Бедный Енох - Алексей Тарасенко

— Хорошо! — ломаюсь я — я, скажем так, тебя не приглашаю к себе — ладно? То есть ты можешь войти в дом, только когда я тебе это позволю — ладно?

— Не впустишь свою старую подружку? Экий же ты супчик!

— Когда я тебе позволю, тогда и войдешь. — настаиваю я, стараясь сохранить ту отстраненную жесткость, которую вдруг обнаружил в себе. — И, главное, ты уйдешь отсюда, как только я тебе скажу. Такое тебя устраивает?

Сестра все сверлит меня своим пустым взглядом, после чего резко отворачивается от меня, и, застонав, садится на ступеньки крыльца.

«Изображает, будто ей плохо» — думаю я, даже не пошевелившись, чтобы помочь ей.

Слава богу, мне удалось во время заподозрить что-то неладное, но после я опрометчиво подумал, будто это сделает меня хозяином ситуации и я смогу сохранить контроль над тем, что происходит.

Но как бы не так!

— Входи — говорю я Сестре, смягчившись — и открываю перед ней двери.

Сестра, будто ей только что и не было плохо, вскочила на ноги и вошла в дом.

— Сиди здесь — указываю я ей на стул на кухне, за обеденным столом — хочешь есть?

Сестра отказывается. Я подхожу к ней поближе, и трогаю лоб:

— Ты очень холодная… тебе хорошо?

Я иду к кухонному шкафу, он как раз за спиной у Сестры, после чего достаю из слегка разорванного пакета несколько рисовых зерен. Возвращаясь обратно, я как бы нечаянно рассыпаю зерна на пол, и еще немного — на стол перед Сестрой, после чего сажусь на стул перед ней.

Сестра лихорадочно начинает пересчитывать зерна, которые лежат перед ней, после чего, заметив, что я за этим делом наблюдаю, опять пристально посмотрев мне в глаза — отводит зерна рукой в сторону. Но, опять-таки — в другую сторону стола, не к краю, чтобы зерна на пол не упали и не смешались с другими, лежащими на полу.

— Ну? — спрашиваю я Сестру тогда — как твои дела? Как здоровьичко?

Сестра смотрит слева от себя на пол, где лежат рисовые зерна, и ее губы шевелятся.

«Считает» — думаю я — «маловато я зернышек рассыпал, это отвлечет ее ненадолго»:

— Я пойду затоплю печь, пока ты… занята — говорю я тогда Сестре, после чего встаю и иду в комнату с печкой.

Пока же Сестра находится на кухне, я маленьким топориком затачиваю толстую березовую ветку «колышком». Заточив, я прячу этот колышек себе в брюки, за пояс сзади, как сейчас обычно прячу себе за пояс свой безпатронный «Глок».

Через некоторое время я снова выхожу на кухню, а Сестра — сидит все там же, где я ей и сказал сидеть, почти не шевелясь. Ее внимание привлекла только на какое-то время чересчур рано проснувшаяся от натопленного тепла в доме муха, которая все норовила пролететь рядом с Сестрой.

— Кушать будешь? — спрашиваю я Сестру, на что она отвечает, что не хочет.

Я же говорю ей, что я буду, и мне неудобно, если она будет просто так сидеть и смотреть, как я ем:

— Я сделаю большую яичницу! — говорю я и направляюсь к готовочному столу, который за спиной у Сестры.

— Хорошо — тихо ответила она, не поворачиваясь ко мне.

— Как у тебя дела? — опять начинаю я петь в ту же дуду — как работа? Как семья? Мама твоя, брательник?

— Пытаешься сделать вид, будто тебе и вправду это интересно? — голос Сестры смягчается, будто оттаивая…

— Нет. Увы. Мне это и вправду интересно. Ты так неожиданно появилась! И это — только полбеды. Я понимаю, если бы ты позвонила, все такое, но ты приехала туда, где ни разу в жизни не была, и, самое главное — когда? В такой несезон! Тут же сейчас все зависит от погоды — наши места могут стать в течении одного дня неподъездными! И вот, понимаешь ли, ты вдруг оказываешься здесь как ни в чем не бывало!

— Андрюш, — голос Сестры, кажется потеплел, немного напоминая мне прежние, далекие времена, воспринимаемые мною сейчас весьма болезненно — ну, что тебе сказать? Я думала будет сюрприз, тебе будет приятно… я… вернулась…

— После того, как мы больше года вообще никак не общались?

— А что тут такого?

Я мнусь, какое-то время не зная, что и сказать, а потом, натерев на терке немного чеснока — равномерно размазываю его в яичнице с той стороны, которую собираюсь отрезать и после подать Сестре.

— Пойдем в комнату! — говорю я ей, взяв две тарелки в руки, — возьми, пожалуйста, если не трудно, хлеб и вилки!

Тем не менее вначале я стараюсь поесть сам. Сестра, глядя на огонь, сидит рядом со своей тарелкой и не прикасается к ней:

«Хорошо» — думаю я тогда, наспех заглатывая большие горячие куски еды — «случись что — я буду хотя бы сыт!».

Перед едой я протираю вилку нижней частью джемпера, который на мне — так оно мне показалось гигиеничнее, нежели я буду есть вилкой, которую держала в руке Сестричка.

Поев, я говорю Сестре, что ей также нужно покушать.

— Да нет! — она перестает смотреть на огонь в печи и поворачивается ко мне — я не хочу… Спасибо!

Натужно, но на фоне полного отсутствия и так сойдет — она улыбается: «Покушай ты, любимый!» — и закатывает глаза, вроде как от какого-то удовольствия, наверное, не зная при этом, что левый глаз у нее неприятно подергивается.

«Тьху ты!» — думаю тогда я — «а как же я ей тогда чеснок скормлю?».

Приходится импровизировать и придумывать на ходу, но, после многократного повторения, что, дескать, Сестричка, ты ведешь себя, будто и неживая какая-то, она, наконец, кладет кусок в рот.

И вот только лишь Сестра опять попыталась изобразить из себя нечто такое, наверное, что вроде как меня похвалить за вкусную еду (чисто из лести, чтобы бдительность притупить, хотя она у меня с каждой минутой только крепнет) — как она начинает кашлять, еда выпадает у нее изо рта, после чего она выплевывает все, что еще не вывалилось на пол, бросает с силой тарелку, так, чтобы та разбилась, специально так, и выбегает на улицу, по пути сильно оттолкнув меня в сторону, хотя я у нее на пути вроде как и не особо мешаюсь.

Сестру вырывает чем-то зеленым в снег, мотает из стороны в сторону, после чего она падает на землю и начинает туда-сюда перекатываться во все стороны выплевывая какую-то приятно пахнущую прозрачную жидкость синеватого цвета.

— Боже мой! Боже мой! — натужно причитаю я, пытаясь обхватить Сестру за плечи, останавливая и прижимая к себе — Что случилось? Что с тобой произошло?

Тем не менее мне нужно делать вид, будто я еще не понимаю, что происходит:

— Дорогая! Дорогая! Не вызвать ли нам врача?