У истоков Броукри (СИ) - Эшли Дьюал

— Иди домой, Адора.

— Нет, стойте. — Я хватаю Обервилля за локоть и недовольно свожу брови. — Вы ведь знаете, вы понимаете меня! Лиза не сама это сделала, она не могла.

— Это не имеет значения, — мужчина покачивает головой, — не вмешивайся.

— Что вы имеете в виду?

— В официальном заключении твоя подруга предприняла попытку покончить с собой, и я ничего не могу с этим сделать.

— Но, мистер Обервилль, подождите, вы же понимаете, что это полная ложь! Скажите мне правду. Пожалуйста.

— Зачем тебе правда? — Едва слышно отрезает мужчина. Он глядит на меня голубыми, широкими глазами и практически страдальчески выдыхает. — Держись подальше от этого. Ты не должна вмешиваться, иначе пострадаешь.

— Вы знаете, кто это делает? — Ошеломленно вспыхиваю я. — Скажите мне. Я должна знать. Иначе все это будет продолжаться снова и снова. Прошу вас!

— Я не знаю, Адора. Я ничем не могу тебе помочь. Иди домой.

— Но как же Лиз? Ее пытались убить, верно? — Мы смотрим друг на друга. — Верно?

Мужчина стискивает зубы. Осматривается и шепчет:

— Шрамы глубокие, кривые. Чтобы оставить такие нужно приложить много силы, а у твоей подруги, увы, такой силы нет.

Он больше ничего не говорит. Я застываю с распахнутыми глазами, а он уходит, так и не посмотрев на меня. Гляжу ему в след. Его белый халат развивается по воздуху. Руки в тисках сжимают папку с документами. Высокий, умный и совершенно сломленный. Лжет, чтобы больше никогда не угодить в ловушку, и из одних цепей попадает в другие.

Убийца не он, и не его сестра. Дэбра Обервилль ни за что бы ни подставила родного брата. Я так думаю. Но тогда остается отец Конрада. Какой ему прок погружаться в те дни, когда жизнь была игрой на везение: узнают или нет, осудят или примут. Никто бы не стал действовать себе во вред. Если события той ночи раскроются, пострадает не только моя семья, но и семья Бофорта, и тогда в чем смысл?

К Лизе меня не пускают. Я смотрю на нее сквозь стеклянную перегородку, и сердце у меня сжимается от дикого страха. Ее рыжие волосы обрамляют бледное лицо. Хрупкая и маленькая она похожа на спящую красавицу. Кто же сделал с ней такое? Зачем? Неужели причина лишь в том, что она моя подруга? Убийца действует, не причиняя боль мне, но причиняя боль тем, кто находится со мной рядом. Чего он добивается? Чего хочет?

Я прихожу домой, сопровождаемая охраной. Отец приказал, чтобы меня довезли из больницы и провели вплоть до комнаты. Волнуется? Странно.

Я сажусь на кровать и свешиваю вниз руки. Смотрю в окно — на улице совсем темно, не видны облака, деревья, коттеджи — и поникаю. Кто бы мог подумать: еще чуть-чуть, и я бы потеряла дорогого мне человека.

Неожиданно дверь в мою комнату открывается. Я смотрю через плечо и растерянно замираю. Мэлот мешкает на входе, однако затем со вздохом пересекает порог и бредет ко мне, засунув руки в карманы джинс. Он садится рядом и сплетает в замок пальцы.

— Как она?

Я пожимаю плечами. Не знаю, что ответить на этот вопрос.

— А как ты?

Усмехаюсь. Смотрю на брата и замираю. Мне неожиданно становится страшно. Что если я потеряю его? Что если все люди, которые мне дороги, начнут уходить? Как я смогу с этим жить? Отвожу взгляд, покачиваю головой и вдруг понимаю, что глаза наполняются слезами. Нет, только не при Мэлоте! Я не должна…, я…

Слезы катятся по щекам. Я порывисто их вытираю и шепчу:

— Прости.

— Дор…

— Не обращай внимания. — Мои пальцы дрожат. Улыбаюсь и передергиваю плечами, почувствовав себя на редкость растерянной. — Я просто…, просто испугалась наверно. Не знаю, что буду делать без Лиз. И знаешь, что самое страшное? — Мэлот смотрит на меня, а я никак не могу согнать с лица эту глупую улыбку, пусть и плачу. — Что мне кажется, что я ее потеряла.

Я вновь отворачиваюсь. Зажимаю пальцами рот и неожиданно чувствую, как Мэлот притягивает меня к себе. Он неуверенно обнимает меня, а я сильнее плачу. Прижимаюсь к брату и впервые чувствую себя его сестрой. Он неумело поглаживает мои волосы. Шепчет что-то неразборчиво, я не слышу.

— Ты была права. — Наконец, громче отрезает он. Тем не менее, его голос сиплый. — Я должен был послушать тебя. Этот человек перешел черту, Дор. Нужно найти его.

— Но как? — Отстраняюсь и потираю пальцами глаза. — Я запуталась, Мэлот.

— Расскажи мне. Попробуем распутаться вместе.

Я киваю и выкладываю брату все, что знаю. Рассказываю об Эрихе, о том, как нашла его раненого у стены и как спасла вместе с Марией. Как он провел меня в Нижний Эдем, и как мы встретились с Хельгой Штольц. Рассказываю о родителях, о том, что они сделали; об отце Конрада, о деканше и ее брате. Я рассказываю все, что знаю, а затем мне внезапно становится так спокойно, что я недоуменно вскидываю брови.

— Катарина, — шепчет Мэлот, упав лицом в ладони, — я помню ее.

— Помнишь? — Удивляюсь я.

— Немного. Дело в том, что я жил в пансионате и приезжал сюда только на лето. Мне иногда приходилось пересекаться с родственниками родителей. Но я думал, они уехали.

— Почти.

— Выходит, отец спас тебя.

— Да. Но он совершил преступление.

— И кто-то пытается отомстить, — брат кивает и пожимает плечами. — Возможно, мы с тобой не зря так долго не общались. Видишь, как много интересного ты мне рассказала.

Я прыскаю от смеха и возмущенно вскидываю брови.

— Ты действительно считаешь, что это стоило того?

— Возможно. — Мэлот кривит губы. — Нужно поговорить с папой.

— О, нет. Не выдумывай.

— Почему? Он должен знать.

— Они и так все знают. — Хватаю брата за локоть. — Поверь, наши родители давным-давно в курсе, что все неприятности связаны с тем, что случилось тринадцать лет назад.

— Мы все равно должны поговорить с ними, Адора. Они должны знать, что мы знаем. Это же наши родители! — Парень распахивает зеленые глаза. — Мы должны им доверять, пусть это сложно и наивно. Но мы…, мы просто должны.

Я не согласна с братом, но не хочу сейчас спорить. Киваю. Мэлот решает поговорить с отцом после встречи по поводу его предвыборной кампании, чтобы не волновать его в такие ответственные дни.

Мэлот так заботится об отце. Я ему завидую. Он любит его безвозмездно, в то время как я пытаюсь найти тому причины. Возможно, причины не нужны. Брат сказал: они наши родители, и это как будто бы все объясняет. Так, может, не стоит усложнять?

Может, стоит просто любить?

***

Занятия в университете не отменяют. Так как официально Лиза Ротенберг пыталась покончить с собой, жизням студентов ничего не угрожает. Не хочу спорить с Обервилль, и она вряд ли меня послушает. Поэтому я решаю, что лучше просто попытаться как можно скорей отыскать убийцу. Тогда проблема сама собой испарится.