Кто следующий? Девятая директива - Брайан Гарфилд

Харрисон толчком открыл дверь, вышел из машины и направился ко входу в здание.

— Оставайся на месте. ФБР.

Харрисон медленно повернулся на каблуках, оглядываясь через плечо.

Рядом с «Плимутом» стоял агент ФБР, направив пистолет прямо в середину пальто Харрисона и ясно показывая, что он может в любой момент выстрелить.

Секундомер тикал. Харрисон бросил бомбу и нырнул в укрытие, но агент ФБР включил фары, и их лучи ослепили Харрисона.

Кавана со своим револьвером вылезал из «Шевроле», но из открытого гаража через дорогу появилась вспышка оранжевого пламени, раздался хлопок, и Кавана ткнулся лицом в землю.

Харрисон вскочил, чтобы бежать, — он не мог оставаться здесь, до взрыва бомбы оставалось тридцать секунд, самое большее…

Он почувствовал, как пули впиваются в него, и, прежде чем сознание в нем угасло, он услышал оглушительный грохот разорвавшейся бомбы. Что-то смертельно ударило его по затылку.

4:43, восточное стандартное время.

Выстрелы насторожили Риву, и он взял «уоки-токи»:

— Порядок?

Когда ответа не последовало, он включил фары и поехал к началу улицы. На нее сворачивали две машины. Увидев, как он приближается, они развернулись поперек шоссе, блокируя ему выход. Рива крутанул руль и до отказа выжал педаль, втискивая «Додж» на боковой тротуар, направляясь на открытое пространство за ними. Но свет их фар бил ему прямо в глаза, и ему было трудно видеть.

Он услышал, как взорвалась бомба. Что-то забрызгало ветровое стекло перед ним. Колеса перепрыгнули через бетон, и машина поскользнулась на мокром снегу. Задние колеса взвизгнули. Он вывернул руль, пытаясь удержаться, и врезался в одну из машин.

Он перескочил через сиденье и выбрался через заднюю дверь, катясь по земле и выхватывая пистолет с глушителем. Но глаза по-прежнему были ослеплены светом фар, и он не мог разглядеть цель, тогда как трое или четверо из них стреляли в него из темноты.

5:10, восточное стандартное время.

Четыре машины секретной службы образовали конвойный эскорт вокруг лимузина; открывали и замыкали шествие пары мотоциклистов. Спикер палаты представителей Милтон Люк и его жена были окружены подвижным клином агентов безопасности, проходящим от дверей их апартаментов к лифту, вниз, на первый этаж, поперек вестибюля, сквозь двери, через тротуар к ожидающему лимузину. Люки устроились на заднем сиденье. Они выглядели постаревшими, полусонными; налицо были все признаки того, что им пришлось одеваться в спешке. Из здания вышли люди, несущие две на скорую руку собранные сумки; другую одежду могли доставить позднее.

Звучание сирен превратилось в пронзительный визг, и лимузин двинулся по Висконсин-авеню.

Прилив мощности двигателя послал горячий поток отработанных газов через выхлопную трубу лимузина, и тепло разогрело детонатор бомбы.

Ее взрыв прорвал топливный бак, и бензин взорвался.

Задняя часть лимузина разлетелась на части вместе с пассажирами, находящимися в нем. Шум был слышен на расстоянии тридцати кварталов.

8:40, восточное стандартное время.

В шуме штаба Саттертвайт едва слышал голос президента. Он вышел, перешел в комнату для конфиденциальных разговоров и снял трубку:

— Да, господин президент.

Голос президента казался слабым по сравнению с ревом грузовиков, вертолетов и сирен, который проникал сквозь замерзшее окно. Армия прокладывала себе путь по Вашингтону.

— Билл, я хочу, чтобы ты отправился сюда как можно скорее.

— Конечно, сэр.

— У нас тут появилась проблема по имени Уэнди Холландер.

— Хотелось бы мне, чтобы это была наша единственная проблема.

— Не думаю, что это так, — сказал президент дрожащим от ярости голосом. — Я бы отдал предпочтение любой другой проблеме по сравнению с той, которая касается Уэнди Холландера.

— Я не понимаю, сэр.

— Ты подумаешь и поймешь. Послушай, он здесь рядом, расположился в кабинете Линкольна. Я хочу, чтобы ты попытался стряхнуть его с моей шеи на несколько часов, пока я не смогу привести свою голову в рабочее состояние.

— И каким образом я должен это сделать?

— Черт, меня это не волнует. Поставь его во главе батальона ударных сил, ему такое должно понравиться.

Президент проявлял раздражение. После некоторой паузы Саттертвайт произнес:

— Вы собираетесь форсировать введение, войск в город, сэр?

— Да.

— Я не думаю, что в этом есть необходимость.

— В таком случае ты ошибаешься.

— ФБР накрыло их всех. Никого из них не осталось, у нас достоверная информация.

— Нам уже говорили это. Но дело в другом. Мы должны продемонстрировать силу.

— Да, сэр. Но нам лучше держать их в узде.

— Давай больше беспокоиться о том, чтобы держать в узде помешанных, Билл. — И президент повесил трубку.

Сеть все еще не была заброшена; облавы не проводились, но на этот раз уже ничто не могло остановить давление на администрацию. Милтон Люк, конгрессмены Джетро, Вуд и их жены были мертвы.

Саттертвайт прислушался к вою сирен и грохоту армейских грузовиков, двигающихся по улицам. Когда он подошел к окну, он увидел бронированный лимузин, едущий по Пенсильвания-авеню в окружении джипов, в которых стояли солдаты с винтовками и автоматами, направленными на тротуары и окна; судя по их виду, они были готовы стрелять в любого, кто пошевелится.

Он не знал, кто находится в лимузине; это мог быть кто угодно. Те, кто вообще передвигался, ездили как колониальные чиновники, путешествующие по охваченным восстанием районам джунглей. Городу казалось, что он в состоянии осады, и возможно, это было то же самое, как если бы он и в самом деле был осажден. Армия реагировала с раздражением лабораторной крысы, которую посадили в лабиринт без выхода: все были вооружены до зубов, лишь не было мишеней.

В глазах Саттертвайта стояла боль. Он отвернулся от окна, но мимо проехала еще одна сирена, может быть, не громче остальных, но он реагировал на нее будто на скрип ногтя по школьной доске — невольно вздрогнул. Он вернулся в коридор и вошел в штабную комнату, отыскал там Клайда Шенкланда и громко, перекрывая шум, сказал:

— Я должен идти в Белый дом. У вас есть что-нибудь новое для меня?

Директор ФБР прижимал к уху микрофон:

— Скажите, чтобы он продолжал. Поддерживайте связь.

Он опустил телефонную трубку и посмотрел на Саттертвайта. В левой руке Шенкланд держал карандаш, постукивая его кончиком по столу, словно хотел пробить дырку в поверхности.

— Мы отследили Рауля Риву до отеля «Каир». Разумеется, он не использовал это имя. Но жил он там. У него было только два посетителя — двое парней, одни и те же, несколько раз заходили к нему за последние несколько дней.

— Те двое, что были с ним прошлой ночью?

— Да. Харрисон и тот, который умер, Кавана.

— Ну, это то, что сказал Харрисон.

— Я не собираюсь сколько-нибудь верить этому сукиному сыну.

— Но все подтверждает его показания, не так ли? — Он заявил это Шенкланду с вызовом, но Шенкланд только пожал плечами.

Саттертвайт с раздражением произнес:

— Вы прислушиваетесь к слухам. А вам следует быть осведомленным лучше других людей.

— Каким слухам?

— Об огромной подпольной организации.

Шенкланд ответил своим ровным строгим гнусавым голосом:

— Мистер Саттертвайт, мы полагали, что взяли их всех в первый раз, и оказалось, что мы ошибались.

— Вы все еще считаете, что они продолжают выходить из подполья в неограниченном количестве, чтобы пополнить свои ряды?

— Я всего лишь повторяю вам то, что сказал на Совете безопасности час назад. Пока мы не будем располагать надежной, лишенной всяких домыслов информацией, подтверждающей то, что говорит Харрисон, я вынужден официально настаивать на всеобщих чрезвычайных мерах.

Такой манеры разговаривать Шенкланд придерживался всегда. Он был создан в точности по образу и подобию Гувера. Саттертвайт спросил:

— Что еще вы можете передать президенту?

— У них оставалось еще три бомбы. Невзорванные, на заднем сиденье «Шевроле».

— Есть соображения, для кого они предназначались?

— Харрисон говорит, что были разные варианты. Они планировали нападение на первых попавшихся — они обдумали способы покушения на восемь или девять государственных деятелей на окраине Вашингтона.

— Харрисон, — сказал Саттертвайт. — Сможет ли он выкарабкаться?

— Нет, была бы на то моя воля.

— Проклятье, он нам нужен живым. Если он умрет, у нас так и не будет возможности доказать, что дело на этом закончено.

— В любом случае, кто поверит ему? Если он выживет, вы в первую очередь будете вынуждены просто сдерживать толпу линчевателей. Я бы хотел, чтобы он без промедления откинул копыта.