Ключи к смыслу жизни - Александр Данилин

Дух и ум отныне служат развлечениям, то есть плоти. Дух кла­няется ей и благодарит за подачку. Интеллектуал старается уго­дить тем самым шариковым, которых он еще недавно даже не замечал. Он старательно матерится и преданно повторяет тупые и бессмысленные высказывания политиков, обезличенные до неузнаваемости PR-агентствами.

Он заискивает, хочет вызвать одобрительную пьяную усмешку бывшего слуги. Он хочет быть для них «своим», таким же «крутым мужиком», как они, фактически претендуя на мужественность гориллы.

Григорий Перельман, великий математик, сделавший то, что казалось невозможным, доказав гипотезу Пуанкаре, отказался от премии в миллион долларов вовсе не случайно. Я думаю, он понимает, что получение этих денег изменит его жизнь. Он, как многие, незаметно, шаг за шагом, из гения, способного мыслить, превратится в человека, обслуживающего деньги. А это значит — неминуемо станет слугой какого-то банка или другого представи­теля «денежных мешков».

Но понимать такие «грустные» вещи в наше время, само по себе является участью «белых ворон».

Не участвующие в этой пирамиде молодые люди, приходящие в ночной клуб, получают стопроцентную иллюзию счастья, ко­торая, в частности, заключается и в ощущении принадлежности к классу господ, то есть имеющих право вести праздную жизнь и ни о чем не думать.

Абсолютная праздность и абсолютное отсутствие мыслей воз­можно только в одном состоянии души — это ее смерть.

Конечно, нарастающее обезличивание — деградация индиви­дуальности — вызывает протест и самой молодежи. Однако сегод­няшний молодой человек не владеет инструментами самоанализа, он не в состоянии понять, против чего протестует. Поэтому такой процесс, лишенный какой-либо идеологии и минимального пла­на действий, приводит «бунтарей без причины» к бессмыслен­ному насилию, интеллектуальной деградации и самой страшной форме рабства — безропотному подчинению своему «развлекаю­щемуся Я». Вот что писал по этому поводу Юлиус Эвола:

«...по мере взросления, все чаще сталкиваясь с необходимо­стью решать насущные проблемы материально-экономического плана, молодежь этого типа быстро приспосабливается к текущей рутине, присущей профессиональной, хозяйственной и социаль­ной жизни современного мира, ни во что не погружается глубоко, и легко совершает плавный переход от одной формы ничтожного существования к другой».

В сущности, это и есть смысл трагической метафоры пожара в «Хромой лошади». «Создатели развлечений» несколько столетий старательно подменяли счастье удовольствием. В конце концов, они запутались сами. Слово «счастье» стало синонимом возмож­ности участвовать в развлечениях, то есть синонимом той самой праздности господ, и для них тоже.

Тот факт, что господин в периоды праздности праздновал вы­полнение своей основной жизненной задачи, как бы эта основная задача ни была сформулирована: в виде захвата новых владений, поддержания родственных связей или утверждения религиоз­ной веры, символом которой он являлся, — незаметно остался за скобками. Главная функция праздности, как сказали бы сейчас, была имиджевой. Праздность служила подтверждением богопо­добности и всемогущества владыки, показывала, что он с легко­стью справляется с задачами своего народа или государства.

Подобной подмене в нашей стране способствовало еще одно свойство развлечений. Развлечением современный человек назы­вает действие коллективное. «Отдыхать», «играть» или «веселить­ся» можно в одиночку. «Развлекаться» можно только в компании.

В нашей стране и в нашем языке счастье — это состояние со­вмещения частей. Восстановление утраченной целостности. Это — со-частью, то есть, совместная доля многих. У нас всег­да считалось чем-то неприличным быть счастливым в одиночку. Такое счастье именовалось скорее везением, а о везении нельзя говорить вслух — иначе удача отвернется. Слово «везение» про­изошло от старорусского «вазнь» — «выпадение». Счастье нельзя получить, оно выпадает на долю того человека, который упорно придерживается своей внутренней задачи, несмотря на мнение окружающих и доводы рассудка.

И раньше, и сейчас такие люди именовались в народе дурака­ми. Дурак — это человек, сознание которого открыто для голоса совести. Этот голос наши предки считали голосом Бога, по своей воле посылающего счастье и удачу человеку, решившемуся дей­ствовать, несмотря на обстоятельства.

Значит, «дурак» — это шаман — человек, находящийся в не­прерывном общении с «лучом от Бога» и, поэтому, для внешнего наблюдателя выглядящий как бездельник или чудак — «человек не от мира сего».

Удивительно точной метафорой судьбы является то, что одного из последних «дураков» Советского Союза — Иосифа Бродско­го — осудили именно за тунеядство. То, что творчество является формой деятельности, он на суде доказать так и не смог.

Что-то важное мы перепутали.

Перепутали мы, между прочим, и значение русского междо­метия «авось». В толковании Владимира Даля, это понятие зна­чило «может быть, сбудется». Его исконный смысл ближе всего к понятию отчаянной храбрости: «а вот поглядим!» — я совершу поступок, а там «будь, как будет». «Авось хоть брось!» — в совре­менном языке к слову «авось» ближе всего упрямое: «Все равно сделаю!» — я совершу поступок, несмотря на обстоятельства: «...а я все равно ее люблю!»

«Авось...» значило: «Я слышу голос своего призвания и посту­плю в соответствии с ним, а не с тем, что рекомендует мне обще­ство и его мораль».

Не только русским присущ этот жест отчаянной храбрости: у испанцев duende предстает как необъяснимая сила «гибельного восторга», которая бросает человека в самые безнадежные пред­приятия, когда шансов на успех уже нет никаких. Не фатализм, а готовность мужественно идти на риск, а вместе с тем и осужде­ние тех, кто надеется только на удачу, не доверяя главной задаче своей жизни, которая в конечном итоге и определяет личность — судьбу.

Наше сегодняшнее отношение к слову «авось» — это тоже под­мена. Рассуждения о ленивом фатализме целого народа превра­щаются в попытку убедить нас в том, что усилия, направленные на поиски своей индивидуальной судьбы, смысла собственной жизни, — бессмысленны. И беда, и счастье случаются сами со­бой — к чему усилия? Давайте развлекаться!

«Ленивый фатализм» — это обобщение. Вы никогда не заду­мывались, почему нас обижают любые обобщения? Как только статистика, психология или просто бытовая речь относят нас к какому-нибудь типу или категории, это вызывает обиду и жела­ние доказать, что ты к этой категории никакого отношения не имеешь. Все бабы, конечно, дуры, а мужики, разумеется, своло­чи. Только каждый по отдельности стремится доказать, что он «не мужик» и, конечно, «не баба». Как бы мы ни противились этому факту, мы живем в эпоху индивидуализма. Каждая «баба» не хочет быть просто бабой, она хочет быть бабой особенной, не похожей на всех остальных. А каждый «мужик» больше не желает быть про­сто мужиком, он хочет быть пусть и мужичком, но единственным и неповторимым.

Эволюцию человечества можно описать как эволюцию раз­личий. Свойствами уникальности и особенности сначала обла­дало только племя или род. Гениальность одиночки внутри пле­мени считалась болезнью. Самостоятельно думающие одиночки изгонялись. Затем понятие рода расширилось и стало народом. В народ или государство объединялось некоторое множество племен, которые передавали свое право на уникальность соот­ветствующей государственной элите: дворянству, аристократии, а позднее — своим представителям в парламенте. Элита демон­стрировала свою индивидуальность своими развлечениями. Ро­скошь королевского двора была в прямом смысле лицом народа. Убранство замков и дворцов состояло из сокровищ культуры — то есть коллективной индивидуальности народа, который они пред­ставляли и над которым властвовали.

Культура, сосредоточенная во дворцах и замках, была несрав­нимо более разнообразна, чем та, которую могли позволить себе родоплеменные отношения. Вектор развития человеческой гени­альности в истории, несомненно, направлен к росту разнообра­зия форм и проявлений деятельности человеческой души.

Пределом разнообразия является необходимость творчества каждой отдельной личности. Эту мысль трудно подвергнуть со­мнению по той причине, что разнообразие заложено в нас ге­нетически. Как известно, каждый человек имеет неповторимый геном, а вместе с ним и неповторимые отпечатки пальцев, непо­вторимые пропорции тела и неповторимый характер.

Похоже, что закон нарастания отличий абсолютно неумолим. Как врачу, мне всегда казалось, что рак — это болезнь, предупреждаю­щая человечество о физической невозможности «быть как все», о невозможности слиться с окружающими и стать незаметным. В ме­тафоре злокачественной опухоли можно увидеть указание на невоз­можность клонирования: неотличимые, недифференцированные клетки как элементы общества начинают бесконтрольно расти, уничтожая сам организм или общество, состоящее из высокодифференцированных «клеток», каждая из которых выполняет свою задачу, только за счет которой и возможна связь со всеми осталь­ными клетками организма или общества. Нет иммунологических характеристик индивидуальности — клетка становится раковой.