Русский предприниматель московский издатель Иван Сытин - Чарльз Рууд

Они уважали друг друга за цепкую деловую хватку, в середине мая Горький писал Ладыжникову: «Хорошая башка у Сытина, очень быстро и верно понимает он то, над чем другой подумал бы с год времени»[469]. И через три недели в очередном письме: «Сытин затягивает переговоры [о «Луче»]… мешая мне начать дело с другими людьми; намерен решительно объясниться с ним»[470].

Каков бы ни был ответ Сытина, дело с «Лучом» не пошло дальше прожектов. А вот литературно-критический журнал под редакцией Горького Сытин счел целесообразным не только поддержать, но и включить в число приложений к «Русскому слову». Когда же Дорошевич и Благов решительно воспротивились этому из политических соображений, Сытин ограничился финансовым участием, которое позволило Горькому начать издание «Летописи». Этот журнал будет выходить с 1915 до 1917 года, но поскольку он соберет всего 8 тысяч подписчиков, то кончится тем, что Сытин потеряет 50 тысяч рублей[471]. В своих воспоминаниях он скупо говорит по этому поводу: «Мы издавали с ним [Горьким] журнал «Летопись», но издание это скоро пришлось остановить»[472]. Кроме того, Сытин несколько раз заключал с Горьким договоры на редакторскую работу и давал деньги для его нового издательства «Парус»[473].

Возвращение Горького в Россию изрядно подогрело заинтересованность Сытина в сотрудничестве с ним, однако Горький приехал на родину незадолго перед тем, как разразилась война и издательское дело стало гораздо более рискованным для всех его участников. В финансовом отношении знакомство с Сытиным оказалось для Горького весьма выгодным, хотя получал он куда меньше того, что просил. Тем выше он ставил Сытина как человека, пекущегося о народном благе и являющего собой достойный подражания пример. Подобно Чехову, Горький считал, что отсталой, охваченной спячкой России как воздух нужны неутомимые труженики и просветители, к которым он относил и себя с Сытиным.

Шел 1914 год, Горький и Сытин вели переговоры об издании полного собрания сочинений писателя и новой ежедневной газеты, как вдруг 15 июня произошло убийство австрийского эрцгерцога Фердинанда и в дверь постучалась война. Еще раньше несколько детей Сытина, несмотря на ухудшение отношений между двумя державами, уехали в Германию, и когда открылись военные действия, он лишь с большим трудом вернул всех, кроме одного, домой. После этого Сытину пришлось призадуматься над тем, что сулят превратности войны его издательскому делу и как вести его дальше.

Глава девятая ИЗДАТЕЛЬ В ГОДЫ ВОЙНЫ

Под влиянием поражений русских в первые два года войны у Сытина отчетливо проявились ура-патриотические настроения. Не так было в 1904 году, теперь же Сытин поможет самодержавию: он станет проповедовать ненависть к врагу и замалчивать совсем уж худые вести с фронта. Кроме того, будучи свидетелем политического смятения в столице (переименованной на русский манер в Петроград), а также нарастающих повсеместно перебоев в снабжении, отчаяния и недовольства, вызванных тяжелыми потерями в сражениях с немцами и австрийцами, Сытин позаботился о том, чтобы «Русское слово» смягчило критику загнанного в угол правительства. На передний план выступили интересы российского государства, для которого началась пора испытаний. Хотя военная цензура и нехватка бумаги и без того сдерживали издательскую деятельность, Сытин сам счел необходимым отступить от чеховского принципа говорить людям всю правду без утайки.

Объявление Германией войны 19 июля 1914 года явилось для русских, в том числе и для Сытина, полной неожиданностью, несмотря на то, что немцы обвинили Николая II и его правительство в проведении мобилизации с целью поддержать сербов в их борьбе с австрийцами. Тем не менее Сытин надеялся на скорое окончание конфликта, и его редакторы в «Русском слове» энергично взялись за освещение сражений и всего хода кампании с той же объективностью, какая отличала газету во время русско-японской войны. Правительство, в свою очередь, крайне опасаясь вражеской пропаганды и критики внутри страны, ввело строгую военную цензуру и предписало цензорам обращать особое внимание на «Русское слово». Мало того, что сытинская газета была самой читаемой в России, но она к тому же пользовалась необыкновенно широкой популярностью в деревне, а именно оттуда приходила в царскую армию основная масса солдат.

В сентябре 1914 года начальник Главного управления по делам печати вызвал к себе Руманова, показал ему приказы Верховного командования, касающиеся прессы, и велел довести их смысл до Сытина и редакторов «Русского слова»[474]. Всего за два месяца, отчитал он Руманова, «Русское слово» умудрилось помочь врагу. Он – «друг газеты», однако, если она не переменится, он употребит власть. Преждевременному разглашению сведений о военных операциях нет оправдания, а посему – никаких репортажей до появления официальных сводок.

К октябрю военная цензура еще более ужесточилась, и вновь «Русскому слову» досталось за критику больше других. Отныне два цензора прочитывали военные комментарии, а также все иные материалы газеты, имеющие отношение к войне. Кроме того, они обязаны были определять, какое впечатление могут произвести публикации на гражданское население, и запрещать все, что казалось «упадническим». Касательно военно-морских вопросов «Русскому слову» впредь надлежало ограничиваться только официальными сообщениями[475].

А редакторы «Русского слова» жаловались на цензуру. Утверждение материалов московской военной цензурой, говорили они, занимает порой несколько часов, и к»частую их не успевают опубликовать в тот же день. Теперь, когда тираж газеты превысил 500 тысяч экземпляров, сотрудникам редакции приходилось выпускать номер в сжатые сроки. Почему, спрашивали они, корреспонденции должны проходить двойную цензуру: ка месте событий и в Москве?[476] (Местные цензоры, приданные Московскому телеграфному агентству [МТА], просматривали каждое сообщение, поступавшее по телеграфу.) Поскольку отчасти вина за опоздания и недоброкачественность телеграфных лент с новостями лежала непосредственно на МТА, Сытин велел своим редакторам жаловаться и телеграфному начальству[477]. Они также возобновили ходатайство, впервые поданное в 1913 году, о том, чтобы провести в редакцию прямую телеграфную связь, но правительство не разрешило изменять порядок цензурных ограничений. Прямую линию «Русское слово» получит только в 1917 году, когда к власти придет Временное правительство[478], а пока Сытин нанял для связи с МТА курьера: тот галопом носился по улицам на белой лошади, напоминая москвичам, что сытинская газета не останавливается перед затратами, лишь бы вовремя сообщить им последние известия.