Кто следующий? Девятая директива - Брайан Гарфилд

— Боюсь, что нет.

— По-моему, я веду игру достаточно открыто.

— Я знаю, что так оно и есть. — Рот Михаила превратился в черту: казалось, у него совсем не было губ. Его гнев был направлен не столько на Лайма, сколько на своих собственных высших чиновников. — У каждого свои приказы.

Можно было представить, как они сидят там, в Кремле, в наглухо застегнутой форме с удушающим воротником, и отказываются принять компромисс в качестве ответа. Они держат в руках козырь и понимают это. И если Михаил не возьмет взятку, они бросят его на Лубянку. У Лайма действительно не было выбора.

— Юлиус Стурка. Он собрал небольшую группу дилетантов. Возможно, в этом замешан Рауль Рива. Возможно, нет.

— Стурка, — тонкие ноздри русского расширились. — Значит, он. Нам давно следовало разобраться с ним. Он анархист. Но называет себя коммунистом. Он принес нам больше вреда, чем вам за многие годы.

— Я знаю. Абсолютно точно, что он не улучшил вашу репутацию.

— У вас нет предположений, где его искать?

— Нет.

— Жаль. — Михаил осушил свой стакан. — Мезетти снял номер в железнодорожной гостинице в Хейноле. За ним следят три машины. Два или три человека в настоящий момент находятся в фойе. Они ожидают вас и не будут вмешиваться.

— Распорядитесь, чтобы они удалились, когда я приеду.

— Безусловно.

— Я не думаю, что в вашей картотеке есть приличное фото Стурки.

— Сомневаюсь.

У Лайма имелось одно — моментальный снимок, который Барбара Норрис сделала с помощью своей «Минольты». Но это был шестнадцатимиллиметровый негатив, зернистый и нерезкий.

При расставании они не пожали друг другу руки — они никогда этого не делали.

Снег серыми хлопьями вырастал на лобовом стекле, и дворники смахивали его вниз. Он падал наклонно и с силой ударял в окна. Пытаясь разглядеть дорогу, Шед Хилл нагибался над рулевым колесом; конвой, состоящий из четырех машин и полицейского фургона, полз черепашьим шагом.

Перед тем как они сели в машины и отправились в Хейнолу, оператор телетайпа в присутствии Лайма отправил сообщение:

От: Лайма

Кому: Саттертвайту

Игнорируйте предыдущее сообщение. Загнал ММ в тупик.

Ввиду фактора времени задерживаю ММ для допроса

Часть этого сообщения должны были передать в открытом виде, поэтому он не упомянул о русских.

Было только шесть часов, но все вокруг, казалось, медленно дрейфовало в бесформенной субарктической ночи. Темнота была вязкой, как сироп.

Шед Хилл подкатил к обочине, сквозь снегопад мерцали огни железнодорожной гостиницы. Человек в сапогах и меховой шапке лопатой выгребал снег из-под выхлопной трубы своего «Фольксвагена», другой счищал снег с ветрового стекла машины. Лайм вышел и обратился к тому, кто стоял у ветрового стекла.

— Товаристч?

— Лайм?

— Да.

Русский кивнул головой. Повернулся и, задрав голову так, что хлопья снега начали падать на его лицо, показал на окно на втором этаже. Сквозь опущенные шторы был виден свет.

Шед Хилл вылез из машины. Лайм сказал ему:

— Итак, ты знаешь, какое упражнение надо сейчас выполнить.

— Да, сэр.

Лайм сделал не очень заметные сигналы рукой только что прибывшей процессии машин; из них, не хлопая дверями, начали выходить люди, рассыпаясь веером и беря под наблюдение гостиницу со всех сторон.

Корочка льда на крыльце хрустела под ногами Лайма, как яичная скорлупа. Прикрыв голову рукой от обжигающего ветра, он прижался лицом к запотевшему стеклу. В вестибюле виднелось несколько нечетких фигур. Они не участвовали в игре, их никто сюда не ставил. Так или иначе, причины для этого отсутствовали; просто он всегда был готов к худшему.

Он прошел к двери вместе с Шедом Хиллом, и они быстро вошли внутрь; у него были спутанные волосы и стоптанные ботинки. Трое человек в вестибюле встали и направились к двери. Лайм и Хилл посторонились, ожидая, когда они выйдут.

Остались двое пожилых людей в креслах, читающих журналы. Клерк, сидящий за столом, удивленно посмотрел на Лайма, но не пытался остановить его, когда он пошел прямо к лестнице.

Шед Хилл держался рядом. Лайм спросил:

— Есть инструмент?

— Да, сэр.

— Старайся не шуметь.

Они, как воры, с безмолвием хищников поднялись по лестнице. Лайм быстро оглядел коридор и пошел в сторону передней части здания. Над дверью самой дальней комнаты горела лампа. Он дотянулся до нее и, вывернув, погасил. Ему не хотелось, чтобы сзади него был свет; кто знает, вооружен ли Мезетти?

Он осмотрел дверь. Встал на одно колено и заглянул в замочную скважину. В ней торчал ключ изнутри. Шед Хилл открыл футляр с отмычками, и Лайм выбрал тонкие длинные щипцы-плоскогубцы с острыми кончиками. Он сжал ими конец ключа, вытащив при этом правой рукой пистолет тридцать восьмого калибра, висевший у него под мышкой. Шед Хилл закусил губу, костяшки его пальцев побелели на рукоятке револьвера.

Лайм кивнул. Сжал щипцы и повернул их. Ничего не произошло: он повернул не в ту сторону. Почему-то всегда так получалось. Он повернул в другую сторону. Когда замок, ржаво заскрипев, щелкнул, он рванул ручку и ворвался в комнату.

У Мезетти не было времени, чтобы понять, что происходит.

— Повернись, руки на стену.

Вшестером они окружили Мезетти. Обыскивая его, Лайм нащупал вокруг его торса что-то тяжелое и мягкое и скорчил мину.

— Деньги находились при нем все время. Снимите с него рубашку.

Он засунул обратно свой пистолет и быстро осмотрел номер. В ванной комнате без устали капал водопроводный кран над старомодной ванной, стоящей на ножках в виде когтистых лап. Можно было положиться на Мезетти — это, наверное, был единственный номер во всей гостинице, оборудованный ванной. Революция — интересное дело, когда можно заниматься ею в роскошной обстановке.

Агенты сложили деньги на полу, и Мезетти, часто моргая, пытался следить сразу за всеми. Лайм жестом приказал им отойти и встал прямо перед Мезетти.

— Кто должен встретиться с тобой?

— Никто.

— Где записка, которую они оставили тебе в машине?

Мезетти был испуган, и это было заметно. Лайм бросил через плечо:

— Двое — поищите ее. Он не мог ее выбросить.

Мезетти стоял в подштанниках, дрожа, но не от холода. Лайм подошёл к маленькому столу и выдвинул стул. Одна его ножка оказалась короче других, или пол был неровный. Он зажег сигарету.

— Стой смирно.

— Что вы, мать вашу, фараоны, здесь делаете? Вы знаете, кто я…

— Заткнись, будешь разговаривать, когда тебя спросят.

— Эти деньги принадлежат «Мезетти Индастриз». Если вы думаете, что можете украсть…

— Заткнись!!

Лайм сидя курил и смотрел на Мезетти. Один из агентов обыскивал карманы пальто Мезетти в гардеробе.

— Вот она.

Шед Хилл взял записку и передал через комнату Лайму.

Лайм взглянул на нее. «Марио, жди нас в железнодорожной гостинице в Хейноле». Хилл держал ее пинцетом, и Лайм кивнул. Хилл положил записку в конверт.

— Подойди сюда.

Мезетти не двигался, пока один из агентов не толкнул его, очень резко. Лайм посигналил рукой, и агенты притащили прямой деревянный стул. Они установили его около стола, и Лайм сказал:

— Садись.

Мезетти нерешительно сел.

Лайм протянул руку над столом, положил ее на макушку Мезетти и ткнул его лицом вниз, в поверхность стола. Его зубы щелкнули, челюсть отвисла, глаза закатились. Лайм выпрямился, наблюдая. Мезетти медленно пришел в себя с выражением боли на лице. Он проверил челюсть, двигая ею взад и вперед. Лайм ждал.

— Ты фашистский гад, — выдохнул Мезетти.

Лайм сдержал свою реакцию; он затянулся сигаретой.

В следующий момент нос его ботинка врезался в голень Мезетти.

Мезетти сложился пополам, прижав свою ногу к груди, и Лайм сильно ударил его рукой по лицу. Того отбросило назад, стул перевернулся, и Мезетти рухнул на пол. Агенты подобрали его вместе со стулом и посадили на то же место. Мезетти взвыл, когда Лайм вытащил из кармана длинные тонкие щипцы-плоскогубцы и защемил ими верхнюю часть правого уха Мезетти. Повернул, потянул вверх; Мезетти попытался подняться вместе с ними, но агенты прижимали его к стулу.

Лайм отпустил ухо и ткнул остриями щипцов в мягкое место под подбородком Мезетти. Голова Мезетти напряженно откинулась назад, как у пациента в зубоврачебном кабинете.

Шед Хилл наблюдал с тревогой и неодобрением.

Лайм тыкал и крутил щипцами, пока под подбородком Мезетти не начала капать маленькими каплями кровь. Когда Лайм отвел щипцы, Мезетти ощупал подбородок и увидел кровь на пальцах. Последние остатки бравады вытекли из него, словно откупорили пробку.