Эволюция бога: Бог глазами Библии, Корана и науки - Роберт Райт

Почему? Почему именно в I тысячелетии до н. э. эти озарения внезапно повсюду нашли плодородную почву? Какие воплощения Логоса способствовали продвижению человечества вперед?

Несомненно, это тысячелетие великих материальных перемен[716]. В Китае, Индии и на Ближнем Востоке появились монеты[717]. Разрасталась сеть торговых путей, пересекая политические границы. Как отмечал историк Уильям Макнил, в этом тысячелетии рынки вытеснили экономику, контролируемую государством[718]. Соответственно и города стали большими, полными жизни, и во многих случаях этнически более разнообразными.

Все это привело по меньшей мере к трем следствиям.

Во-первых, расширение экономических связей означало больше отношений с ненулевой суммой между людьми разной этнической и даже государственной принадлежности. Значит, больше людей видело личный интерес в сохранении благосостояния тех, кто в том или ином отношении не был похож на них. Может, эгоизм и не предписывал любить их, но подкреплял логикой старание не проявлять к ним ненависти.

Во-вторых, все больше людей оказывалось в окружении, радикально отличающемся от «предназначенного» для людей естественным отбором. Эмоции, которые успешно функционировали в окружении, унаследованном от предков, теперь приобрели сомнительную ценность. В поселении охотников-собирателей мстительный гнев способен помочь людям защитить свои интересы, но когда он закипает в том, кого подрезал другой автомобиль, этот гнев может лишь повысить риск ишемической болезни сердца. Конечно, в Древней Индии, Китае или Египте не было автомобилей, но поскольку закон и политика пришли на смену мщению как гаранты общественного порядка, гнев и ненависть отчасти утратили свою практичность, постепенно становились все более бесполезными, если не вредными с точки зрения и отдельно взятого человека, и общества. Уже во II тысячелетии до н. э. в одном египетском нравственном наставлении читателя предостерегали: поскольку «волнение распространяется, как огонь в сене», следует «держать себя в руках рядом с вспыльчивыми людьми» и ни в коем случае не «подстрекать их словами… Если оставить их в покое, им ответят боги»[719]. Ненависть была уже не столь яростной, как прежде.

В-третьих, поскольку в контакт с другими людьми вступало все больше народу, происходил активный взаимный обмен идеями — в том числе, как справляться с описанными выше переменами первого и второго рода. Если подавление ненависти, распространение симпатии и проявление человеколюбия оказывались выгодными средствами самосовершенствования, они быстро распространялись по густой интеллектуальной сети. Именно в толпе, согласно Книге Притчей, Премудрость действует успешнее всего. «Премудрость возглашает на улице, на площадях возвышает голос свой, в главных местах собраний проповедует, при входах в городские ворота говорит речь свою». Сводя и сталкивая людей, техника и технология создают новые проблемы и распространяют решения, зачастую в итоге самосовершенствование отождествляется с добродетелью. «Она становится на возвышенных местах, при дороге, на распутиях… Научитесь, неразумные, благоразумию… Все слова уст моих справедливы»[720].

Путешествие

Если можно так выразиться, мы описали полный круг. Несколькими главами ранее мы начали с Яхве, изначально вписанного в политеистический контекст и окруженного мифологическими фигурами (например, Язвой и Чумой). Все это указывает на «примитивные» истоки израильской религии. Но под конец одна из туманных мифологических фигур Библии, Премудрость, оказывается важным звеном, связующим с довольно современной и даже убедительной теологией, общие очертания которой наметил Филон, а внутреннюю динамику продемонстрировал при создании учения о межрелигиозной толерантности.

Через несколько десятилетий после смерти Филона Логос появился в одной греческой книге, которая приобрела мировую известность. Однако роль Логоса оказалась туманной, поскольку, когда книгу переводили на другие европейские языки, в том числе на английский, «Логос» стал фигурировать в ней как «Слово». Например, «в начале было Слово». Этой книгой было Евангелие от Иоанна, последнее и наиболее мистическое из четырех евангелий Нового Завета.

В альтернативном переводе книга Иоанна начинается словами «в начале был Логос, и Логос был с Богом, и Логос был Богом». Книга продолжается, и вскоре становится ясно, что этот Логос принял облик Иисуса Христа: «И Логос стал плотию и обитал с нами, полный благодати и истины; и мы видели славу Его, славу как единородного от Отца»[721].

Филон, тексты которого написаны при жизни Иисуса, сам называл Логос сыном Божьим. Но оказали ли его труды влияние на Евангелие от Иоанна, а если оказали, то какое, — неизвестно[722]. Во всяком случае, почти наверняка автор Евангелия от Иоанна, пользуясь словом «Логос», подразумевал не просто «слово». Любой интеллектуал в греко-иудейском мире конца I века н. э. встречал слово «Логос» в философских или теологических трудах. Тексты Филона были не единственными в своем роде: в Книге Премудрости Соломона Логос отождествляется с мудростью там, где говорится о силе божественного истока и просвещающем влиянии[723]. Поэтому неудивительно, что в Евангелии от Иоанна Иисус назван «Светом истинным, Который просвещает всякого»[724].

Был ли Иисус действительно воплощением Логоса? Он выглядит подходящей кандидатурой. Согласно Библии, Иисус проповедовал великодушие, терпимость, даже всеобщую любовь, и этим, по-видимому, выполнял работу Логоса — расширение круга нравственных соображений.

А если то, что говорится в Библии об Иисусе, — неправда? Что, если Иисус на самом деле не говорил слов милосердия, которые ему приписывают? Если выяснится, что с уверенностью мы можем сказать об Иисусе лишь одно — что он разительно отличался от Иисуса, описанного в Библии? Умалит ли это его роль как воплощения Логоса? Подточит ли нашу веру в Логос? Все эти вопросы будут поставлены перед нами в следующей главе.

ЧАСТЬ III

ИЗОБРЕТЕНИЕ ХРИСТИАНСТВА

«Отчего вы печальны? Один из них, именем Клеопа, сказал Ему в ответ: неужели Ты один из пришедших в Иерусалим не знаешь о происшедшем в нем в эти дни? И сказал им: о чем? Они сказали Ему: что было с Иисусом Назарянином, Который был пророк, сильный в деле и слове пред Богом и всем народом; как предали Его первосвященники и начальники наши для осуждения на смерть и распяли Его; а мы надеялись было, что Он есть Тот, Который должен избавить Израиля».

«Братия, радуйтесь, усовершайтесь, утешайтесь, будьте единомысленны, мирны, — и Бог любви и мира будет с вами. Приветствуйте друг друга лобзанием святым».

Глава 10

Что совершил Иисус?

• «Исторический Иисус» • Да приидет Царствие Твое • Где любовь? • Евангелие согласно источнику Q • В чем же новизна?

У историков религии есть парадоксальное правило оценки исторических притязаний Библии: чем меньше смысла имеет притязание, тем больше вероятность его достоверности. Точнее, достоверность притязания тем больше, чем меньше в ней теологического смысла. Ведь если авторы Библии занимались фальсификацией, то, скорее всего, сфальсифицированные ими моменты должны были полностью соответствовать их религиозным убеждениям. Когда мы видим их старания привести какой-либо выбивающийся из общего ряда факт в соответствие с их теологией, есть вероятность, что это действительно факт — истина, настолько хорошо известная в кругах авторов, что отрицать или игнорировать ее было бы невозможно.

По этой причине библейское повествование о ревностном поклонении царя Иосии Яхве, о котором мы говорили в главе 6, заслуживает доверия. Поскольку смерть Иосии была позорна, а после нее Израиль попал в катастрофу, с теологической точки зрения библейским редакторам-монотеистам было бы проще описать Иосию воинствующим политеистом, который навлек на себя стойкий гнев Бога. Его противостояние политеизму выглядит настолько странным в теологическом отношении, что проще всего объяснить его наличие в Библии описанием реальных событий.

Этот критерий достоверности — назовем его «правилом теологического неудобства» — одна из причин, по которой библейские историки так верят в распятие Иисуса. Первые письменные упоминания о том, что Иисуса распяли, появились лишь через два десятилетия после его смерти, но мы можем почти не сомневаться в том, что распятие действительно было, отчасти потому, что оно имело так мало смысла с теологической точки зрения[725].