ГИТЛЕР, Inc. - Гвидо Препарата

Каждый раз, когда Норман начинал терять золото, он пёрвый нарушал «правила игры», увеличивая денежную массу, вместо того чтобы её сокращать (152); за период с 1924 но 1929 год значительная доля иностранных денег, привлечённых трюком

с разностью процентной ставки между Лондоном и Ныо-Йорком, принималась лондонскими акционерными банками, а затем неизменно переводилась в Германию, в количествах, превышавших ресурсы банков; всё это делалось с полного ведома управляющего Английским банком (153). В процессе этих манипуляций лондонские банки ослабили «покрытие», сделав его вдвое меньше обычного. Официальное расследование этих необъяснимых «недосмотров», начатое после краха 1931 года, закончилось ничем (154).

Коротко говоря, после полного финансового краха Германии, происшедшего в середине июля, началась атака на фунт стерлингов.

13 июля Специальный чрезвычайный комитет, созданный для уяснения положения дел в британской экономике, завершил свою работу: доклад Макмиллана, обнаживший неприглядную внешнюю задолженность британских банков, был обнародован в подозрительно подходящее время, причём в нём не была упомянута ни одна из «больших фигур» (155). Встревоженные докладом и кризисом в Берлине, центральные банки Франции, Голландии, Швейцарии и Бельгии ликвидировали небольшую часть своих стерлинговых счётов в Лондоне, изъяв оттуда 32 миллиона золотых фунтов — то есть около 20 процентов золотого запаса Нормана. То, что последовало дальше, больше похоже на сказки об инопланетянах.

Гаррисон незамедлительно телеграфировал Норману. «Можете ли вы пролить свет на происходящее?» — спрашивал он. «Я не могу объяснить это падение…» — ответил Норман (156). Эта ситуация, если выражаться мягко, была серьёзной и требовала экстренных и решительных мёр. Например, повышения ставки до 7-8 процентов, как признал сам Норман 23 июля, беседуя с Гаррисоном по телефону (157). Как вы думаете, какое решение после всего этого принял Английский банк? 29 июля он поднял ставку банковского процента с 3,5 до 4,5, хотя 10 процентов могли бы «привлечь деньги с луны»… Поднять ставку всего на один пункт — это всё равно что пытаться остановить сильное кровотечение тонкой газовой тряпочкой. Банкиры всего мира были буквально ошеломлены реакцией Лондона — непростительно глупой, как они посчитали.

В тот же день Норман, «плохо себя почувствовав», упал в обморок во время совещания в министерстве финансов (158). На время он оставил руководство банком. Сославшись на нездоровье и не афишируя своё имя в списке пассажиров, он 15 августа сёл на быстроходный лайнер, направлявшийся в Квебек. Руководство банком взял на себя заместитель Нормана Эрнест Гарви, надлежащим образом проинструктированный. Вашингтон и Париж немедленно выступили с предложением помощи.

Гарви в ответ прикрылся дымовой завесой недочётов в действиях правительства. «…Которые, — заявил он, — являются причиной и источником наших бед; реально этому невозможно помочь». Никто ему не поверил, и международное банкирское братство продолжало настаивать на помощи Старой Даме с Треднидл-стрит*.

* Жаргонное название Английского банка.

31 июля Париж и Нью-Йорк, дабы защитить фунт стерлингов, предложили Лондону кредиты, так сказать, боекомплект, с помощью которого Английский банк смог вы выкупить фунты, выбранные в Лондоне спекулянтами. 5 августа, когда фунт продолжал падать, а золото уплывать из страны, Гарви отказался принять франко-американские кредиты. Французы поинтересовались, что же он творит, на что Гарви ответил, что даёт золоту уплывать, чтобы преподать урок министерству финансов и научить его составлять сбалансированный бюджет. Море, новый управляющий Французским банком, не верил своим ушам, «придя в совершённое замешательство» (160).

Гарви продолжал громоздить одну ложь на другую, утверждая, что источник утечки золота остаётся необъяснимым и что британские граждане имеют к ней только косвенное отношение, в то время как в банкирских кругах продолжало крепнуть убеждение, что именно сами финансисты Сити были главными спекулянтами, топившими собственную валюту (161). Фунт продолжал падать, и франко-американские кредиты были съедены в течение буквально нескольких дней. Французы и американцы, не смея сомневаться в честности британцев, продолжали настаивать на своём, и в конце августа предложили два дополнительных кредита — в долларах и франках, — чтобы организовать резервную линию обороны фунта. Английский банк, вместо того чтобы прибрать эти боеприпасы к рукам и отстреливаться с собственных позиций, направил эти средства в две крепости меньшего значения — в Британский заморский банк и в Английский международный банк, а эти последние частотой и размерами покупки фунтов открыли спекулянтам то, чего нельзя было открывать ни при каких обстоятельствах — величину самих резервов (162). Всё поняли, что деньги, так сказать, готовы к употреблению, и что эта благодать долго не продлится, — и действительно, полученные средства были растрачены в мгновение ока.

В середине сентября фунт стерлингов получил, наконец, coup de grace: никто не знает этого точно, но, по косвенным данным, последнее изъятие произошло через Нидерланды (163), хотя и не через официальные счёта (164): центральные банки замёрли и оцепенели. С этой последней диверсией Франция уже не могла поделать ничего. Учитывая размеры её фунтовых счетов, она теряла огромные суммы от падения курса британской валюты; действительно, в этот момент она начала лихорадочно покупать фунты стерлингов. То же самое касается и Голландского банка. Так кто же на самом деле ограбил Старую Даму?

Данные на этот счёт очень «скудны», жалуются историки (165).

Отсюда следует вывод, что катастрофа была следствием деятельности серой безликой массы, которую очень удобно именуют «спекулянтами» или просто «рынком», — неких призрачных каперов, которые в сентябре обобрали подвалы банка в ещё большей степени, доведя потери в последние два месяца до 200 миллионов фунтов в золоте и депозитах (166). Но при этом было хорошо известно, что:

«В своих операциях с иностранными счётами Английский банк был постоянно вынужден прибегать к секретности и большой осмотрительности. Нет никакого сомнения в том, что его усилия в этом отношении были успешными, как подтверждают скудные догадки прессы и даже министерства финансов относительно истинных масштабов деятельности банка… Знание обществом того факта, что банк действительно обладает резервами, приписываемыми ему газетами… сделало бы его политику невозможной… В своих рыночных операциях [банк] преднамеренно маскировался. Имея ряд счётов в Федеральном резервном банке Нью-Йорка, он не давал банкам — при платежах или приёме средств — никаких сведений о происхождении денег (167).»

Поскольку таковы были методы работы Старой Дамы, то трудно устоять перед искушением сделать вывод о том, что сам банк занимался спекуляциями под прикрытием секретных счётов в иностранных банках путём краткосрочных продаж и подобных операций, имея целью хитростью заманить всё стадо в свою золотую святыню по пути «наименьшего сопротивления», — об этом неопровержимо свидетельствуют абсурдно низкие дисконтные ставки в 4,5 процента и слабая сентябрьская оборона двух мелких банков.

В это же время, 15 сентября, в Инвергордоне, в Шотландии, 500 матросов подняли мятеж, требуя повышения жалованья. Газеты весьма живописно преподнесли эту историю, громко протрубив на весь мир, что британский флот пришёл в полное расстройство. В официальных британских органах распространился психоз — всем казалось, что Британия стоит на пороге гибели. Находившийся в Новой Шотландии, действуя совместно с Гарви, Норман принялся составлять проект билля, отменяющего Золотой акт 1925 года. 18 сентября фунт стерлингов прекратил сопротивление и капитулировал. В тот день, когда Норман отплыл из Квебека на родину, на его имя из банка поступила телеграмма: «Старая Дама умерла в понедельник».

В понедельник 21 сентября на глазах у онемевшего от изумления мира Британия отменила платежи золотом.

В течение четырёх недель её примеру последовали восемнадцать стран, тоже отказавшись от золотого стандарта. Для того чтобы обуздать зарвавшихся спекулянтов, банк поднял процентную ставку до 6 пунктов, на этом уровне она оставалась в последующие четыре месяца (см. рис. 4.1).

Поначалу казалось, что случилась одна из непонятных потерь, и британцы не знали, радоваться им или огорчаться по этому поводу. Правда, вскоре «политики, пресса и общество пришли к убеждению, что те… кто отлучил Британию от золота, сделали правительству — против его воли — благословенный дар» (168).

Но это был ещё не конец: правители империи для полноты картины завершили эту piece extraordinaire торжественным финалом. Министр финансов и «преданный раб Нормана» Сноуден (169), выступая на официальных похоронах золотого стандарта в палате общин, с сентиментальным величием призвал собравшихся «не произносить никаких слов… в этот момент, ибо это сделает расставание ещё более тягостным». Немногие скептики, чтобы не прослыть «шутниками в храме», предпочли удержать язык за зубами (170).