Цвет боли. Красный - Эва Хансен

— Ну вот, попросил же сопротивляться!

Я вздрагиваю, как от удара, резко отстраняюсь, но ответить не успеваю. Он снова притягивает меня к себе, берет лицо в руки и тихонько советует:

— Помолчи.

На сей раз его губы ласковы, безумно ласковы.

Оставляет Ларс меня только потому, что слышен голос Свена, зовущий к ужину.

— Да, идем!

Заканчивается все новым страстным поцелуем, после которого мои губы просто немеют, и замечанием:

— Когда захочешь, чтобы я поцеловал тебя еще, скажешь. Только слушай губы, а не голову.

Как же ее слушать, если она идет кругом?!

За ужином Ларс вдруг тихонько говорит мне:

— Вот преимущества поцелуев груди. У тебя губы опухли. Если бы я так терзал твою грудь, следов никто не заметил. В следующий раз будем целовать грудь.

— Ларс, прекрати, — умоляю я, снова краснея до корней волос.

Свен делает вид, что его просто нет в столовой, хотя, конечно же, видел мои подпухшие губы и слышал, что сказал Ларс. Его глаза лукаво поблескивают, и слуга торопится выйти.

В этом доме я чувствую себя так, словно обнажена полностью. Ларс смотрит на меня раздевающим взглядом, а Свен явно его поощряет. Сексуальные маньяки! Но я ловлю себя на том, что мне очень хочется снова оказаться в руках Ларса-маньяка. Однако он зря рассчитывает, что я сама приду и попрошу даже просто поцеловать меня, на такое я неспособна. Пока неспособна? Нет, вообще! Такая я несовременная, и с этим Ларсу Юханссону придется считаться.

Он прав, я снова полночи верчусь без сна, восторженно замирая от мысли, что наступит день, когда Ларс не сможет терпеть и отбросит к черту все приличия.

Утром на пробежке он спокойно замечает:

— У меня дверь была приоткрыта. Могла бы и прийти. Тяжело тебя перевоспитывать.

Я краснею до кончиков волос, а Ларс кивком головы показывает, чтобы бежала следом. Обычно я бегу впереди, это его требование.

Привычное место — у камина в библиотеке, привычная поза — на ковре, привалившись спиной к креслу… но сегодня Ларсу явно не хочется беседовать о берсерках. Если честно, мне тоже, у Ларса какой-то мечтательный и вместе с тем чуть задорный вид, я подозреваю нечто новенькое.

— Знаешь, я попал в этот замок в восемь лет, а до того был просто деревенским мальчишкой.

— Дедушка купил замок?

Он машет рукой:

— Нет, это наследственное. Я жил у другого дедушки.

— В деревне?

— Угу. Родители моей мамы совсем простые, они работали на ферме в Швейцарии. Конечно, роман отца с мамой никого обрадовать не мог, слишком они разные.

Бритт на моем месте просто визжала бы от восторга: у принца на белом коне мать оказалась Золушкой! Сказка да и только.

Я тоже не удержалась, выказать заинтересованность:

— А как они познакомились?

Ларс смеется:

— Почти на балу. — Глаза смотрят лукаво. — Отец работал в Женеве, а мама там училась. Но меня родственники отца признали не сразу, только после гибели родителей. Дед забрал сюда, сменил фамилию и стал воспитывать…

— А… те бабушка с дедушкой?

— Мамин отец был старым, он много старше бабушки. Его уже нет на свете. А бабушка… помнишь, я говорил, что объясню, откуда знаю о Пино-Гри так много? Бабушка вернулась к своим родным во Францию и живет там. Там домик, десяток виноградных лоз, чтобы хватило на вино для себя, ничего другого она не хочет.

— А здешняя бабушка?..

— Я ее даже не видел, дед забрал меня сюда, оставшись один. Именно поэтому Мартин считает меня самозванцем.

— Дед завещал замок тебе?

Ларс меняет позу и внимательно смотрит на меня:

— Хочешь, расскажу, как из деревенского мальчишки пытались сделать аристократа?

— Пытались? А, что, не получилось? Очень хочу.

Он смеется, сегодня Ларс в прекрасном настроении.

— Нет, кое-что у деда вышло. Знаешь, в восемь лет трудно отвыкать от воли вольной и привыкать к строгим правилам во всем.

— Ты бунтовал?

— Еще как! К чему вот это все? — он обвел взглядом роскошную мебель в стиле Людовика какого-то там. — Видишь, так и не привык сидеть в кресле, предпочитаю просто у огня. А если серьезно, деду понадобилось много терпения, чтобы вылепить из меня что-то. Я не желал подчиняться, в этом мы с ним похожи, мы во многом похожи, наверное, потому он за меня и боролся.

Ларс поправил полено в камине и вернулся на место, Я поняла, что воспоминания доставляют ему удовольствие. Мне тоже, ведь сейчас он приоткрыл краешек завесы над своей жизнью. Ларс — восьмилетний бунтарь… это интересно.

— Он пытался дать мне все: лошадей, яхту, моторы, лыжи, путешествия… я сбегал, он возвращал, я не подчинялся, он гнул свое. И все равно ничего не получилось бы, если б не викинги. Его интерес оказался моим, мы подружились. И оказалось, что камин это здорово, Свен вовсе не зануда, несколько вилок слева и ножей справа от прибора не блажь, а удобство, ну, а гаммы на скрипке или рояле не ради издевательства, а чтобы руки слушались.

В его глазах плясали отблески каминного пламени, на лице задумчивое выражение. Таким Ларса я еще не видела, воспоминания полезная вещь.

Он усмехнулся:

— Дед сделал свое, но внутри я все равно остался тем же мальчишкой с пастбища. Второй раз взбунтовался после окончания школы. Взрослый… самостоятельный… почти независимый… У тебя не было бунта?

— Был, но он выразился просто в уходе из дома. Окончила школу, устроилась работать и сняла жилье. Мама до сих пор держит незанятой мою комнату, но я туда не вернусь.

— Это не бунт. Бунт, когда наркотики, опасные игры, опасные друзья, жизнь на грани ареста…

— Ого! У тебя были проблемы с полицией?

— Испугалась? Были. Не так чтобы очень, но дед справиться не мог. Если бы не тот случай… — Стальные глаза потемнели, отблески каминного пламени теперь казались зловещими. — Это вернуло меня на землю и погубило деда.

Некоторое время мы сидели молча. Так хорошо начиналось, но Ларс снова закрылся в своей раковине, стал напряженным.

— Ты спрашивала, должен ли мастер отвечать за свои изделия. Человек вообще должен отвечать за все. Дед перевернул мою жизнь, забрав сюда, он считал себя ответственным за это. Думаю, ему не раз хотелось вернуть меня обратно, но он понимал, что нельзя, дело не в привычке к лучшему, просто для пастбища я больше не годился и, уйдя отсюда, пропал бы даже с деньгами. Именно потому он завещал замок мне. Это не подарок, а скорее обуза, причем, весьма ощутимая. Я гражданин Швейцарии, но замок обязан содержать по шведским законам, а значит, вкладывать в него деньги, следить за сохранностью, не имею права ничего перестраивать и обязан пускать сюда инспекторов и киношников. Слава богу, хоть экскурсии не водят.