Творения, том 2, книга 1 - Иоанн Златоуст

5. Вот, наперед говорю и объявляю, и громким взываю голосом: никто из имеющих врага да не приступает к священной трапезе и не принимает тела Господня; никто приступающий да не имеет врага! Имеешь врага – не приступай. Хочешь приступить – примирись, и тогда приступи, и прикоснись к святыне. Впрочем, не я говорю это, но сам Господь, распятый за нас. Он, чтобы примирить тебя с Отцом, не отказался умереть и пролить кровь; а ты, чтобы примириться с подобным тебе рабом, не хочешь и слова сказать и придти первый? Послушай, что Он говорит о таких людях. “Итак, если ты принесешь дар твой к жертвеннику и там вспомнишь, что брат твой имеет что-нибудь против тебя” (Мф. 5:23). Не сказал: подожди, пока он придет к тебе, или: переговори с ним чрез какого-либо посредника, или: попроси кого другого, но: сам пойди к нему, – “и пойди прежде примирись с братом твоим” (ст. 24). Чудное дело! Он не считает для Себя бесчестием, когда оставляют дар; а ты почитаешь унижением – первому придти и примириться! Как же можно это простить, скажи мне? Если увидишь, что у тебя отрублен какой-либо член, не делаешь ли все, чтобы соединить его с телом? Так же поступи с братьями: когда увидишь, что отсечены от дружбы твоей, поспеши скорее принять их в свои объятия; не выжидай, чтобы они первые пришли к тебе, но сам первый устремись получить награду.

С одним только повелено нам быть во вражде – с дьяволом: с ним никогда не примиряйся; а к брату никогда не питай в сердце злобы, но если и случится какое огорчение, пусть будет оно разве на один день, и долее дня да не продолжается. “Солнце, – сказано, – да не зайдет во гневе вашем” (Еф. 4:26). Если примиришься прежде вечера, получишь от Бога прощение; но, если долее пробудешь во вражде, то неприязнь твоя будет знаком не увлечения от раздражительности и гнева, но злости, – знаком души развращенной и преданной греху. Впрочем, зло не в том только, что ты сам себя лишаешь прощения, а в том, что и прекращение вражды становится более затруднительным: прошел один день, стыд уже стал больше; проходит другой день, стыд еще увеличивается; а как пропустишь третий и четвертый день, то прибавится и пятый; таким же образом пять (дней) сделаются десятью, десять двадцатью, двадцать сотнею; и наконец, рана будет уже неизлечима, потому, что чем более проходит времени, тем более расходимся мы друг с другом. Но, человек, не дай в себе места ни одной из этих неразумных страстей; не стыдись и не красней, и не говори про себя: "недавно мы так выбранили друг друга; насказали тьму таких слов, которых нельзя и говорить; и теперь пойду мириться? Кто же не осудит моего легкомыслия?" Никто, у кого есть разум, не обвинит тебя в легкомыслии, напротив, когда ты останешься непримиримым, тогда-то все будут смеяться над тобой, тогда-то дашь ты большой простор дьяволу. Ведь вражда становится неудобопримиримою не только от времени, но и от случившихся в течение этого времени дел. Как “любовь покрывает множество грехов” (1 Пет. 4:8), так вражда составляет и небывалые грехи, и у нее находят веру все клеветники, – все, кто радуется чужому несчастию и разглашает чужие пороки. Зная все это, предупреди и удержи брата, пока он совсем не отдалился; и, хотя бы для этого надлежало в тот день обежать весь город, хотя бы выйти за стены городские, хотя бы пройти дальний путь: оставь все, что у тебя в руках, и озаботься этим одним, – как бы примириться с братом. Если это дело и трудно, подумай, что все это делаешь ты для Бога – и получишь достаточное ободрение, и душу, коснящую и медлящую, краснеющую и стыдящуюся, пробуди, постоянно напевая ей такие речи: что медлишь? Что откладываешь и удерживаешься? Дело у нас не о деньгах, и не о другом чем-либо временном, а о спасении. Бог повелел делать это – и все должно уступить Его заповедям? Дело это есть некоторая духовная купля: не будем беспечны, не будем небрежны; пусть враг знает, что столь великое усердие показали мы для угождения Богу; и пусть он станет опять оскорблять нас, бить, или еще что-нибудь худшее делать, – благодушно перенесем все, так как чрез это не столь окажем добра ему, сколько самим себе: добродетель эта более всех поможет нам в тот день. Много и тяжко мы согрешили, и преступили закон, и прогневали Владыку нашего; но Он, по Своему человеколюбию, дал нам этот способ примирения: не отвергнем же этого прекрасного сокровища. Разве Он не был властен повелеть только примириться, не предлагая нам за то никакой награды? Ведь, никто не может противоречить Его повелениям и поправлять их. Однако Он, по великому Своему человеколюбию, обещал нам и награду – великую и неизъяснимую, которой мы более всего желаем, – прощение наших грехов, – и этим облегчил для нас самое послушание.

6. Какое же заслужим прощение, когда, имея получить и столь великую награду, не повинуемся Законодателю, но остаемся презрителями? А что это действительно – презрение, видно из следующего. Если бы царь издал такой указ, чтобы все враждующие мирились друг с другом, иначе потеряют голову, – не все ли мы поспешили бы примириться с ближними? Я думаю. Какое же будем иметь извинение, когда не воздаем Господу и такого почтения, какое оказываем сорабам нашим? Поэтому повелено нам говорить: “И прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим” (Мф. 6:12).

Что может быть мягче, что милосерднее этого повеления? Тебя сделал Он судьею в прощении твоих грехов: мало ты простишь – мало и тебе будет прощено; много простишь – много и тебе будет прощено; простишь от чистого сердца – так и Бог тебе простит; простив врагу, ты еще сделаешь его и другом своим – так и Бог поступит с тобою. Итак, тем более кто согрешил против нас, тем более должны мы спешить к примирению с ним, потому что он становится причиной прощения нам большего числа грехов. Хочешь ли знать, что нет никакого прощения нам, и никто не избавит нас, если мы злопамятствуем? Объясню слова мои примером. Чем оскорбил тебя ближний? Похитил деньги, описал, присвоил себе? Не довольствуюсь этим, но прибавлю и другие, еще большие этих, оскорбления, какие только угодно тебе будет: он задумал убить тебя, устроил тебе тысячу опасностей, сделал тебе всякое зло, и вообще не опустил ничего, что только свойственно человеческой злобе? И, чтобы не говорить обо всем порознь, положим, что он нанес тебе такую обиду, какой никто никогда ни делал никому: и в таком случае тебе не будет прощения, если станешь злопамятствовать. Как это? – сейчас скажу. Если бы слуга твой был тебе должен сто золотых, а другой кто-нибудь был ему должен несколько серебряных монет; этот должник слуги твоего пришел бы и стал бы просить тебя и молить о прощении, и ты, призвав своего слугу, приказал бы ему простить долг этому человеку, сказав: "долг этот я принимаю вместо твоего долга мне"; потом этот бесстыдный и злой слуга стал бы опять душить своего должника: мог ли бы кто исторгнуть его из твоих рук? Не дал ли бы ты ему тысячу ударов, как оскорбленный им до крайности? И поделом!

Это же и Бог сделает; в тот день Он скажет тебе: "злой и негодный раб! Разве ты из своего простил ему? Тебе приказано было отдать из того, что ты был мне должен: прости, сказано, и прощу тебе. Даже, если бы и этого Я не присовокупил, тебе и тогда надлежало бы простить из послушания господину; но вот Я не приказывал, как господин, но просил милости, как у друга, притом из Моей собственности, и обещал еще дать больше; и при всем этом ты не сделался лучшим". Люди в таких случаях поступают так: слагают с своих слуг столько, сколько этим должны другие; наприм., слуга должен сто золотых, а слуге должен кто-либо десять золотых; если этому слуга простит долг, господин прощает ему не сто, но только десять, а все прочие взыскивает. Бог же не так; но, если ты простил сорабу твоему немногое, Он простит тебе все. Из чего это видно? Из самой молитвы. “Ибо если вы будете прощать, - говорит, – людям согрешения их, то простит и вам Отец ваш Небесный” долги ваши (Мф. 6:14). Но сколько разности между сотнею динариев и десятью тысячами талантов, столько между теми и этими долгами. Какого же не будешь достоин наказания, когда, имея получить десять тысяч талантов за сто динариев, не прощаешь и этих немногих монет, и таким образом молитву эту обращаешь против самого себя? Ведь, когда скажешь: “И прости нам долги наши, как и мы прощаем”, – и между тем сам не простишь; то молишь Бога не о другом о чем, как о том, чтобы Он лишил тебя всякого извинения и прощения. Но, не смею, говоришь ты, сказать: прости мне, как я прощаю, а только (говорю): прости мне. К чему же это? Хоть ты и не скажешь, но Бог так делает: как ты простишь, так и Он простит. И это показал Он в следующих словах: “А если не будете прощать людям согрешения их, то и Отец ваш (небесный) не простит вам согрешений ваших” (Мф. 6:15). Не считай поэтому знаком благоговения произносить неполное прошение, и не твори молитву в половину; но, как повелел (Бог), так и молися, чтобы хоть необходимость произносить эти слова каждодневно устрашала и побуждала тебя к прощению ближнего. Не говори мне: "много я убеждал, упрашивал и умолял – и (враг) не примирился"; не отставай, пока не примиришься. Не сказал Господь: оставь дар твой, и поди, попроси брата твоего, но – “и пойди прежде примирись”; следовательно, сколько бы ни пришлось тебе просить, не отставай, пока не убедишь. Бог всякий день просит нас, и мы не слушаем; однако Он не перестает просить: а ты не хочешь попросить подобного тебе раба? Как же можешь спастись? Но ты много раз просил, и столько же раз был отвергнут? За то большую получишь награду: тем более увеличится награда тебе; чем с большим затруднением делается дело, чем большего труда стоит примирение, тем большее будет ему осуждение, а тебе блистательнейшие венцы за терпение. Это не только будем хвалить, но и выполним на деле; и не отстанем, пока не восстановим прежней дружбы (с врагами). Мало того, чтобы не огорчать и не обижать врага, и не иметь в сердце злобы на него, должно и его заставить иметь к нам любовь.