Падение Левиафана - Джеймс С. А. Кори

Танака глубоко вдохнула и выдохнула сквозь зубы. Он был прав, к сожалению. Но есть же причина тому, что этот человек здесь, висит над ее рабочим постом, а не исчез в голодной бездне после неудачного прохождения.

Она сменила тему:

– Вы что-то испытывали при этом… событии?

Она сумела задать вопрос равнодушно, будто ее устроил бы любой ответ. Как будто от самого вопроса у нее не сводило живот.

– Черт возьми! Еще как испытывал!

Танака отключила запись.

– Расскажите мне, что запомнили. Не пытайтесь разобраться и объяснить. Только то, что помните о пережитом.

Капитан покачал головой. Не отказывался, а выражал изумление, граничившее с неверием.

– Там было… не знаю. Как будто океан. Только не вода, а другие люди. Знаете, во сне, бывает, оказываешься не собой, а кем-то другим. Ну, как ребенок видит себя стариком. Или старик ребенком. Это было как тысяча таких снов одновременно.

Танака кивнула. Действительно, довольно хорошо описывает. Она заставила себя разжать челюсти.

– Что-то еще вы можете вспомнить? Или пережитое уже блекнет, как обычное сновидение?

Он опять пожал плечами, но мягче. Как будто робел или о чем-то грустил. И сказал не без сожаления:

– Остались… обрывки? Вроде бы вспоминается, как я был женщиной с Л-4 лет десять тому назад. Вроде бы меня повысили в должности и мы обмывали с друзьями.

– Вы бывали на Лагранж-4?

– Нет, но был там. Она была там. Она была там, когда я был ею. Не знаю, все жутко запуталось.

– Что-то еще вы о ней помните?

– Кожа у меня была совсем темная. Такая темная-темная. И с правой ногой что-то не так.

– Хорошо. Ладно. – Танака снова включила запись. – Мы задержим вас, пока не опросим всех людей на борту и не проведем полную экспертизу.

Она ждала возражений, но их не последовало. «Прайсс» опоздает на Ньивстад, капитан по меньшей мере лишится премии. А могут и оштрафовать за сбитый график. А его убытки как будто вовсе не беспокоили. Танаке подумалось, что после пережитого экономические соображения не так много значат. Она видела такое не раз.

Он, перебирая руками, вытянул себя в коридор, где ждали сопровождающие. Танака пальцем коснулась управления, закрыла за ним дверь. В систему «Дерехо» уже передали все данные по экипажам и пассажирам задержанных кораблей. Неполные. Кто-то ссылался на потерю информации при происшествии – поврежденные системы страдали провалами в памяти. Для нее это означало, что им есть что скрывать: может, контрабанду, или связи с подпольем, или кто-то из них заметил «Росинант» на выходе из Медленной зоны. Она была не так наивна, чтобы верить, будто все они добрые граждане империи.

Об этом можно будет подумать потом.

Сама она пережила что-то похожее на «белую мглу». Только что наблюдала за гибелью проходящего кольцо «Прайсса». И вот ее сбивает с ног ураган незнакомых сознаний. Когда она опомнилась, автоматика уже отключила все системы «Дерехо». Команда была в шоке. Танаке запомнилась женщина, зависшая в коридоре в позе зародыша, слезы у нее на глазах стояли пузырями соленой воды.

Обмороки и потери сознания нередко сопровождаются слуховыми и зрительными галлюцинациями. Этот вариант был новым, но и только. Ей хотелось в это верить, а желание во что-то поверить было для нее поводом к особенно тщательной перепроверке.

Она задала первые критерии поиска. Лицо, идентифицирующее себя как женщину, находившееся на Л-4 за восемь – тринадцать часов от сего момента. Пересечения с упоминанием правой ноги в медицинском анамнезе.

Нашлось одно соответствие. Анет Димирадис, старший механик «Радостей жизни» – грузовика, курсирующего между Коразон Саганадо в созвездии Сороки и системой Панкайя. Заставив себя забыть о вставшем в горле комке, Танака вывела на экран ее досье.

Кожа у Анет Димирадис была такой темной, что системе пришлось подстроить контрастность изображения, чтобы проявить ее черты. Танаку, как холодной водой, окатило страхом.

– Охренеть, – сказала она.

* * *

Пространство колец заливал мягкий бестеневой свет его врат. И еще пространство, будто мощная глушилка, заливало электромагнитное излучение всех диапазонов. «Дерехо» принимал все подряд, забивал свободную память необработанными данными с датчиков. Корабли, которых необъяснимое происшествие с «Прайссом» застало в пространстве колец, выстроились в очередь на допрос и разрешение на выход. Во врата понемногу входили и другие – входили медленно, с опаской, будто заслышавшие кошачье мяуканье мышки.

Желания Танаки так далеко расходились с возможностями, что их можно было считать независимыми переменными. На то, чтобы доставить всех и каждого в ее кабинет, каждого поджарить, запугать угрозами, ушло бы несколько лет. У нее не было и одного года на выяснение, что они запомнили или вообразили.

А главное, не ее это было дело. Она охотилась за Уинстоном Дуарте или тем, в кого он превратился, она обязана была притащить этого человека – или существо – на Лаконию. Даже если случившееся здесь завораживает, даже если во всей вселенной нет ничего важнее – все равно это не ее дело.

Она дважды в день питалась в камбузе «Дерехо» – но только потому, что какая-то глубинная, примитивная часть сознания чувствовала себя спокойней среди других приматов. Одна, в кабинете, она ощущала свою уязвимость. Но и среди команды ей было не по себе, хотя иначе. Она съедала свой рис и яичную болтушку, выпивала чай и возвращалась к себе, в уютное и тревожное одиночество. В таком настроении она себя ненавидела.

Она велела Боттону послать на все корабли своих представителей для опроса, а к ней направлять только капитанов, ученых и ответственных за информацию. В свободное от опросов время ей приходилось прослушивать и сравнивать десятки записей, вгрызаться в них, как собаке в кость в попытке добраться до мозга. Она переключала видео, прослушивала вопрос-другой, ловила одну-две фразы и двигалась дальше. «Вот как иной раз замечаешь свою ногу, са? Вот так же, абер кон а джи-и разных тел». Новый допрос. «Я испытывал обостренное ощущение паники, но это была не моя паника. Паника была чужой, и я это чувствовал». Дальше. «Со мной кто-то был, но не со мной рядом. Он был больше „со мной“, чем если бы находился в одной комнате».

Она говорила себе, что скучает, но она лгала. Ей было неуютно – совсем другое чувство. Ей бы напиться, ввязаться в драку, переспать с кем-нибудь. Хоть что-то. Лишь бы ощутить себя полностью в своем теле, забыть других, бывших недавно ею.

Сообщения от Трехо она ждала, хоть и надеялась, что не дождется. Прежде чем прослушать его, она заказала себе грушу красного вина по своему вкусу: сухого, с оттенком дубовой бочки.

Сообщение было