Что такое буддизм? Как жить по принципам Будды - Стивен Бэчелор

Дидактическая сила метафоры состоит в приведении примера чего-то конкретного и знакомого для сравнительной иллюстрации чего-то менее конкретного и знакомого. Этот отрывок, как и большая часть бесед Будды, был произнесен в Саваттхи, то есть на севере долины Ганга. Но в то время не было никаких разрушенных дорог и городов в лесах этого региона, с которыми аудитория Готамы могла быть знакома. Первыми городами, появившимися в этом регионе, были те, которые были построены за несколько десятилетий до описываемых событий или около того: Саваттхи, Весали и т. д. Кроме того, эти города строили из недолговечных материалов (обожженный на солнце кирпич и древесина), которые после разрушения очень быстро превращаются в прах. Тогда где и как слушатели Готамы могли познакомиться с идеей восстановления останков древних дорог и городов, скрытых в лесах? Существует только один возможный ответ: в Гандхаре, расположенной не так далеко от Таксилы, где были найдены оставленные города хараппской цивилизации долины Инда. Эта цивилизация процветала с 2600 до 1900 гг. до н. э., хотя некоторые хараппские поселения, возможно, все еще были населены и в 900 г. до н. э., то есть за четыреста лет до Будды. В отличие от зданий долины Ганга, эти древние города возводили из обожженных в печах кирпичей (эта технология была впоследствии утеряна и была открыта вновь лишь в маурийский период истории Индии, спустя столетие после смерти Будды).

Использование этой метафоры Готамой не означает, что он или его слушатели видели эти руины лично. Но, как и в споре с Ассалаяной о кастах, подразумевается, что разрушенные города, должно быть, были достаточно хорошо известны образованной общественности, чтобы служить материалом для дидактических наставлений. Это означает, что люди, населявшие грубо построенные города в долине Г анга, имели представление о великой, но исчезнувшей цивилизации на западе, где возводились города из удивительного материала, который не разрушался с каждым муссоном. Вызывая в памяти эту исчезнувшую цивилизацию и сравненивая себя с человеком, который стремится убедить царя восстановить древний город, Будда хочет сказать, что его восьмеричный путь – общественная задача, исполнение которой могло бы восстановить город, то есть возродить цивилизацию, сопоставимую с цивилизацией долины Инда, на тот момент лежащей в развалинах.

Все же, если Готама действительно провел несколько лет в Таксиле, возможно, что, когда он использовал эту метафору, он вспоминал собственный опыт: возможно, охотясь со своими друзьями Пасенади и Бандхулой, он наткнулся на разрушенную дорогу, которая привела их к заброшенному городу. Возможно, это событие оказало такое мощное впечатление на молодого человека, что позже он обращался к воспоминанию о нем в риторических целях, чтобы дать своим последователям представление об «успешной и богатой» цивилизации, основанием для возрождения которой, как он надеялся, могла быть его Дхамма.

Мара

Есть ли какая-либо уникальная доктрина в учении Будды, о которой можно было бы достоверно сказать, что она возникла вне сферы классических общеиндийских идей? Если да, в особенности, если ее происхождение окажется где-то на западе, то можно было бы предпологать не только то, что он, возможно, лично был в Таксиле, но также, что на него оказали влияние не-индийские идеи, с которыми он мог там познакомиться.

Концепция мары (дьявола), которую можно встретить уже в Суттанипате, одной из самых ранних частей палийского канона, могла бы оказаться именно таким случаем. Каноническое описание мары как подобной обманщику персонификации зла не имеет прецедента в индийской традиции. Мара не перечисляется среди многочисленных индийских богов. Только в буддизме мы встречаемся с этой фигурой, обычно появляющейся как отрицательный противообраз пробужденного Будды. В течение всей жизни Готамы мара присутствует как своего рода тень, которая преследует Будду. Многочисленные диалоги, встречающиеся повсюду в Каноне, между Буддой и марой обычно завершаются осознанием Буддой природы мары (то есть дьявольской

игры или его собственного разума или мира), после чего Мара исчезает. Хотя Готама, как говорят, победил мару при достижении пробуждения, мара продолжает взаимодействовать с Буддой до конца его жизни. Две фигуры кажутся движущимися в танце друг с другом, символизирующем якобы вечную борьбу между силами добра и зла.

Часто проводились параллели между христианской идеей сатаны и буддийским понятием «мара». Вероятно, в обеих традициях заимствовали эту концепцию из общего источника, который предшествовал им: а именно: зороастризма, религии, основанной Заратустрой и получившей распространение во времена Персидской империи Ахеменидов. Заратустра учил, что Ор-мазд (Бог) родил двух близнецов. В то время как один из них хотел следовать за истиной, другой – Ахриман (дьявол) – избрал путь лжи. В Зороастрийских текстах описывают Ахримана «разрушителем… проклятым разрушительным духом, полным греха и смерти, лжецом и обманщиком». (Слово мара (тага) буквально означает «убийца».) Говорится, что из-за противостояния Ахримана Ормазду человеческое существование укоренено в изначальной войне между добром и злом, светом и тьмой. В то время как подобный язык полностью чужд философии Упанишад, он поразительным образом совпадает с описанием противопоставляемых друг другу фигур Будды и Мары. Если Готама в своем учении испытал влияние подобных идей, где он мог встретиться с ними? Поскольку к тому времени зороастризм стал придворной религией персидских императоров, вероятно, что он получил представление о подобных идеях или от своих знакомых, бывавших в Таксиле, или от учителей, которых он сам там встречал.

Ничто из вышесказанного не служит достаточным основанием для того, чтобы уверенно утверждать, что Сиддхаттха Готама бывал в Таксиле. Учитывая отсутствие сохранившихся документов того времени, также нельзя исключить возможность, что отрывки из сутт, которые я процитировал, были добавлены к Канону позднее, вероятно, монахами из Гандхары, где буддизм, как мы знаем, впоследствии получил широкое распространение. Тем не менее, допустив, что эти фрагменты относятся ко времени Будды или чуть позже, и объединив их вместе, мы увидим, что они указывают на возможность того, что в течение лет своего становления Готама мог путешествовать в Таксилу и даже учиться там.

Несколько лет обучения в Таксиле, возможно, предшествовали периоду военной или государственной службы в Косале, что также объяснило бы, почему Готама, как кажется, отсутствовал на своей родине (Сакия) в течение третьего десятка лет своей жизни. Как вытекает из канонических текстов, его первый ребенок родился, когда ему было около двадцати восьми лет, что очень поздно по нормам того общества, когда знатные мужчины женились еще в подростковом возрасте. Если моя гипотеза верна, то уход Готамы из дома в двадцать девять лет (один из немногих фактов, для которого существует авторитетное свидетельство канона: П 16, п 151, р. 268) открывается в новом свете. Знакомство Готамы с культурой Персидской империи в Таксиле, возможно, послужило решающим поводом сформулировать проблемы человеческой жизни и общества в более универсальных терминах, чем те, которые он мог знать только у себя на родине. Его возвращение в царство Сакия, возможно, было связано с обязанностью исполнения семейного долга – рождением преемника. Поскольку вскоре после того, как его сын родился, он снова покинул дом, хотя, на этот раз отправившись на юго-восток, а не северо-запад, чтобы исследовать духовные традиции браминов и других не-ортодоксальных индийских учителей центральных областей долины Ганга. Таким образом, возможно, что его пробуждение не вневременное мистическое и внезапное проникновение в суть вещей, но результат, по крайней мере, пятнадцати лет путешествий, размышлений, споров, медитаций, обучения и аскетизма.

Приложение III. Запуск колеса Дхаммы

В этом приложении я привожу свой перевод первой проповеди Будды, для которой глава двенадцатая, «Принять страдания», служит современным комментарием.

Вот что я слышал. Он пребывал в Варанаси в Оленьем парке у Исипатаны. Он обратился к пяти монахам:

«Ушедший вперед не возвращается на два тупиковых пути. На какие же? На путь страсти, которая груба, нецивилизованна и бессмысленна. И умервщления, которое болезненно, нецивилизованно и бессмысленно.

В пробуждении я встал на срединнй путь, который не ведет к тупикам. Это – путь, который порождает проникновение и понимание. Он ведет к спокойствию, проникновению, пробуждению и освобождению. У него есть восемь ответвлений: правильные воззрение, мысль, речь, действия, образ жизни, усердие, памятование и сосредоточение.

Вот – страдание: рождение болезненно, старение болезненно, болезнь болезненна, смерть болезненна, встреча с нелюбимым болезненна, расставание с любимым болезненно, неполучение того, что хочешь, болезненно. Это психо-физическое состояние болезненно.