Небесное притяжение - Давыд Гай

В конце пятидесятых годов ОКБ работало, если можно так выразиться, на полных оборотах. Тон задавал руководитель. Он ставил перед сотрудниками все более сложные задачи, расширявшие творческие искания коллектива.

В этот период в мире огромное развитие получала ракетная техника.

Что крылось за этим? Прежде всего, признание небывалой силы за баллистическими межконтинентальными ракетами, точно попадающими в цель. В августе 1957 года невероятный эффект в мире произвело сообщение ТАСС об испытании в СССР межконтинентальной многоступенчатой баллистической ракеты. В том же году, 7 ноября, на военном параде в Москве боевые ракеты впервые предстали взорам собравшихся на Красной площади. Надо было видеть ажиотаж среди западных военных атташе и журналистов… Он усилился, когда по площади проехали ракеты стратегического назначения.

А за месяц до этого произошел запуск первого в мире искусственного спутника Земли. Короткий всплеск огня, бурая, почти черная туча дыма и пыли, взметнувшаяся под ураганными струями заработавших двигателей ракеты-носителя, гром, потрясший беспредельную степь, слепящий, невероятно яркий свет снизу ракеты — и вот ревущий огненный смерч медленно, а затем все быстрее поднимается к небу… Через несколько минут спутник запел «бип-бип» — первую незатейливую мелодию эры космоса.

Журнал «Пари-матч» писал: «5 октября 1957 года Вашингтон был потрясен циклоном, который срывал вывески, сваливал столбы, вырывал с корнями деревья, поднимал к небу тучи опавших листьев и в конечном счете обрушил на столицу наводнение. Но поспешно собравшиеся ученые, специалисты и политические деятели думали о другой буре — о буре, которая поднималась в общественном мнении. Русские только что добились того, что американцы столь часто и преждевременно описывали: запустили первый искусственный спутник Земли… Рухнула догма о техническом превосходстве Соединенных Штатов».

Затем состоялись запуски новых спутников, автоматических станций «Луна-1», «Луна-2» и «Луна-3», вывод в космос и возвращение на землю собак Белки и Стрелки… И все это творили ракеты.

Думал над путями развития ракетостроения и Мясищев. В голове генерального конструктора рождались интересные идеи. Мясищев встречался с Королевым, обсуждал их. Но в душе он оставался самолетчиком. Он не соглашался с мнением, что появление дальних баллистических ракет означает для стратегических бомбардировщиков естественную смерть. Ракета не может отменить самолета, ведь автомобиль не отменил паровоза, а тот же самолет не отменил автомобиля. У каждого вида техники свое назначение. Что и говорить: пилотируемые человеком воздушные корабли легко могут стать ракетоносцами…

Идет месяц за месяцем. Успехи советского ракетостроения побуждают направить на его развитие еще больше сил и средств.

А что же будет с М-50, которому нет равных в мире? Вопрос резонный, чрезвычайно волновавший коллектив. Время оказалось противником мясищевцев. «Пятидесятка» в серию не пошла.

…В начале осени 1960 года авиационное конструкторское бюро В.М. Мясищева прекратило существование. Сам Владимир Михайлович был назначен на пост начальника ЦАГИ, Он болезненно переживал случившееся. ОКБ под его руководством делало отличные машины, поражавшие оригинальностью, нетрадиционностью конструкторского мышления. А должность начальника ЦАГИ? Она больше подходит академику, а не практическому авиационному работнику.

Когда Мясищева спросили, как воспринимается им новое назначение, он резко ответил: «Представьте себе человека без всякого слуха, ставшего директором Большого театра». Сказано, конечно, в сердцах: «слухом», если иметь в виду способность к научным разработкам, Владимир Михайлович обладал в полной мере. И, однако, понять его можно: расстаться с непосредственной конструкторской деятельностью было тяжело.

Начальник ЦАГИ

Итак, он назначен руководителем научной организации с традициями, заслугами, авторитетом. В его подчинении академики, члены-корреспонденты, доктора и кандидаты наук, большой отряд квалифицированных специалистов. Как лучше организовать их работу, как повысить отдачу?

ЦАГИ Мясищев был обязан многим. Три с лишним десятилетия назад он впервые переступил порог института. Тогда все выглядело иначе. В АГОС ЦАГИ, под крылом А.Н. Туполева, не занимались наукой, а строили самолеты. Точнее, открытия в области аэродинамики, динамики, прочности вызывались потребностями конструкторской практики. Институт в нынешнем виде не строит самолетов, он — форпост авиационной науки, без его участия не обходится создание ни одной крылатой машины. Огромную помощь оказали цаговцы и его, мясищевскому, ОКБ. Предстояло детально разобраться в структуре института, найти пути улучшения работы всех его звеньев.

Впрочем, можно и не делать этого. В ЦАГИ существуют сложившиеся отношения, твердые воззрения на те или иные проблемы. Стоит ли вмешиваться, менять что-либо ему, генеральному конструктору? Не легче ли осуществлять общее руководство, плыть по курсу корабля? Но Мясищев не может, просто не умеет отбывать положенные часы, а потом с чувством исполненного долга получать зарплату, не может отдаваться делу неполностью. Куда бы ни забрасывала его судьба, везде он находил скрытые резервы.

«Деятельность Мясищева в нашем институте я бы условно разделил на три направления, — говорит первый заместитель начальника ЦАГИ академик Георгий Сергеевич Бюшгенс. — Первое направление связано с усилиями, направленными на активизацию сил научных сотрудников. Второе направление — реорганизация структуры института. Третье направление — строительство новой экспериментальной базы. На каждом из них Владимир Михайлович действовал в своем ключе — энергично, целеустремленно, не боясь трудностей, порой сознательно идя на некоторые обострения».

Вспоминает один из ведущих работников института Евгений Леопольдович Бедржицкий.

«Назначение Мясищева начальником ЦАГИ для многих было неожиданным. Мы хорошо знали его как выдающегося генерального конструктора самолетов, новатора, сумевшего за предельно короткий срок организовать первоклассное ОКБ и создать перспективные тяжелые самолеты. И вдруг — начальник ЦАГИ… Было над чем задуматься и ему, и нам.

Владимир Михайлович начал знакомиться с институтом, с его экспериментальной базой. Ознакомление шло непосредственно на объектах. Очень спокойно, обстоятельно, в кажущемся замедленным темпе Владимир Михайлович интересовался широким кругом вопросов: назначением и параметрами той или иной экспериментальной установки, ее конструкцией, возможностью модернизации, эффективностью использования, зарубежными аналогами и многим другим.