а она уже знала про эту белую птицу почти все.

Перед ней был один из ее собственных питомцев, умных зверей, которые подрастали в Лесу, дожидаясь отправки в мемориальные пространства, связанные с давно исчезнувшей Землей.

Здесь жили очень необычные существа. Поэтому ожидать от них можно было чего угодно.

На ветке сидел музыкальный какаду Серж.

Его тело было снежно-белым, а красный хохол на голове походил на оперение римского шлема. На груди у него краснело маленькое пятнышко — в точности розетка Почетного легиона.

Удивительного в таком наряде бвіло мало.

Серж специализировался на старинном французском шансоне, и хохол на его голове был гипноизлучателем, позволявшим ему принимать множество разных форм — от Эдит Пиаф до Полнареффа. Серж был великим певцом — и, как и все гении, капризным и нервным существом.

— Меня зовут Серж, — сказал Серж. — Я уполномочен вести переговоры. А кто ты, женщина с палкой?

Сперо даже немного обиделась.

— Меня зовут Сперо,— ответила она.—А тебе я прихожусь чем-то вроде мамы, Серж.

— Сперо? — нахмурился Серж. — Никогда не слышал про такую маму. Что значит это слово?

— На одном из земных языков оно означает «надежда». И это именно то, чем мне нравится быть. Но если произнести слово чуть иначе, то на другом языке оно означает «копье»...

И Сперо приподняла свой посох.

— Вот только не надо нас путать,— сказал Серж, поворачиваясь к ней своим горбоносым профилем.— При необходимости мой клюв перекусит твою зубочистку без всякого труда. Лучше не доводи до этого дело, женщина с палкой.

Серж, кстати, не так уж и преувеличивал.

Вряд ли он перекусил бы копье — но палец мог точно.